Старый, заброшенный еще в 50-х годах прошлого столетия геологический поселок Боксон. Подгнившие, с пустыми глазницами дома, руины производственных цехов и полузаросший хлам от когда-то бурлившей здесь жизни. Осевшие отвалы штольни и многочисленных шурфов.
После некоторых восстановительных работ поселок стал базой Монгошинской поисково-съемочной партии. Создавались порой такие партии, которые выполняли и поисковые и съемочные работы. Исходя из геологических задач Монгошинская партия в начале сезона разделилась на два отряда - горный и съемочный.
Перед первым стояла задача проверка заявки об открытии Хужиртайского месторождения фосфоритов, поданная в ПГО «Бурятгеологи» известным биостратиграфом Центральной голого-геофизической экспедиции Бутовым Юрием Павловичем*.
Полтора десятка отборных горняков под руководством щеголеватого горного мастера Валеры приступили к вскрытию «нового» месторождения сетью поверхностных горных выработок, а проще - канав. Проходку вели с применением взрывчатки методов «на рыхление». Так как денег на это Управление не пожалела, а объем выполнения горных работ в кубических метрах был одним из важнейших производственных показателей, то работу запланировали на весь сезон, начиная с весны и до самого снега.
Второй, более многочисленный съемочный, отряд должен был проводить опережающие поиски и геологическую съемку масштаба 1:50000 в 50–70 км восточнее базы, в междуречье Урик - Хончён - Большая Белая. В отряде было шесть геологов, и шесть радиометристов-студентов, пяток горняков и топорабочих, три пары промывальщиков, повариха, да возчик с восьмью конями. Для заброски отряда выделили два вездехода: болотоход ГАЗ-71 и артиллерийский тягач легкий АТЛ-5.
Вездеходы с большим трудом пробились только до устья реки Дэдэ-Хара-Жалга – левого притока реки Хончён. Дальше многотонные валуны сплошняком покрывали русло и долину от борта до борта. Пытаться проехать по ним - значило полностью погубить технику, а впереди был еще целый сезон. Дальше работали с конями, а особо удаленные гольцовые участки отрабатывали многодневными маршрутами. Сезон выдался напряженный с наводнениями, летними снегопадами, эпизодическим голодом и прочими многочисленными производственными неувязками.
И вот, наконец-то, в связи с установившимся снежным покровом, полевые работы закончились. Съемочный отряд, хоть и не без приключений, но вернулся на базу в поселок Боксон. Геологи стали камералить, подгонять «хвосты» в бумагах и картах, а студентам досталась хоть и не высоко интеллектуальная, но зато пыльная работа – сеять литохимические пробы. Все с нетерпением ждали вертолет для выезда в цивилизацию.
Несмотря на то, что была еще только середина октября, зима уже полновластно входила в силу. Ветхие, 40-летней давности, избушки бывшей Боксонской экспедиции слабо спасали новых обитателей от стылых горных ветров и промозглой стужи. Жестяные печки с огромными колонковыми трубами гудели как реактивные двигатели, но с такой же эффективностью и скоростью выносили наружу такое желаемое тепло. Слой окаменевшей грязи, на когда-то деревянных полах, натоптанной за десятилетия бесхозности навевал глубокую тоску и отвращение. Да, это было и естественно. Более крепкие и презентабельные дома были давно разобраны и увезены в новые геологические поселки и близлежащие фермы скотоводов-сойотов. Остались только вот эти, полусгнившие неказистые избушки, наспех подлатанные не особо умелыми и старательными мондинскими бичами.
В грязной стылой половинке барака сушились и обрабатывались литохимические пробы – результат полевой деятельности опережающего отряда. В окружении пыльного облака нахохлившиеся, как замерзшие воробушки работали студентки-практикантки во главе с техником-геофизиком Галей. Отчаявшиеся, безмерно уставшие от постоянного холода, грязи и неустроенности, съедаемые тоской по далекому дому девушки покорно просеивали бесконечные металлометрические пробы и тихо плакали. И столько было безысходности в этих почти детских фигурках, одетых в телогрейки с эмблемами Мингео СССР, что даже у принципиального начальника партии от жалости предательски щемило сердце.
А тут еще не добавляли энтузиазма кулинарные изыски вечной поварихи тети Дуси. Бедный начальник, как школяр выслушивал ее ежедневные причитания:
- Петра Фасильевичь! Тута студентки сопсем сдурели. Я в суп тушенку клал-клал, рыбу красный с банки клал - клал, макарон клал-клал, а эти свистульки носом воротят и не едять!
