— Мама, прекрати вмешиваться в наши с Люсей отношения! Ты вспомни, как ты меня воспитывала! Ты меня колотила, как сидорову козу, за любую провинность. Мне жизнь испоганила, теперь за внучку взялась?
***
Уже три года с тех пор, как Сережа ушел в мир иной. Оставил их. Просто сердце остановилось, и все. Лариса тогда думала, что мир рухнул, что она осталась под обломками. Но оказалось, что самое сложное — это не пережить потерю, а жить дальше. Одной. С дочерью-подростком, у которой характер менялся быстрее, чем погода в апреле.
Из комнаты Люси доносились глухие басы какой-то модной музыки. «Бум-бум-бум» — отдавалось в висках у Ларисы.
— Люся! — крикнула она, стараясь перекричать музыку. — Сделай тише! Соседи жаловаться будут!
Музыка не стихла. Лариса вздохнула, вытерла руки о полотенце и пошла в комнату дочери. Дверь, конечно же, была закрыта. Она толкнула ее — заперто.
— Люся, открой! — Лариса постучала. — Нам нужно поговорить насчет твоих оценок за четверть. Классная руководительница звонила.
Щелкнул замок. Дверь распахнулась, и на пороге возникла Люся. Тринадцать лет. Тот самый возраст, когда ребенок превращается в колючего ежика, уверенного, что весь мир настроен против него. Волосы выкрашены в какой-то немыслимый фиолетовый оттенок (временная краска, слава богу), на лице — выражение вселенской скорби пополам с презрением.
— Ну чего тебе? — буркнула она, не вынимая одного наушника. — Я занята.
— Занята чем? Просмотром видео в ТикТоке? — Лариса прошла в комнату и убавила звук на колонке. — Мария Павловна сказала, что у тебя выходит двойка по алгебре. И по химии на грани. Ты вообще уроки делаешь?
— Ой, началось, — Люся закатила глаза так, что видны были только белки. — Мам, ты душная. Сейчас каникулы скоро, исправлю я все.
— Когда исправишь? Завтра конец четверти! Люся, я работаю на двух работах, чтобы у тебя все было. А ты... Ты даже посуду за собой помыть не можешь!
— А я тебя просила на двух работах пахать? — огрызнулась дочь. — Мне, может, внимание нужно, а не твои деньги! Ты вечно злая, вечно орешь!
— Я ору? — Лариса почувствовала, как внутри закипает обида. — Я пытаюсь тебя воспитать человеком! А ты...
Люся демонстративно схватила телефон.
— Все, я звоню бабушке. Она меня понимает. Она единственная, кто меня любит в этом доме!
Лариса хотела вырвать телефон, но сдержалась. Только сжала кулаки так, что ногти впились в ладони.
— Звони, — тихо сказала она. — Конечно. Звони своей доброй бабушке.
Люся уже набирала номер, всхлипывая в трубку:
— Бабуль... Да... Она опять. Кричит на меня... Говорит, что я никчемная... Да, приезжай, пожалуйста!
Лариса вышла из комнаты, чувствуя, как пульсирует жилка на виске. Спектакль начинался. Акт первый: «Бедная сиротка и злая мачеха».
***
Ирина Андреевна появилась через сорок минут. Она вплыла в квартиру, как каравелла в гавань — величественная, пахнущая дорогими духами. В руках у нее были пакеты с фруктами и какой-то яркой одеждой.
— Где моя девочка? — провозгласила она с порога, даже не взглянув на дочь.
— В своей комнате, страдает, — сухо ответила Лариса, прислонившись к косяку. — Мам, может, хоть разуешься?
Ирина Андреевна смерила ее уничтожающим взглядом.
— Я смотрю, ты совсем распоясалась, Лариса. Ребенка до слез довела. У девочки переходный возраст, гормоны, травма после ухода отца, а ты... Эгоистка. Вся в своего папашу.
Она прошла в комнату к внучке. Через минуту оттуда донеслись приглушенные голоса: жалобный плач Люси и воркующий, успокаивающий голос бабушки.
