Эта статья была написана в 2019 году к мероприятиям, посвященным 200-летию открытия континента Антарктида русскими мореплавателями, в организации которых я принимал самое энергичное участие. В урезанном варианте с небольшим количеством иллюстраций статья публиковалась в интернет-журнале Президент, который, увы, приказал долго жить. Предлагаю вашему вниманию полный текст статьи с большим количество моих фотографий. Надеюсь, вам будет интересно. Жду ваших вопросов и сообщений.
Еще одна загадка Антарктиды?
Если почитать журналистов, пишущих об Антарктиде, то возникает ощущение что все секретные службы мира, остатки третьего рейха вкупе с инопланетянами сидят именно там и только тем и занимаются, что дают поводы для разных домыслов … .
Я пробыл в Антарктиде довольно долго. Три с лишним месяца шел на теплоходе «Байкал» из Одессы к ледовому континенту, побывал в Субартарктике почти по пути первой русской экспедиции Ф.Ф.Беллинсгаузена и М.П.Лазарева. Дважды был на станциях Мирный и Беллинсгаузен. Зимовал восемь месяцев на станции Молодежная. За четыре с небольшим месяца прошел вокруг этой части света на научно-экспедиционном судне «Академик Федоров». Побывал почти на всех советских береговых станциях того времени. Работал младшим научным сотрудником Первого медицинского отряда. Был первым, последним и, кажется, единственным в истории комсоргом континента (для молодежи, которая не в курсе, что это – секретарем комсомольской организации экспедиции). Все это было в 1987-88 годах в составе 32-й Советской антарктической экспедиции, мне было 26 лет. Мой личный опыт и дальнейшая работа в науке приучили меня довольно скептически относиться к сенсациям.
Но одна загадка Антарктиды осталась для меня нераскрытой, и связана она непосредственно с моей тогдашней работой - изучением физиологии мозга человека.
Наш небольшой отряд, возглавляемый кандидатом медицинских наук, выдающимся ученым-полярником (к сожалению, недавно, в 2018 году, ушедшем от нас) Владимиром Николаевичем Шеповальниковым, состоял из семи научных сотрудников и инженеров, а также двух станционных медиков. Задача, которая была поставлена перед нами - состояла в исследовании воздействия геоглобальных факторов на человека в условиях антарктической зимовки.
Мы были очень хорошо экипированы по тем временам – первые в стране персональные компьютеры, лучший электроэнцефалограф, кардиографы, приборы для исследования функций дыхания, отличная биохимическая лаборатория, новейшие, специально для экспедиции, разработанные психологические тесты и методики. В составе отряда был специалист по санитарно-эпидемиологической медицине Шамиль Тешебаев, архитектор Василий Пунтус - с программой моделирования лучших условий жилья для полярников. Я представлял в отряде Институт эволюционной физиологии и биохимии имени И.М.Сеченова АН СССР как электрофизиолог, еще один электрофизиолог и врач - Николай Волков, был прикомандирован от Института экспериментальной медицины АМН СССР.
Надо сказать, что жизнь полярников в Антарктиде в условиях зимовки совсем отличаются от того дивного мира, который видят посетители (а теперь и туристы) антарктическим летом (нашей зимой). Когда мы прибыли на станцию Молодежная в середине апреля (это антарктический «октябрь») 1987 года и выгружали научное оборудование – нас действительно поразила фантастическая картина красоты окружающего пейзажа – огромные сверкающие ледники, сползали в океан, выветренные скалы и неимоверных размеров айсберги замыкали величественную красоту станции.
Молодежная (сейчас станция законсервирована) – была тогда столицей советской Антарктики, занимала площадь восемь на двадцать пять километров, имела массу построек. Здесь зимовали 145 полярников, здесь была штаб-квартира зимовки и начальника всей антарктической экспедиции. В двадцати пяти километрах от берега на континенте находился аэродром, способный принимать тяжелые самолеты ИЛ-76Д.
