Почему богатейшие монархии региона так боятся собственного народа, что вынуждены прикрываться «палестинским вопросом» уже полвека подряд?
Саммит есть, единства нет: арабское НАТО снова не сложилось
46-й саммит Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива (GCC) в Бахрейне прошёл под привычным набором благородных лозунгов: «неделимость безопасности», «неприятие силы» и «полная, решительная, безоговорочная поддержка Палестины».
По официальным документам — сплошная мужественность и единство. На деле же — всё тот же старый сюжет: богатые монархии, которые уже сорок лет пытаются построить собственный «арабский Брюссель», но каждый раз обнаруживают, что вместо союза у них выходит клуб сословных интересов.
Когда-то GCC видели едва ли не будущей сверхдержавой: нефтяные капиталы росли, небоскрёбы Дубая и Абу-Даби поражали воображение, а аналитики предвкушали создание объединённой армии Залива и все говорили о нарождающемся «полюсе силы».
Но мечта о «арабском НАТО» застыла на уровне пафосных пресс-релизов: всё блестит, но ничего не держится.
Почему шесть братских монархий так и не стали одним кулаком?
Политическая интеграция? Единая армия? Общая стратегия? Нет, нет и снова нет.
У GCC проблема одна, но фундаментальная: никто никому не доверяет, ни в рамках союза, ни дома. Соперничество между монархами, личные амбиции правящих семей и разные взгляды на союзников (от Вашингтона до Тегерана и Анкары) разорвали ткань сотрудничества.
У крупных игроков — Саудовской Аравии и ОАЭ — опасения, что самостоятельность Катара или дипломатические манёвры Омана неожиданно усилят Иран. У мелких — страх, что их просто поглотят соседи.
А где аромат больших денег, там начинается и соревнование за статус главного регионального хаба: кто станет финансовым центром, кто построит лучший аэропорт, кто первым создаст «город будущего» и объявит себя столицей всех технологий, включая искусственный интеллект.
Словом, каждый играет в одиночку. Вместе они существуют только на коллективных фотографиях, где единство создаётся не политикой, а грамотным освещением и одинаковыми галстуками.
Вместо того чтобы хоть раз попробовать совместно «наступать» и строить новый региональный порядок, лидеры GCC собираются всё чаще лишь затем, чтобы обсудить, как бы им пережить очередную ракетную тревогу, очередной скачок цен и очередную вспышку недовольства у себя дома.
История Совета Залива давно превратилась в наглядный урок: даже астрономические нефтедоллары не покупают ни солидарность, ни стратегическое видение. И уж точно не превращают набор разобщённых монархий в державу, которая могла бы претендовать на какой-то намёк на «сверх».
На расстоянии — роскошные небоскрёбы, самолёты пятого поколения и футуристические города. Вблизи — клуб соседей, которые боятся друг друга не меньше, чем внешних врагов.
Когда нечем объединиться — остаётся Палестина
Вот тут и появляется главный спасательный круг арабской политики — палестинский вопрос. Пока в регионе нет ни общего будущего, ни общей армии, ни даже общей позиции по Ирану, общая риторика против Израиля остаётся последним элементом хоть какого-то единства, который ещё не развалился.
Даже если реальная политика давно идёт своим путём. Ведь:
- ОАЭ и Бахрейн уже открыли посольства в Израиле, заключив «Соглашения Авраама».
- Саудовская Аравия годами вела тайные переговоры о нормализации.
- Катар критикует Израиль днём, а вечером спокойно ведёт с ним рабочие контакты.
Но на каждом саммите — снова и снова — выпускается громкая декларация о «братской солидарности».
Палестинский вопрос стал тем самым фиговым листком, который позволяет всем сохранить лицо: и тем, кто дружит с Вашингтоном, и тем, кто налаживает связи с Тегераном, и тем, кто тихо расширяет торговлю с Израилем.
Почему монархи Залива боятся не Израиля, а собственного народа
Главное табу региональной политики — признать, что риторика о Палестине нужна не Израилю и не палестинцам. Она нужна внутри самих монархий.
Потому что местное общественное мнение — та сила, которую богатые лидеры боятся куда больше, чем иранские ракеты. Отказаться от палестинской темы открыто — значит получить протесты, взрыв эмоций и потерю легитимности.
И вот парадокс:
- страны с беспрецедентным богатством,
- самые влиятельные экономики региона,
- государства, способные за сутки скупить половину Лондонского Сити, — оказались в плену перед собственной улицей.
Поэтому палестинский вопрос — это не политика, а политический страховочный жилет, который надевают все, кому единство нужно хотя бы на бумаге.
Стратегический фасад вместо стратегического союза
Эта «старая пластинка» о солидарности — не просто ритуал, а тщательно выстроенная конструкция. Она выполняет три ключевые функции:
- Легитимность в арабском мире.
Если монархия перестанет говорить о Палестине, арабское общественное мнение этого не простит. - Внутренняя стабильность.
Единая позиция по палестинскому вопросу помогает удерживать баланс между улицей и элитами. - Последний символ единства GCC.
По всем другим вопросам блок давно расколот. Палестина — последняя общая «точка сборки».
То, что при этом отдельные члены GCC ведут с Израилем совместные проекты — от разведки до туризма, — никого особенно не смущает. Наоборот: чем более интенсивно идёт реальное сотрудничество «под ковром», тем громче звучат декларации «на сцене».
Вывод: палестинский вопрос как бесконечный политический ширма
Пока арабские монархии не готовы ни к политической интеграции, ни к созданию единой армии, ни к общему видению региона, палестинская тема будет жить вечно — как удобная дымовая завеса, которой прикрывают внутренние страхи, внешние сделки и отсутствие реального единства.
Она стала не инструментом солидарности, а инструментом выживания элит.
И чем дальше развивается реальная политика монархий, тем больше палестинский вопрос превращается в сервисный отдел внутренней стабильности, а не в национальную идею.
Ирония судьбы в том, что единственное, что действительно объединяет арабский мир сегодня — это то, чего они боятся признать:
единство возможно лишь в виде риторики, а не в виде политики.
Если в регионе и существует «неделимая безопасность», то неделима она только на страницах итоговых деклараций.
Юрий Бочаров