— Ну тише, тише, моя рыбка. Вот, смотри, я тебе кофточку привезла, как ты хотела. И денежку вот, держи, купишь себе что-нибудь вкусненькое. А маму не слушай, она просто устала, нервная она у нас.
Лариса стояла в коридоре и чувствовала себя оплеванной. Снова. Это повторялось из раза в раз. Стоило ей попытаться призвать дочь к порядку, как появлялась Ирина Андреевна в сияющих доспехах, задаривала Люсю подарками, отменяла все наказания и выставляла Ларису тираном.
Через полчаса бабушка вышла на кухню, где Лариса пыталась пить остывший чай.
— Значит так, — Ирина Андреевна села напротив, сложив руки на груди. — Ты прекращай ребенка третировать. Двойка по алгебре — это не конец света.
— Мам, это не просто двойка. Это лень. Она не хочет учиться.
— Она творческая натура! — отрезала Ирина Андреевна. — Ей сложно. Ты должна быть мягче. Ты мать или надзиратель?
— Я мать, которая пытается дать ей будущее! — Лариса повысила голос. — А ты приезжаешь, суешь ей деньги и уезжаешь в свою тихую, чистую квартиру. А мне потом неделю разгребать! Она после твоих визитов вообще неуправляемая становится!
— Не смей на меня кричать! — Ирина Андреевна хлопнула ладонью по столу. — Я помогаю, чем могу. Если ты не справляешься с воспитанием, это твои проблемы. Я Люсеньку люблю, и в обиду не дам.
Она встала, поправила прическу.
— Все, я поехала. У меня давление. Люсе я сказала, что если ты будешь ее обижать, она всегда может мне позвонить.
Ирина Андреевна ушла, оставив после себя шлейф духов и разруху в душе Ларисы.
Вечер прошел в молчании. Люся вышла только чтобы взять еду и унести к себе в комнату. На попытку Ларисы сказать, что в комнате есть нельзя, она фыркнула:
— Бабушка разрешила.
***
Неделя прошла как на пороховой бочке. Люся вела себя вызывающе. Она гуляла до поздна, не отвечала на звонки, а на все претензии отвечала одной фразой: «Ты меня не любишь, вот бабушка...».
Пик наступил в пятницу. Люся заявилась домой в полночь. От нее пахло табаком — явно стояла рядом с курящими.
Лариса встретила ее в коридоре.
— Ты время видела? — голос Ларисы дрожал от пережитого страха. — Я обзвонила все больницы!
— Ой, да ладно, засиделись с ребятами, — Люся скинула кроссовки. — Чего ты истеришь?
— Я истепрю?! — Лариса схватила дочь за плечи. — Тебе тринадцать лет! Какие ребята до полуночи? С завтрашнего дня — никакого гуляния. И телефон я забираю на неделю.
Люся вырвалась, глаза ее сузились.
— Не имеешь права! Ты... Ты вообще мне никто! Бабушка права, ты просто завидуешь моей молодости! Я тебя ненавижу!
Она убежала в комнату, хлопнула дверью и начала орать кому-то в трубку. Конечно, бабушке.
Через пять минут Люся вышла с рюкзаком.
— Я уезжаю. Жить к бабушке. Она сказала — приезжай, места хватит. Она меня любит, в отличие от тебя!
Лариса застыла. Внутри что-то оборвалось.
— Хорошо, — тихо сказала она. — Езжай.
Люся даже растерялась на секунду, ожидая скандала, но потом гордо вскинула подбородок.
— И поеду! Прямо сейчас!
Она выскочила из квартиры. Лариса подошла к окну. Через десять минут подъехало такси. Люся села в машину.
Лариса взяла телефон и набрала матери.
— Алло? — голос Ирины Андреевны был сонным и недовольным.
— Мама, встречай внучку. Она к тебе переехала. Насовсем.
— Что? В смысле? Ночь на дворе!
— Ну, ты же добрая бабушка. Ты же говорила, что я ее обижаю. Вот, принимай. Люби, корми, воспитывай. Хватит настраивать ребенка против меня!