Начальник в душе признавал, что её блюда получались, мягко сказать, своеобразные, очень тяжелые для внутреннего приема. Но где взять лучшую повариху в такие условия работы. А тетя Дуся стойко и даже с философским оптимизмом переносила все тяготы полевых работ. Сказывалась закалка, полученная ею на геологической двухсоттысячной съемке, с которой она начинала работу в геологии еще юной тонкой девочкой…
Утренний сеанс связи с базой опять не принес ясности. Официальные ответы на заявку борта для вывоза студентов и проб были не только неутешительны, но и разнообразны. База как бы намекала выбрать для себя приемлемую версию отказа, на свой вкус из предлагаемых: нет погоды, экипажи вылетали санитарную норму, вертолеты направляются на техобслуживание в город…
По доброте душевной экспедиционный радист намекнул начальнику партии, что борта не будет минимум дней 20 так как по притокам Китоя, в районе Шумака, начала скатываться рыба, а из Улан-Удэ прикатила важная комиссия. Так что делай выводы…
Посовещались с коллективом ИТР, было принято решение выбираться на большую землю своими силами. Тем более был приказ выгнать в Монды на ремонт буровую установку на базе трелевочного трактора ТТ-4. А раз так, то решили все это совместить. Идея понравилось всем – очень уж обрыдло стылое и бесконечное ожидание вертолета.
Сборы прошли ударными темпами. К буровой прицепили автомобильную колесную телегу, где и должен был разместится весь эвакуируемый люд. А чтобы он, то есть народ, не мерз – сверху кузова натянули брезентовую шестиместную палатку. А еще вовнутрь установили жестяную печку. Буровая с прицепом смотрелась гармонично. А для дополнительного поднятия трудового энтузиазма участников планируемого тракторопробега на её мачте закрепили красный флаг.
Вдохновленные примером незабвенного Остапа Ибрагимовича решили посвятить сей знаменательный тракторный пробег по маршруту Боксон - Монды очередной и бесконечной борьбе с бездорожьем и разгильдяйством. Благо в наличии и того и другого было в избытке. А вдохновляющий плакат наглядной агитации занял свое почетное место на боку буровой установки.
Как и легендарному Лорен-Дитриху уважаемого Адама Козлевича, нашей не очень самобеглой телеге с печкой требовалось имя собственное, гордое, целеустремленное и конечно красивое! В результате экспресс конкурса это средство транспортировки получило звучное имя «Голубой кентавр»*. В нем отражалось и упорство в движении к цели, крепость рук и лошадиная выносливость его пассажиров, в меру отягощенная геологическим интеллектом. И все это на фоне пронзительно голубого горного неба.
Утро. После плотного завтрака, под хлопающий рык тракторного дизеля была растоплена печь и началась загрузка скудных вещей путешественников. Из избушек потянулись озябшие фигуры их обитателей, навьюченные рюкзаками и спальными мешками. По мере готовности к переходу возникли стихийные, но не менее душевные от этого, прощания убывающих с остающимися.
Неожиданно прощальные похлопывания и напутствия были прерваны густым дымом, повалившим из недр пассажирского экипажа. Быстроногие аварийщики установили - пытался воспламениться деревянный пол телеги под печкой, которую не очень осмотрительно поставили только на железный лист. Что ж, противопожарные мероприятия попирать не следует. И в срочном порядке взялись за сооружение кирпичного основания под источник дополнительного тепла.
И вот старт! Двигатель прогрелся, в кузове потеплело, народ расселся по дощатым лавочкам. Все, в путь!!!
Медленно отступали заснеженные и покосившиеся избушки поселка. Веселые дворняжки бодро бежали, рядом провожая тракторный поезд до ближайшей помойки.
Вдруг, при переезде одной из канав опоры буровой мачты ударили по передней части телеги, разодрав часть палатки. Оказалось очень коротким водило прицепа. К счастью, на это раз обошлось без травм. Только невезучую Галю стальная труба скользком ударила по голове, сбив при этом шапку. На наведение порядка и перегруппировку людей ушел час светлого времени. Наконец движение возобновилось.
Путь по долине реки Боксон прошел спокойно, можно даже сказать дремотно, несмотря на эпизодические прыжки и взбрыкивания неугомонного Кентавра.
Наконец впереди показалась Ока (Оха) или в переводе с бурятского - «Старшая». Ее маслянистые холодные воды заронили определенное беспокойство в сердца пассажиров.