Прошло буквально пять-десять минут с момента последней выгрузки, и сверкающий мир внезапно растворился в непрозрачной мгле. Сильный ветер, несущий с континента к берегу снежную пыль и мелкие камни делает невидимым вытянутую вперед руку, что уж говорить об окружающей технике и людях. «Стоять!», - услышал я команду кого-то из полярников. Простоять пришлось довольно долго – не меньше получаса. В этот момент, все как то быстро погрузились на ГТТ (гусенично-тракторный транспорт – а по сути своей танк без башни) и уехали. Я остался один. Рядом - лишь трактор с водителем в кабине и с волокушей (так называется огромный лист железа с полозьями, на который грузят ценное оборудование), на волокуше несколько телевизоров в упаковке, которые я должен был, как комсорг экспедиции, привезти на станцию в целости и сохранности. Меня, к сожалению, никто из бывалых полярников не предупредил, как надо правильно одеваться в Антарктиде. На обычную одежду - брюки, рубашка, свитер – одевается кожаная куртка и кожаные брюки, сверху на них КАЭ – костюм антарктический экспедиционный - легкие ватники и ватные брюки, но набитые не ватой, а верблюжьей шерстью. При выгрузке сверкало солнце, я решил, что кожаное обмундирование будет лишним – и прогадал. Трактор медленно вез меня (в обнимку с телевизорами на волокуше) 9 километров до центра станции – где находилась медсанчасть. Ветер усиливался, по-вагнеровски выл, ничего не было видно вокруг. В медсанчасть я прибыл окончательно замерзшим, стакан чистого спирта привел меня в чувства и я заснул, как мне кажется, на сутки.
Начались антарктические будни, обустройство на станции (отряд жил в двух удаленных друг от друга зданиях), налаживание оборудования, первые ежедневные обследования членов отряда и добровольные ежедневные обследования полярников станции. Одной из задач, стоявших перед медико-физиологической частью отряда, было обеспечить постоянный приход в медсанчасть добровольцев – причем, каждого нужно было обследовать точно раз в месяц – без задержек и подвижек – это требование методик исследования. Нам удалось это организовать, благодаря тому, что визит в медсанчасть напоминал поход в клуб, здесь угощали чаем с вареньем, смотрели фильмы и концерты с первого на советских станциях портативного видеомагнитофона (который мне удалось привезти на станцию), вели задушевные беседы.
Должен отметить, что без такой спокойной беседы снять электроэнцефалограмму (ЭЭГ мозга) вряд ли вообще удастся. У не расслабившегося человека более сильные сигналы сердца и мышц полностью забивают слабые токи, идущие изнутри черепной коробки к поверхностным электродам. Электроды крепятся на голове человека. Для коротких исследований - с помощью специальной сетки, а для более длительных - приклеиваются раствором коллодия, который потом легко отмывается спиртом.
Устанавливая электроды – а это как минимум полчаса – ты ведешь с испытуемым беседу, необходимую для расслабления мышц и создания спокойной обстановки. На станции ко мне быстро привыкли все полярники, называли меж собой «длинный доктор» за высокий рост и худобу, относились сверх дружелюбно, и как мне теперь кажется, после всех исповедей, которые я тогда услышал…, я выполнял функции не существовавших тогда в составе экспедиций священников. Будучи при этом комсоргом экспедиции.
Несмотря на то, что приходилось ежедневно проводить физиологические исследования и психологическое тестирование всех членов отряда, а также трех-четырех сотрудников станции… мне показалось этого мало, и, я решил провести полноценные исследования функционирования мозга во сне на добровольцах. Этому были причины. Дело в том, что уже в мае (аналог нашего ноября для Южного полушария Земли) мы все почувствовали, что с нашим сном что-то не так. И был ли этому причиной беспрерывный ветер-дульник с заунывным воем, или входящие в земную ось магнитные линии земли, какие-то другие причины - мы этого не знали. В десять часов вечера члены отряда, живущие в домике «Старый Метео» желали друг другу «Спокойной ночи!» и расходились по своим комнатам. Спать мучительно не хотелось, чтение дневников Льва Толстого помогало плохо и в час-два часа ночи все снова встречались на импровизированной кухне. Смеялись, что не заснуть, беседовали «о самом важном» и к пяти утра расходились. А в восемь утра надо было уже быть на работе – преодолев путь до медсанчасти через ветер в пятьдесят метров в секунду. К концу второго месяца бессонницы, очевидно, слегка обессилев от нее, мы стали спать больше, но не лучше… в это время погибли наши товарищи по станции, и еще пять месяцев точная судьба их была неизвестна. Мне все время казалось ночью, что раскроется дверь, и они войдут в наш немного в стороне находившийся от центра станции домик «Старый Метео». Но это уже другая история… .
