В середине XVIII века на Руси появился крайне подозрительный корнеплод. Никто точно не знал, откуда он взялся. Более того, этого мы не знаем и сейчас. Популярны две версии: одна связывает появление картофеля с Петром I, который якобы восхищался им в Голландии, другая — с Елизаветой Петровной и участием русских солдат в Семилетней войне. Но точный момент проникновения овоща на территорию Российской империи затерялся в истории. Увы.
Многие крестьяне приняли картошку в штыки. Одни называли ее «чертовым яблоком», считая, что Дьявол пытался воссоздать райские плоды, но Бог якобы проклял их, и они стали расти под землей, почернев. Другие верили, что первые всходы появились на могиле известной блудницы, нарушавшей все немыслимые моральные нормы. И что тот, кто съест хотя бы маленький кусочек, непременно получит проклятие и, возможно, даже горящую путевку в ад. Так или иначе, религиозный мотив в картофельной истории мог играть не последнюю роль.
Есть версия, что идейное сопротивление новому овощу на Руси зародилось именно в среде староверов. Недоверие к картошке у них продержалось почти до конца XIX века, а кое-где запреты сохранялись даже в начале XX. Чтобы понять масштаб неприязни, достаточно привести их собственные определения. В статье «Пищевые запреты у восточных славян и их обоснование» этнограф Галина Кабакова пишет, что усть-цилемские староверы называли картошку «собачьим яйцом» и описывали ее как «бесовское многоплодное блудное растение, завезенное с чужих земель». У коми-староверов бытовало не менее яркое прозвище — «кобелиная мошонка».
Посудите сами. Несогласие с «греческими» реформами, государственные преследования, голод, изгнание и вечные скитания. Отсюда и недоверие к любым государственным инициативам, тем более исходящим от таких правителей, как Петр I, которого они при жизни прозвали Антихристом. К этому добавлялось и незнание того, какую часть растения можно есть. Те, кто все же решался попробовать новый овощ, нередко ели зеленые ягоды, листья или сырые клубни. От этого люди травились и порой даже умирали, после чего в головах многих крестьян, даже нестарообрядческих, крепли антиправительственные настроения.
(Впрочем, тут же можно добавить, что, возможно, автор и наговаривает, ведь старообрядцы были вовсе не первопроходцами на этой ниве. В тогдашней Европе население тоже яростно сопротивлялось картофелю, и страхи вокруг него возникали не реже. Например, чтобы развеять подобные предрассудки, Людовик XVI украшал цветками картофеля свой костюм, а Мария Антуанетта свои прически).
Так или иначе, к XIX веку в эту русскую бомбу замедленного действия оставалось добавить лишь один фитиль. Им стал указ Николая I1840 года, предписывавший расширить посевы картофеля. На местах чиновники нередко исполняли распоряжение слишком рьяно, перераспределяя землю в ущерб другим культурам, что и вызвало бунты.
По итогу все завертелось так, что с 1840 по 1844 годы картофельные бунты прокатились по Владимирской, Пермской, Оренбургской, Саратовской и Тобольской губерниях. Восстали Север, Приуралье, Среднее и Нижнее Поволжье. Историки считают, что в мятежах участвовало около полумиллиона крестьян при общем населении России в 40 миллионов. Они жгли картофельные поля и били власть имущих. В нескольких регионах для подавления сопротивления были применены пушки. В итоге картофель все же прижился.
Какая мораль? Если что-то нужно действительно запретить или внедрить, важно уметь это объяснить и легитимизировать. Отсюда и проистекают многие проблемы отечественного «запретунства».