После короткого совещания начальника партии с механиком-водителем Василием было решено бродить. Трактор взревел дизелем и на первой передаче окунулся в стально-серую воду. Голубой Кентавр с притихшими пассажирами послушно двинулся следом. К общей радости, вода была не высокая - скрывала только катки гусениц. Лишь ближе к правому берегу волны несколько раз заливали гусеницы целиком и коварно заползли в кабину трактора. При этом послушный Кентавр терял под колесами опору и приобретал не свойственную ему плавучесть. Некоторое время качаясь с борта на борт он послушно плыл в кильватере своего рычащего ведущего. Студентки в ужасе притихли, а начальник прервал лекцию о достопримечательностях проплывающих по линии пути и зорко отслеживал ситуацию.
Неожиданно телега вздыбилась и наклонилась на бок. Под ее днищем весомо прогромыхала пара-тройка валунов. От очередного рывка трактора колеса вновь коснулись дна реки, что вызвало всеобщий вздох облегчения. Чуть позже, уже на правом берегу реки, остановились передохнуть от волнений переправы, слить лишнюю воду, да подбросить дров в печку.
Дальше маршрут пролегал по правому борту долины реки Оки вверх по её течению. Кое-где виднелись фрагменты старого автозимника со следами крупных кострищ – мест ремонта и ночевок во время зимних навигаций.
За дорожной суетой не сразу и заметили, что день как-то неторопливо приблизился к концу. На Окинское плато поднимались уже при свете луны. Дорога шла по ровной замерзшей мари, без крупных валунов и ям. Только местами виднелись отдельные медальоны из мелких каменных глыб.
Когда до устья ручья Ишунта, это правого притока Оки, оставалось несколько сот метров трелевочник вдруг продавил мерзлый слой и погрузился в вязкую, черную, мгновенно сильно запарившую жижу талика. Двигатель грозно ревел, гусеницы активно месили жидкую грязь, но буровая сев на днище оставалась неподвижной.
Решили валить деревья и гатить ими путь через коварное место. Одиночные чахлые лиственницы стояли вдалеке по бортам долины. Из инструментов оказались лишь двуручная пила, именуемая в народе «Дружба-2», да пара топоров.
Мороз крепчал. Затосковавших до одеревенения девушек отправили к старому охотничьему зимовью, так удачно случившемуся по пути с задачей варить чай и попытаться приготовить ужин. А мужской контингент приступил к лесопорубочным делам. Работа шла тяжело. Поиск в ночи среди морковообразных чахлых деревьев крепких стволов выполнялся почти на ощупь и занимал львиную часть времени. А еще были валка промерзших лиственниц, рубка сучков, перетаскивание стволов к трактору и укладывание их под него. Никакие перекуры мороз не допускал….
Около четырех часов темного утра, после очередной попытки буровая наконец-то смогла выбраться из трясины на выложенный из стволов помост. Уставшие до равнодушия, грязные и обледеневшие, но с угрюмым удовлетворением мужчины пошли к тлеющему вдали костру.
А последним аккордом этого трудного и такого длинного дня стал звенящий, протяжный волчий вой, вдруг возникший в морозном воздухе. Все слушали и удивлялись. Как, таких осторожных зверей не отпугнули ни рев двигателя, ни лязг метала, ни людская суета и говор? Да и самый страшный враг живого - огонь?
Уже позднее узнали от шоферов, что эта часть долины самое любимое и удачливое место охоты волков. Водители на зимнем завозе не единожды встречали здесь стаи этих серых охотников, а однажды даже сумели отбить у них целую тушу зарезанного изюбря…
С первыми лучами белого солнца все были вновь у буровой. С волнением слушали как маломощный двигатель-пускач вновь и вновь терзал промерзший дизель. Наконец, словно отходя от глубокого сна, последний несколько раз сипло чихнул и нехотя утробно загудел.
Но тронуться трелевочнику сразу не удалось. Оказалось, что вся ходовая часть трактора побывавшая в водно-грязевой жиже за прошедшие часы так промерзла, что превратилась в сплошную глыбу льда. Судорожные рывки трактора вперед-назад, вперед-назад почти по сантиметрам вращали катки и гусеницы. Все это сопровождалось звеняще громким, почти стеклянным треском ломающегося льда. С каждым рывком амплитуда движения становились все больше и вот, наконец то наступил долгожданный момент, обледеневший пленник двинулся вперед.
На горизонте простиралось Окинское плоскогорье с двумя замерзшими озерами-близнецами Окинское и Сусер.
На подъеме из долины ручья Сусер внеожиданно лопнул шкворень крепления водила телеги с форкопом трактора. Голубой Кентавр, как растреноженный конь резко сдал назад, намереваясь пуститься вскачь вниз по склону. К счастью, колеса телеги завязли в заснеженной курумной россыпи. Да еще сыграла свою роль страховка в виде стального троса.
- Всем к машине - по танкистки лаконично скомандовал встревоженный начальник партии.
