Звонок из приёмной главного врача застал Марину прямо посреди операции.
Она как раз заканчивала накладывать швы на животик трёхлетнего мальчика, когда медсестра Люда заглянула в операционную с вытянутым лицом.
— Марина Сергеевна, вас срочно вызывают к Петрову. Говорят, поступила жалоба на вас.
Жалоба? Марина нахмурилась под маской. За двенадцать лет работы детским хирургом на неё ни разу не жаловались. Родители маленьких пациентов всегда благодарили её, некоторые даже плакали от счастья, когда она выходила из операционной с хорошими новостями.
Через сорок минут она уже сидела в кабинете главврача, пытаясь понять, что происходит.
— Марина Сергеевна, — Виктор Андреевич Петров смотрел на неё поверх очков, — на вас поступила анонимная жалоба. Якобы вы грубите пациентам, опаздываете на смены и... — он замялся, — злоупотребляете служебным положением.
— Что? — Марина не поверила своим ушам. — Какое злоупотребление? Я даже в отпуске не была три года!
— Я знаю, — главврач вздохнул. — Поэтому и вызвал вас лично. Жалоба написана явно человеком, который не разбирается в медицине. Там упоминаются какие-то несуществующие процедуры. Но по протоколу я обязан провести проверку.
Марина вышла из кабинета с гудящей головой. Кто мог написать на неё жалобу? И главное — зачем?
Ответ пришёл вечером того же дня.
Когда Марина открыла дверь своей квартиры, её встретил запах борща и громкий голос свекрови из кухни.
— Димочка, ты совсем исхудал! Эта твоя жена совсем тебя не кормит. Вот я приготовила настоящий борщ, не то что её полуфабрикаты.
Марина замерла в прихожей. Зинаида Павловна переехала к ним «на пару недель» три месяца назад, после того как в её квартире случилась авария с трубами. С тех пор свекровь прочно обосновалась в их доме и, судя по всему, уходить не собиралась.
— Мама, Марина хорошо готовит, — послышался неуверенный голос Дмитрия. — Просто у неё работа сложная, она устаёт.
— Работа! — фыркнула Зинаида Павловна. — Нормальные женщины после работы успевают и дом в порядке содержать, и мужа накормить. А твоя только и знает, что в своей больнице пропадать.
Марина тихо сняла обувь и прошла в кухню.
— Добрый вечер, — сказала она ровным голосом.
Свекровь обернулась, и на её лице мелькнуло что-то похожее на досаду — как будто она надеялась, что невестка задержится подольше.
— А, Марина. Ужин на столе. Хотя ты, наверное, опять «не голодная после смены», — последние слова свекровь произнесла с явной издёвкой.
Дмитрий сидел за столом, уткнувшись в тарелку. Он старательно избегал взгляда жены — как делал это последние три месяца каждый раз, когда его мать начинала свои нападки.
— Дима, мне нужно с тобой поговорить, — Марина села напротив мужа. — Наедине.
— О чём это вы собрались секретничать? — свекровь тут же вклинилась между ними. — В нормальных семьях от родителей ничего не скрывают.
— Зинаида Павловна, это касается моей работы, — Марина изо всех сил старалась сохранять спокойствие.
— Ах, работы! — свекровь всплеснула руками. — Слышал бы твой отец, царствие ему небесное, как его сын женился на женщине, которая работу ставит выше семьи!
Марина почувствовала, как внутри закипает злость. Но она сдержалась. Она всегда сдерживалась.
— Дима, пожалуйста, — повторила она.
Дмитрий наконец поднял глаза:
— Мам, мы на минутку...
— Нет уж, — Зинаида Павловна скрестила руки на груди. — Я имею право знать, что происходит в семье моего сына. Или ты собираешься выгнать родную мать?
— Конечно нет, мама, — Дмитрий тут же сдал позиции. — Марина, говори при маме. У нас нет секретов.
Марина глубоко вздохнула.
— Хорошо. Сегодня меня вызывал главный врач. На меня поступила анонимная жалоба. Кто-то написал, что я плохо выполняю свои обязанности.
— И что? — свекровь пожала плечами. — Может, и правда плохо выполняешь. Ты же вечно уставшая, невыспавшаяся. Какой из тебя врач?
— Мама! — Дмитрий наконец возмутился. — Марина отличный хирург!
— Хирург, — презрительно протянула Зинаида Павловна. — Женщина-хирург. Неудивительно, что жалуются. Это не женская профессия.
