Как мы с Серёгой на озеро ездили.

Было это давным‑давно в 80 годах, в те времена, когда лето казалось бесконечным, а тридцать километров на велике — не расстоянием, а просто цифрой на пути к приключениям. Мы — это я и Серёга, два закадычных друга из деревенской глуши, для которых любое «а давай…» оборачивалось историей на годы вперёд.

Утро выдалось ясным, будто специально под наш замысел. Ещё на рассвете мы выкатили из сараев свои двухколёсные «кони» — потрёпанные, но верные. У моего велика скрипела педаль, у Серёгиного — дребезжал звонок, но это лишь добавляло шарма

— Ну что, двинули? — спросил Серёга, подтягивая штаны.

— Двинули! — ответил я, и мы покатили по пыльной дороге

Тридцать километров — это, конечно, не шутка. Сначала было легко: свежий ветер в лицо, солнце греет плечи, вокруг — поля, перелески, птичий гомон. Мы гнали, сменяя друг друга, устраивали мини‑соревнования на прямых участках, кричали что‑то весёлое, не слыша самих себя из‑за шума колёс.

Но к середине пути ноги начали ныть, а спины — просить передышки. Остановились у ручья, напились холодной воды, облили головы, посмеялись над тем, как выглядят — пыльные, взъерошенные, с раскрасневшимися лицами.

— Ещё чуть‑чуть, — сказал Серёга, вытирая со лба пот рукавом. — Зато там рыба сама в руки прыгать будет!

И мы поехали дальше

Озеро встретило нас тишиной и зеркальной гладью. Ни души — только чайки да стрекозы. Мы выбрали место у старой коряги, которая торчала из воды, словно скелет древнего зверя. Разложили снасти, насадили червей, закинули удочки.

Сначала рыба не клевала. Мы болтали, вспоминали прошлые походы, строили планы на следующее лето. Потом — вот оно! — мой поплавок дрогнул, ушёл под воду, и я вытянул первого карася. Серёга тут же подхватил азарт, перебросил снасть поближе к коряге.

— Там точно карп сейчас клюнет ! — заявил он. — Сейчас я его!

Не знаю, что на него нашло, но Серёга вдруг решил, что ловить с берега — «не спортивно». Схватил удочку, сбросил кеды и полез в воду. Шаг, другой, третий — и вот он уже стоит на коряге, балансируя, как цирковой артист.

— Смотри, как надо! — крикнул он, закидывая удочку с высоты.

Я только рот открыл, чтобы предупредить, но… хрум! — ветка под ногой хрустнула, и Серёга с воплем «А‑а‑а!» рухнул в воду.

Вынырнул он весь в тине, с водорослями в волосах, но с удочкой в руке. Лицо — перепуганное, но через секунду расплылось в улыбке:

— Ну и глубина тут!

Мы хохотали до слёз, пока он выбирался на берег, отплёвывался и отряхиваясь от водорослей.

К вечеру мы собрали снасти улов — десяток карасей и один окунь, сели на велики и покатили домой. Ноги гудели, спины ныли, но на душе было легко. Серёга всё ещё отжимал футболку, а я подшучивал: «Ну что, ещё раз на корягу?»

На закате, когда солнце окрасило поля в золото, мы остановились на пригорке. Молчали, смотрели на дорогу, которая вела домой, и понимали: это был лучший день за всё лето.