Итак, найдя с десяток добровольцев из молодежи, я приступил к ночным исследованиям. Фокус в том, что наклеив электроды и наладив оборудование (электроэнцефалограф с дополнительной записью кардиограммы) сам ты не можешь спать, спит только испытуемый. В это время человек может ворочаться (всегда в так называемой «быстрой фазе» – именно тогда снятся сны) – электроды могут слететь, их надо подклеить, не разбудив человека, оборудование может дать сбой…, да мало ли чего. Поэтому после напряженного рабочего дня приходилось еще много работать и ночью.
Человеческий сон состоит из пяти фаз, хорошо различимых на электроэнцефалограмме. Когда человек закрывает глаза в спокойном состоянии сначала на кривой сигнала мозга появляется альфа-ритм - красивые веретенообразные синусоиды, затем веретена исчезают, амплитуда сигналов падает – это состояние дремоты. Похожие друг на друга вторая и третья циклы сна хорошо различает электрофизиолог – это неглубокий сон с замедленной кардиограммой, различными типами кривых на бумаге самописца. Четвертая фаза - глубокого сна – характеризуется медленными волнами на ЭЭГ и длится не более одной десятой от общего времени.
За ней следует фаза быстрого сна - здесь появляются сновидения, работают мышцы, глазные яблоки, картинка электроэнцефалограммы напоминает пилу. Те кто, хоть раз видел ЭЭГ своими глазами, скажет, что более сложного и внешне хаотичного сигнала, совсем не похожего на кривые технических устройств - сложно придумать.
Меня интересовали отличия сна полярников в середине зимовки от уже хорошо изученной к этому времени среднестатистической картины сна человека на «большой» земле. Где-то на третьем исследовании я начинаю замечать по картинке на бумаге – что-то с моими испытуемыми или с прибором не так. В середине ночи привычная запись на движущейся бумажной ленте сменяется мощными волнообразными кривыми с большой амплитудой буквально «на весь размах самописца». Но это явно не помехи прибора и не движение мышц человека. Уж слишком они огромные и регулярные. Такой вид может дать только серьезное техническое устройство или …, например, землетрясение. Но нас не трясет…, хотя самописец продолжает выписывать мощные волны – прямо таки цунами на бумаге.
Утром я показал эти артефакты начальнику отряда Владимиру Николаевичу Шеповальникову, сообщили обо всем начальнику экспедиции. Запросили другие отряды на станции - не включали ли в эти часы какие-либо мощные электроустановки? Не включали, все шло в обычном режиме. Сделали запрос на другие станции, в том числе - на связанные с нами международные. Не замечали ли чего-нибудь сверхнеобычного, в том числе на приборах в эту ночь? Не замечали. Те же ответы получили и с антарктических судов. Задумались… .
Это явление повторялось потом еще пару раз, а затем исчезло – как все исчезает в этом мире. Были ли в это время атомные испытания в Советском Союзе или в Америке, прилетали ли пришельцы из космоса, всплывала ли лодка немецкого рейха – мы теперь не узнаем уже никогда. Но только Антарктида - этот настоящий космос на земле с его космическими загадками и тайнами – останется в моей памяти навсегда. Дульник – суровый, постоянно воющий ветер, льды и полярные сияния, долгая многомесячная ночь на станции Молодежная, гибель товарищей. И эти странные ЭЭГ… еще одна загадка сияющего континента - Антарктиды.
Ждите продолжения рассказов. Слушайте мою подробную лекцию об Антарктиде › , смотрите художественный проект ›, читайте статью ›
Жду ваших отзывов и вопросов. До новых встреч! Полный вперед!