Марина смотрела на свекровь, и вдруг её осенило. Анонимная жалоба. Человек, не разбирающийся в медицине. Упоминание несуществующих процедур.
— Зинаида Павловна, — медленно произнесла она, — вы случайно не знаете, кто написал эту жалобу?
Свекровь отвела взгляд — всего на секунду, но Марине этого хватило.
— С чего ты взяла? Я понятия не имею о твоих больничных делах.
— Правда? — Марина достала телефон. — А я могу позвонить в приёмную и попросить записи с камер. Там фиксируется всё — и время подачи жалобы, и внешность заявителя.
Лицо свекрови на мгновение застыло. Потом она расправила плечи и вздёрнула подбородок:
— Ну и что? Да, это я написала. И правильно сделала!
Дмитрий поперхнулся чаем:
— Мама?! Ты написала жалобу на Марину?
— А что мне оставалось делать? — Зинаида Павловна повысила голос. — Ты посмотри на себя! Худой, бледный, несчастный! Она тебя совсем загоняла своей работой! Вечно её нет дома, вечно она устала. Какая это жена?
— Вы хотели, чтобы меня уволили? — тихо спросила Марина.
— Я хотела, чтобы ты наконец занялась семьёй! — свекровь стукнула ладонью по столу. — Нормальная женщина давно бы уже родила внуков, а не резала чужих детей!
Марина встала. Руки у неё дрожали, но голос оставался спокойным:
— Я спасаю жизни детям. Каждый день. Пока вы готовите борщи и жалуетесь на невестку, я стою по восемь часов над операционным столом и возвращаю родителям их малышей.
— Подумаешь! — фыркнула свекровь. — Другие врачи тоже спасают, и при этом успевают быть нормальными жёнами.
— Дмитрий, — Марина повернулась к мужу, — ты что-нибудь скажешь?
Он сидел, опустив голову, и молчал. Как всегда.
— Дима! — повторила Марина. — Твоя мать пыталась лишить меня работы! Работы, которой я посвятила всю жизнь!
— Марина, ну... мама не со зла, — промямлил он. — Она просто переживает за нашу семью.
— Переживает? — Марина не верила своим ушам. — Она написала жалобу в официальную инстанцию! Меня могли отстранить от операций! Из-за её выдумок мог пострадать мой карьерный рост!
— Карьера, карьера! — передразнила свекровь. — Только о карьере и думаешь! А о муже кто подумает? О детях?
— О каких детях? — Марина повернулась к свекрови. — Мы с Дмитрием решили подождать с детьми, пока не встанем на ноги. Это было наше общее решение!
— Это было твоё решение! — Зинаида Павловна ткнула в неё пальцем. — Ты задурила ему голову своей независимостью! Димочка всегда хотел детей, правда, сынок?
Дмитрий молчал, глядя в стол.
— Дима, — голос Марины дрогнул, — скажи что-нибудь. Хоть что-нибудь.
Он поднял на неё глаза — виноватые, растерянные, как у ребёнка, которого застали за шалостью:
— Марина, может, мама в чём-то права? Ты действительно много работаешь. Может, стоит взять отпуск, отдохнуть...
— Отпуск? — Марина горько усмехнулась. — После того, как твоя мать написала на меня жалобу, ты предлагаешь мне взять отпуск? Не извиниться за неё, не защитить меня, а просто... взять отпуск?
— Ну а что я могу сделать? — Дмитрий развёл руками. — Она моя мать. Я не могу её выгнать.
— А меня, значит, можешь? — тихо спросила Марина.
Повисла тишина. Зинаида Павловна победно улыбалась, глядя на невестку. В её глазах читалось: «Что, съела?»
Марина медленно сняла с пальца обручальное кольцо и положила на стол.
— Три месяца, — сказала она, — три месяца я терпела. Терпела, как твоя мать критикует каждое моё слово. Как она переставляет вещи в моей квартире. Как учит меня готовить, убирать, жить. Как называет мою работу «не женской».
— Марина... — Дмитрий побледнел.
— Я молчала, потому что надеялась: ты сам всё поймёшь. Ты встанешь на мою сторону. Ты скажешь своей матери, что я твоя жена и ты меня любишь.
Она сделала паузу, глядя на мужа:
— Но ты молчал. Каждый раз, когда она меня унижала — ты молчал. Когда она выбрасывала мои продукты из холодильника — ты молчал. Когда она перестирывала моё бельё, потому что я «неправильно стираю» — ты молчал.
— Я думал, вы сами разберётесь, — пробормотал Дмитрий.