— Лариса, ты в своем уме? — сон как рукой сняло. — Куда я ее возьму? У меня завтра йога с утра, потом встреча с подругами...
— Это теперь твои проблемы, мам. Она едет к тебе.
***
Утром в субботу звонок в дверь разбудил Ларису ни свет ни заря.
На пороге стояла Ирина Андреевна. Без макияжа, взъерошенная, злая. Рядом, надутая как мышь на крупу, стояла Люся с рюкзаком.
— Забирай! — рявкнула мать, подталкивая внучку в квартиру.
— Что такое? — Лариса скрестила руки на груди, не давая им пройти. — Вы же любящая семья. Что не поделили за одну ночь?
— Она невозможная! — закричала Ирина Андреевна. — Всю ночь в телефоне сидела, музыка орет! Я ей говорю — спать пора, а она мне хамит! Утром попросила кашу сварить — нос воротит! «Не буду, не хочу, дай денег на пиццу». Это что за воспитание такое, Лариса?!
Лариса рассмеялась. Горько, зло.
— А что ты хотела, мам? Это же «творческая натура». Ей сложно. Ты должна быть мягче.
— Не язви! — Ирина Андреевна прошла на кухню, плюхнулась на стул. — Я давление всю ночь мерила! У меня сердце! А она... Она совершенно невоспитанная! Ты мать, ты и должна с этим разбираться!
Люся стояла в коридоре, опустив голову. Вид у нее был побитый. Видимо, «добрая бабушка» в быту оказалась не такой уж сахарной.
Лариса вошла на кухню следом за матерью.
— А знаешь, мам, почему она такая? — тихо спросила она. — Потому что ты ей позволяла все, лишь бы мне насолить. Ты приезжала раз в неделю, была праздником, а будни оставляла мне. А теперь, когда праздник кончился, ты сбежала?
— Я не сбежала! Я просто старый человек!
— Ты не старая, мама. Тебе всего шестьдесят два. Ты отлично выглядишь. Просто ты эгоистка.
— Я?! — Ирина Андреевна задохнулась от возмущения. — Я жизнь на вас положила!
— На кого «на вас»? — Лариса села напротив, глядя матери прямо в глаза. — На меня? Мам, давай честно. Ты меня на бабушку скинула, когда мне год был. И забрала только в двенадцать лет, когда бабушки не стало. Двенадцать лет я жила с бабушкой в деревне, а ты в городе «карьеру строила» и личную жизнь устраивала.
Ирина Андреевна побледнела.
— У меня не было выхода! Время было тяжелое!
— Было время, — кивнула Лариса. — А потом ты меня забрала. И началось воспитание. Помнишь? Как ты меня за четверку в четверти из дома выгоняла? Как по лицу била за то, что я посуду не так помыла? Как запрещала гулять до восемнадцати лет?
— Не было такого! — взвизгнула мать. — Ты все выдумываешь! Тебе лечиться пора, у тебя фантазии больные!
— Было, мама. Было. И синяки были, и ночевки в подъезде. Я все помню. Ты не любила меня. Я тебе мешала. И сейчас Люся тебе мешает. Ты любишь ее, только пока она удобная. Пока можно приехать, покрасоваться «я бабушка года» и уехать. А как только нужно взять ответственность — ты в кусты.
Ирина Андреевна вскочила. Руки ее тряслись.
— Ты... ты неблагодарная! Я приехала помочь, вразумить!
— Вразумить? — Лариса встала. — Нет, мама. Ты приехала сбросить балласт. Потому что одно дело — дискредитировать меня на безопасном расстоянии, а совсем другое — жить с подростком.
В дверях кухни показалась Люся. Она смотрела на бабушку широко раскрытыми глазами.
— Бабуль... Ты правда маму била? — тихо спросила она.
Ирина Андреевна дернулась, как от удара.
— Это... Это совсем другое! — выпалила она. — У меня тогда не было другого выхода! Она была трудным ребенком! Я хотела как лучше!
