Найти в Дзене

Тот кто помнит Новый год. Девятое конкурсное заданин

В этом задании я должна заострить внимание на ритуале. Но не раскрывать, чем он закончится. А ещё описать зимнюю ночь Начало Вот приснится же такое. И песенка эта дурацкая: «Раз, два, три, свою попу покажи». Тьфу. Бубен никак не мог отделаться от этой песенки, крутившейся в голове. Откуда она взялась? И голос... Голос Ламантина. Он преследовал его. Стоило выкинуть из головы назойливый мотив, как тут же всплывал голос Ламантина. «Тебя никто не увидит, а ты отдашь всего лишь свою способность оборачиваться». «Га, сейчас. Поспешил», — мысленно огрызнулся Бубен. Выйдя на улицу, он вдохнул носом морозный воздух. Как же хорошо! Обернувшись лисом, помчался по лесу, наслаждаясь свободой и лёгкостью. На Муру он буквально наткнулся. Она стояла у поваленной сосны, внимательно разглядывая что-то под торчащими в стороны корнями. Под вывороченными ветром корнями образовалось уютное логово. Бубен перекинулся через голову и встал на ноги. — О! Уже, получается, — одобрительно проговорила Мура. И опять п

В этом задании я должна заострить внимание на ритуале. Но не раскрывать, чем он закончится. А ещё описать зимнюю ночь

Начало

Вот приснится же такое. И песенка эта дурацкая: «Раз, два, три, свою попу покажи». Тьфу. Бубен никак не мог отделаться от этой песенки, крутившейся в голове. Откуда она взялась? И голос... Голос Ламантина. Он преследовал его. Стоило выкинуть из головы назойливый мотив, как тут же всплывал голос Ламантина. «Тебя никто не увидит, а ты отдашь всего лишь свою способность оборачиваться».

«Га, сейчас. Поспешил», — мысленно огрызнулся Бубен.

Выйдя на улицу, он вдохнул носом морозный воздух. Как же хорошо! Обернувшись лисом, помчался по лесу, наслаждаясь свободой и лёгкостью.

На Муру он буквально наткнулся. Она стояла у поваленной сосны, внимательно разглядывая что-то под торчащими в стороны корнями. Под вывороченными ветром корнями образовалось уютное логово.

Бубен перекинулся через голову и встал на ноги.

— О! Уже, получается, — одобрительно проговорила Мура. И опять принялась что-то внимательно рассматривать.

— Что там? — проявил любопытство Бубен и тут же уловил едва слышный знакомый аромат.

— Котята, — вздохнула девушка. — Мать три дня назад пропала. Может, охотники, а может, и так где-нибудь погибла. Вот, еды им принесла.

— Едят?

— Нет. Боятся. Они же дикие. Не оборотни, — вздохнула Мура.

Перекувырнувшись через голову и обретя тело лиса, Бубен полез в нору. Лаз оказался узким, приходилось прилагать усилия, чтобы просунуть свою тушку в логово дикой кошки. «Только бы не застрять. А то и не вытащат меня отсюда», — подумал Бубен и тут же наткнулся на враждебно шипящих котят.

«Ух, какие!» — восхитился он смелостью малышей. Подхватил одного за шиворот и выволок на снег, положил перед Мурой. Затем второго, третьего и четвёртого. Когда вынес четвёртого котёнка, спохватился. Берегиня говорила лишь о трёх котятах. А тут — четыре. Бубен ещё раз обнюхал котят. Нет, не ошибся. Они пахли так же, как и мешочек, что преподнесла ему Берегиня.

— И что ты собрался с ними делать? — поинтересовалась Мура, рассматривая беспомощно копошившихся на снегу котят. Белый снег их ослепил. Они щурились, их глазки слезились. А от страха они даже боялись мяукнуть.

— Домой отнесу, — обернувшись снова человеком, проговорил Бубен. Говорить Муре, что это артефакты, он не стал. Тем более что три из них — артефакты, а вот четвёртый...

— Мне сон приснился, — шагая рядом с Мурой к дому, решился рассказать Бубен. — Это всего лишь сон? — Посмотрел он с надеждой на девушку. Как же ему хотелось, чтобы она развеяла его сомнения.

— Тебе часто снятся сны? — приподняла она одну бровь, удивившись.

— Нет, — задумался Бубен.

— То-то и оно. Оборотням сны не снятся, — резко ответила Мура. — Я даже представить не могу, что это такое.

— Может, потому что у меня мама — человек? — робко предположил Бубен. И тут же вспомнил, как ему уже однажды снился сон. Давно, ещё в детприёмнике. Ему приснилось, как один из мальчишек положил ему под подушку красивый браслет и тут же привёл воспитательницу, чтобы показать, где браслет лежит. Почему Бубен поверил в сон, он объяснить не мог. Но на следующий день его сон повторился в реальной жизни. Это он понял, когда воспитательница во всеуслышание обвинила кого-то в воровстве. Тогда он помчался в спальню и переложил браслет настоящему вору. Вот и сейчас, за долгое время, это был первый его сон.

Бубен глянул на Муру: она смотрела на него, чуть прищурившись, стараясь прочесть его мысли.

— На, — сунул притихших, пригревшихся котят в руки Муре Бубен. — Домой ко мне их отнеси. Накорми. Мясо знаешь где. Я — к Ирисе.