— Разберёмся? — Марина покачала головой. — Твоя мать написала официальную жалобу, чтобы меня уволили. И ты считаешь, что мы должны «сами разобраться»?
Зинаида Павловна поджала губы:
— Не драматизируй. Подумаешь, жалоба. Ничего страшного не случилось.
— Не случилось? — Марина повернулась к ней. — А если бы меня отстранили от операций? Если бы ребёнок, которого я оперировала сегодня, попал к другому хирургу, который не успел бы вовремя? Вы хоть понимаете, что вы натворили?
Свекровь фыркнула:
— Да что там за операция такая важная? Подумаешь, детишки болеют. Все болеют.
Марина закрыла глаза. Сегодняшняя операция. Трёхлетний Ванечка с редкой врождённой патологией. Родители два года ждали, пока мальчик подрастёт для операции. Два года надеялись и молились. И сегодня она дала им эту надежду — успешная операция, полное восстановление.
— Сегодня я спасла жизнь трёхлетнему ребёнку, — сказала она, открывая глаза. — Его зовут Ваня. У него голубые глаза и ямочка на щеке. Его родители плакали от счастья, когда я сказала, что всё прошло хорошо. Это моя работа, Зинаида Павловна. Это то, ради чего я живу.
Свекровь открыла рот, чтобы что-то сказать, но Марина её перебила:
— А вы хотели лишить меня этого. Лишить родителей надежды на спасение их детей. И ради чего? Чтобы я сидела дома и варила борщи?
Она взяла сумку и направилась к двери.
— Марина, подожди! — Дмитрий вскочил из-за стола. — Ты куда?
— Домой. К родителям, — она обернулась на пороге. — Знаешь, что самое грустное, Дима? Я ведь любила тебя. Я была готова строить с тобой семью, рожать детей, состариться вместе. Но ты так и не вырос. Ты до сих пор маленький мальчик, который бежит к маме при первой же проблеме.
— Это неправда! — Дмитрий шагнул к ней. — Я взрослый человек!
— Взрослый человек защищает свою семью, — тихо ответила Марина. — А ты позволил своей матери разрушить нашу. Прощай, Дима.
Она вышла, аккуратно закрыв за собой дверь.
Прошёл месяц.
Марина сидела в ординаторской, заполняя документы после очередной успешной операции, когда в дверь постучали.
— Войдите, — сказала она, не отрываясь от бумаг.
— Здравствуй, Марина.
Она подняла глаза. На пороге стояла Зинаида Павловна — но какая-то другая. Без обычной надменности во взгляде, без поджатых губ.
— Зинаида Павловна? — Марина удивлённо отложила ручку. — Что вы здесь делаете?
Свекровь — бывшая свекровь — помялась на пороге:
— Можно войти?
Марина кивнула. Зинаида Павловна села на стул напротив и долго молчала, разглядывая свои руки.
— Я пришла извиниться, — наконец сказала она.
Марина не ответила, ожидая продолжения.
— После того как ты ушла... Дима был сам не свой. Целыми днями сидел и смотрел в одну точку. Не ел, не спал. Я думала — пройдёт. Найдёт себе нормальную девушку, которая будет за ним ухаживать...
Она замолчала, комкая в руках носовой платок.
— А потом он сказал мне: «Мама, ты понимаешь, что из-за тебя я потерял единственную женщину, которую любил?»
Зинаида Павловна подняла на Марину глаза, полные слёз:
— Я никогда не видела его таким. Он всегда был послушным, спокойным мальчиком. А тут — как подменили. Сказал, что если я не извинюсь перед тобой, он больше никогда со мной не заговорит.
— И вы пришли извиняться, потому что сын попросил? — уточнила Марина.
— Нет, — Зинаида Павловна покачала головой. — Я пришла, потому что... Вчера мне позвонила соседка. Её внук попал в больницу. Что-то с сердцем, врачи говорили — нужна срочная операция. И знаешь, что она мне сказала?
Марина молча ждала.
— Она сказала: «Слава Богу, что у нас есть доктор Марина. Она спасла моего внука. Золотые руки у этой женщины».
Свекровь вытерла слёзы:
— И я поняла, какой была дурой. Я ведь хотела лишить людей этих золотых рук. Хотела, чтобы ты перестала спасать детей — только ради того, чтобы варить борщи моему сыну.
— Зинаида Павловна...