Люся перевела взгляд на мать. Потом снова на бабушку.
— Ты же говорила, что мама врет. Что она сама виновата. А оказывается...
— Ой, все! — Ирина Андреевна схватила сумочку. — Сговорились! Два сапога пара! Ноги моей здесь больше не будет! Разбирайтесь сами в своем гадюшнике!
Она вылетела из квартиры, хлопнув дверью так, что с потолка посыпалась штукатурка.
В квартире повисла тишина. Лариса опустилась на стул, чувствуя, как уходят силы. Все, что копилось годами, вырвалось наружу.
Люся неуверенно подошла к столу. Села на то место, где только что сидела бабушка.
— Мам... — она покрутила пальцем солонку. — Она реально меня выгнала. С утра начала орать, что я ей всю квартиру разнесла, хотя я просто чашку на столе оставила. Сказала, что я неряха, в тебя пошла.
Лариса грустно усмехнулась.
— Добро пожаловать в реальный мир, Люсь. Бабушка любит идеальную картинку. А живые люди ее раздражают.
— Прости меня, — Люся шмыгнула носом. — Я дура была. Я думала, у нее там рай. А она... Она даже музыку слушать не дала. И телефон отобрать хотела, когда я в ванной долго сидела.
Лариса посмотрела на дочь. Фиолетовые волосы растрепались, под глазами круги — видимо, и правда не спала ночь. Сейчас она не выглядела колючим подростком. Она была просто маленькой девочкой, которой очень нужна была мама.
— Иди сюда, — Лариса протянула руки.
Люся вскочила и уткнулась матери в плечо. Она пахла улицей, дешевым шампунем и детским горем.
— Мамочка, я больше не буду, честно... Я уроки сделаю. И гулять не буду так поздно. Я просто... Я думала, ты придираешься. А ты, оказывается, еще добрая по сравнению с ней.
Лариса гладила дочь по спине, по спутанным волосам.
— Я тебя люблю, Люська. Даже когда ругаюсь. Я просто боюсь за тебя. Мир — он сложный. И я не хочу, чтобы ты набивала шишки там, где можно обойти.
— Я поняла, — пробурчала Люся в плечо. — Мам, а можно я... борща поем? Бабушка меня овсянкой на воде пыталась накормить, гадость такая.
Лариса рассмеялась. Легко, с облегчением.
— Можно. Иди мой руки.
***
Вечером они сидели на диване, укрывшись одним пледом, и смотрели какой-то глупый комедийный сериал. Телефон Ларисы дзынькнул. Сообщение от мамы.
«Давление 180. Вы меня в гроб загоните. Но я все равно вас люблю. Деньги перевела Люсе на карту, пусть купит себе что хочет. Не злитесь на старую больную женщину».
Лариса показала сообщение дочери. Люся хмыкнула.
— Откупается.
— Ага. Это ее язык любви, Люсь. Другого она не знает.
— Ну и ладно, — Люся пожала плечами. — Деньги пригодятся. Я на новые наушники коплю. Но жить к ней я больше не поеду. Ни за какие коврижки.
— И не надо, — Лариса поцеловала дочь в макушку. — Нам и вдвоем неплохо.
— Мам?
— М?
— А химия... Ты мне поможешь? Я там вообще ничего не понимаю. Эти валентности...
— Помогу. У твоего папы, кстати, пятерка была по химии. Найдем его старые справочники, разберемся.
Люся прижалась к матери крепче.
— Спасибо, мам. Ты у меня самая лучшая. И прости, что я тебе говорила... ну, про любовь.
— Забыли, — сказала Лариса, глядя на экран, где герои смеялись и обнимались. — Главное, что мы дома. И что мы — банда.
Уважаемые читатели, на канале проводится конкурс. Оставьте лайк и комментарий к прочитанному рассказу и станьте участником конкурса. Оглашение результатов конкурса в конце каждой недели. Приз - бесплатная подписка на Премиум-рассказы на месяц.
Победители конкурса.
«Секретики» канала.
Самые лучшие и обсуждаемые рассказы.