- Да - задумчиво прокомментировал Толя, осматривая сгрудившихся вокруг начальника испуганных девушек, - Ситуация не к месту и не ко времени, а то ведь у нас уже и лимит по списанию студентов исчерпан. Начальство бы ругаться стало.
Словосочетание «списание – лимит – студенты – исчерпан» насторожил и обеспокоил бедных практиканток. Что бы разъяснить ситуацию они несмело поинтересовались, что это за лимит. Ответ прозвучал как-то обыденно, без эмоций: - Да перед началом сезона на каждую партию отпускаю норму допустимых потерь среди студентов. Это при полевых работах неизбежно. Вот это и есть лимит. Потом начальник отчитывается, что да как. Глаза слушательниц недоверчиво и с ужасом округлились: - Как это?
- Да дело обычное - продолжал наставник молодежи тоном сказителя Абая.
- Потери есть и о них надо отчитываться, чаще всего комиссии предоставляют к отчетам уши от несчастных. Это, чтобы не возиться с телами, а то очень уж хлопотно.
До слушательниц наконец-то стало доходить, что это очередной розыгрыш, но тревога за свои жизни все-таки затаилась в самых дальних уголках неокрепших душ.
Во избежание повторения подобной поломки в прицепное устройство вогнали лом -забурник и общими усилиями круто загнули. Но несмотря на это, начальник Петр Васильевич, приказал и на подъеме, и на спуске в Тумелик идти пешком на приличном удалении от трелевочника и Кетавра.
Наконец последний спуск в долину ревущего в теснине Иркута. Мощные водные потоки утробно погромыхивали валунами. Сцепка, ведомая крепкой рукой тракториста Васи, бесстрашно входила в буруны и сливы, уверенно переползала через крупные валуны и выходы скал.
Все пока было в норме, но механика-водителя беспокоило количество оставшейся солярки в баке. Из-за мороза, тяжелой дороги и ночного прогрева двигателя ее осталось не очень много. До конечной точки назначения, Монд, точно не хватало. Несколько успокаивало то, что в нескольких километрах был экспедиционный барак-ночлежка, где помимо всего прочего была и рация. Главное, чтобы солярки хватило до барака.
В ущелье двигались по руслу еще не замерзшего Иркута. Словно почуяв близость дома Голубой Кентавр резво, можно даже сказать весело прыгал по валунам не обращая внимание на пенящиеся буруны и водовороты.
И вот наконец у Тумеликского бурхана появилась поляна с большим бревенчатым бараком.
Теплый барак путникам показался земным раем. Его сторож круглосуточно топил огромную железную печь, грел воду для проезжающей техники и чай для ее водителей и пассажиров.
Первым же сеансом связи сообщили в экспедицию о прибытии в Тумелик и заказали срочно солярки. База пообещала. Начальника несколько насторожило промелькнувшее в тексте ответной радиограммы слово «наверное». Но на радостях это списали за простую оговорку.
Обедали с веселыми шутками и горячим чаем вдосталь. В ожидании оказии с топливом блаженно расположились на огромных нарах и разморённые теплом сладко заснули.
Уже в сумерках прибыл экспедиционный бортовой Урал без обещанного топлива, но с указанием вывезти всех выбравшихся в Монды. Было грустно оставлять родного Кентавра одного. Успокаивало только то, что он не покинут совсем, а остается под надежным надзором сторожа. Да и через несколько дней его все рано доведут до родного гаража.
Еще два часа тряского пути и в ночной дали прорезались цепочки желтых огоньков. Все радостно загомонили: — Это Монды, Монды!!!
На этой радостной волне гусенично-колесный переход закончился, а вместе с ним удачно завершился и очередной полевой сезон.
Примечания:
*Бутов Юрий Павлович. Геолог, специализация – биостратиграфия. Страстный рыболов. Первооткрыватель Харанурского месторождения фосфоритов (1975 г.). В 1979 г. подал заявку об открытии нового месторождения фосфоритов на фланге известного Боксонского месторождения бокситов и фосфоритов – Хужиртайского. Проверку заверки руководство ПГО «Бурятгеология» поручило Окинской экспедиции, в частности Монгошинской поисково-съемочной партии. Проведенные горные работы положительного результата не дали.
*Голубой Кентавр – название, данное автомобильному прицепу ГКБ с натянутой поверх кузова палаткой и печкой буржуйкой внутри. Был в авральном порядке приспособлен для перевозки людей в холодный период осени на длинное расстояние. Тягачом являлась буровая установка, смонтированная на базе трелевочного трактора ТТ-4. Имя собственное «Голубой Кентавр» к нынешнему пониманию слова «голубой» не имело никакого, даже косвенного отношения.