Мура молча приняла котят и зашагала в сторону дома Бубна. А он отправился к логову старой волколачки Ирисы.

— Чего припёрся! — возмутилась старуха, выглядывая из своей норы. — Фу! Кошатником заделался. Чхи! — чихнула Ириса. — Чхи! Чхи! Фу! Кошку, что ль, поймал?

— Нет, — смутился Бубен. — Там котятки. Мать пропала.

— А! — отмахнулась волколачка. — Слышала уже. Так ты теперь нянькой будешь? Погибнуть — их участь. Не выживают такие. А ко мне чего припёрся? Нет у меня ничего. Самой мало, — нахмурилась она.

— Совет мне нужен.

— У кошек совета проси. Я — волчица.

— Выслушай меня, бабушка, — взмолился Бубен, но Ириса перебила его:

— Какая я тебе бабушка, внучок нашёлся? Иди, кошатник, брысь!

— Мне сон приснился. Ламантин...

— Когда? — не дав договорить, Ириса стала вдруг очень серьёзной.

И Бубен уже спокойно всё ей рассказал.

— Не сон это. А песенка-то, песенка... Хи-хи. Напомни мне её, — она шустро подскочила с бревна, на котором они с Бубном сидели, и завертела своими лохмотьями, подразумевая, наверное, что там должна быть попа. — «Раз, два, три, свою попу покажи», — пропела Ириса. — Ты представь, — опять захихикала Ириса, — старая сплетница Шатунья своим огромным задом как вертеть будет! — Ириса опять рассмеялась.

Представил эту картину и Бубен. Большая женщина под дурацкую песенку вертит своим широким задом. Не смешно.

А Ириса вдруг стала совершенно серьёзной.

— Колдун-то был, — перестав хихикать, заговорила старуха. — И не тебя одного это касается. Ты иди, милок, домой. Я к полуночи приду. Жди. — Ириса махнула Бубну рукой и заспешила по тропинке в лес.

Весь оставшийся день, пока проверял силки, разделывал тушку зайца, готовил себе и теперь ещё и питомцам, в голове звучал голос Ламантина.

Думал, за домашними хлопотами время пролетит незаметно. Но как же на самом деле оно тянулось! Сначала солнце никак не желало прятаться за горизонт. Потом со скоростью черепахи тянулись сумерки, и вот она пришла — морозная, ясная зимняя ночь. Она словно обрушилась на лес. Небо стало чёрным, как бархат, усыпанное ледяными бриллиантами. Деревья замерли, укутанные в пушистый иней. Снег под ногами не скрипит, а словно тонкий музыкальный инструмент наигрывает свою волшебную мелодию.

Вот под такую мелодию к дому Бубна и пришли старая волколачка и медведлачка.

— Выходи из хаты! — толкнув дверь, потребовала старая Ириса. — Да шевелись! Мы пока до тебя шли, кто-то еле-еле лапами шевелил, — она сердито глянула на Лею, а та даже внимания не обратила на ворчливую старуху. Стояла и рассматривала усыпанное звёздами небо. — Да безделушки свои захвати, понадобятся.

Бубен хотел спросить, какие безделушки, но быстро сообразил: артефакты.

Сунув в карман мешочек с семенами и железный шар, Бубен наклонился к котятам. Пока Бубен ходил к Ирисе, Мура малышей накормила и уложила на его кровать, прикрыв сверху полотенцем, что висело на спинке кровати. Он решил так, и нести малышей — в полотенце.

Пока Бубен собирался, старые оборотницы утоптали плотно снег по кругу, присыпав его соломой, воткнули по кругу расщеплённые палочки. Указали ему, куда именно положить артефакты. Не в самый центр, а как бы ближе к южному краю.

— Да шевелись ты, шевелись! — подгоняла его Ириса. — Время упустим. Хорошо, что старый чёрт тебе сейчас приснился. Дни-то нынче знаешь какие? — Бубен замотал головой. — Эх! Ничего-то вы, молодёжь, не знаете. Водокрес нынче. Ночи волшебные. Исправить всё можно. Ну, или попробовать исправить, — тихо добавила волколачка. — А сейчас иди, дальше иди. Не тебя одного касается. Мы работать начнём. А ты — тихо! Не сбивай. А то сломаешь обряд. Последствия предсказать не возьмусь.

Лея и Ириса зажгли пучки трав; по поляне разнёсся горьковатый привкус полыни. И заговорили в такт своим шагам:

—Что моё — при мне останься. Что ко мне — ко мне вернись. — голоса у старух были приглушенными, словно из-под земли. А вот двигались они по кругу довольно легко. И что самое загадочное, снег под их ногами не скрипел. — Твоё намеренье, твоё влиянье

В тебе самом, колдун, зажгись.

Пусть между нами встанет туман,

Не вода, не земля, не огонь, не буран.

Пусть забудет дорогу ко мне твой умысел,

В чаще собственных мыслей пусть бесцельно блуждает, повиснет.

Как роса на паутине, растает твой взор,

Не найдя моего сердца, воли, вздоха, сокровищ, которыми я дорожу.

Я — камень в глубоком ручье. Я — корень в немой темноте...

Поляну полностью затянуло дымом, и из этого белого марева раздался громкий голос Найка:

— А что здесь происходит? Продолжение