— Подожди, дай договорить, — перебила свекровь. — Я всю жизнь верила, что женщина должна быть хранительницей очага. Что работа — это для мужчин. Что главное для женщины — семья. И когда Димка женился на тебе — успешной, независимой — я испугалась. Испугалась, что он отдалится от меня. Что ты заберёшь его.
Она помолчала:
— А в итоге я сама его потеряла. Своими руками.
Марина встала и подошла к окну. За стеклом начинался весенний дождь, первый в этом году.
— Знаете, — сказала она, не оборачиваясь, — я ведь никогда не хотела забирать Диму у вас. Я хотела, чтобы мы были одной семьёй. Все вместе.
— Я знаю, — тихо ответила Зинаида Павловна. — Теперь знаю.
Они помолчали.
— Марина, — голос свекрови дрогнул, — я не прошу тебя вернуться к Диме. Это твоё решение. Но... Дай ему хотя бы шанс поговорить с тобой. Он очень изменился за этот месяц. Съехал от меня, живёт один. Сам готовит, сам убирает. И главное — он наконец понял, что натворил.
Марина обернулась:
— Он действительно изменился?
— Ты бы его не узнала, — Зинаида Павловна грустно улыбнулась. — Мой маленький мальчик наконец-то вырос. Жаль, что для этого понадобилось потерять тебя.
Она встала и направилась к двери. На пороге остановилась:
— Прости меня, Марина. За всё.
И вышла, тихо прикрыв за собой дверь.
Ещё через неделю Марина сидела в кафе напротив Дмитрия. Он действительно выглядел по-другому — осунувшийся, повзрослевший, с каким-то новым выражением в глазах.
— Я не буду просить тебя вернуться, — сказал он, вертя в руках чашку с остывшим кофе. — Я понимаю, что не заслуживаю этого.
— Тогда зачем позвал?
— Чтобы извиниться. По-настоящему. Не потому что мама попросила. А потому что я только сейчас понял, что потерял.
Он поднял на неё глаза:
— Знаешь, этот месяц без тебя... Я впервые в жизни был по-настоящему один. Мама всегда была рядом, решала все мои проблемы. А тут — никого. И я понял, насколько был инфантильным. Насколько несправедливым по отношению к тебе.
— Что конкретно ты понял? — спросила Марина.
— Что ты — невероятная женщина, — просто ответил Дмитрий. — Что твоя работа — это не «не женское дело», а призвание. Что ты спасаешь жизни, пока я продаю программное обеспечение. И что я должен был гордиться тобой, а не позволять маме тебя унижать.
Марина молчала, слушая.
— Я виноват, — продолжил он. — Виноват в том, что не защитил тебя. Что ставил мамины капризы выше твоих чувств. Что молчал, когда должен был говорить.
— А если я соглашусь попробовать снова? — тихо спросила Марина. — Что изменится?
— Я изменился, — Дмитрий накрыл её руку своей. — Я съехал от мамы. Первый раз в жизни живу один и справляюсь. Готовлю, убираю, плачу по счетам. И знаешь что? Это оказалось не так уж сложно.
Он слегка улыбнулся:
— Теперь я понимаю, каково тебе было. Работать по двенадцать часов, а потом приходить домой и видеть гору посуды и меня на диване. Прости. Я был эгоистом.
Марина смотрела на него долго, внимательно. В его глазах не было больше той детской беспомощности, того ожидания, что кто-то решит за него все проблемы.
— Я не готова вернуться прямо сейчас, — наконец сказала она. — Но... я готова попробовать начать сначала. С чистого листа. Без твоей мамы в нашей квартире. Без её советов и жалоб.
— Мама больше не будет вмешиваться, — заверил Дмитрий. — Мы с ней серьёзно поговорили. Она поняла свои ошибки.
— И ты понял свои?
— Да, — он крепче сжал её руку. — Я понял главное: ты — моя семья. Не мама, не её борщи и советы. Ты. И я буду защищать нашу семью. Даже от собственной матери, если понадобится.
Марина почувствовала, как что-то тёплое разливается в груди. Впервые за долгое время.
— Хорошо, — сказала она. — Давай попробуем. Но медленно. Шаг за шагом.
Дмитрий просиял:
— Спасибо. Я не подведу тебя. Больше никогда.
Они вышли из кафе в весенний вечер. Дождь закончился, и над городом повисла радуга — яркая, как обещание новой жизни.
Марина посмотрела на небо и улыбнулась. Иногда нужно потерять всё, чтобы понять, что действительно важно. И иногда люди действительно способны меняться.
Даже маменькины сынки.
Даже свекрови.
Главное — найти в себе силы дать им этот шанс.