На заброшенной железнодорожной станции, куда уже десять лет не приходили поезда, жил старый фонарь. Его когда-то яркое стекло покрылось трещинами и пылью, металл проржавел, и никто не вспоминал, как когда-то он освещал путь пассажирам, встречающимся и расстающимся.
Однажды осенью на фонарь присела ворона. У неё было сломано крыло — неудачная стычка с грузовиком на трассе. Она не могла летать далеко и решила отдохнуть на этой покосившейся металлической конструкции.
Фонарь молчал. Ворона тоже. Так прошёл день.
На следующее утро ворона, превозмогая боль, слетела вниз и нашла несколько замёрзших ягод у заросших путей. Вечером она вернулась на фонарь — это место стало её пристанищем.
Так началась их странная дружба. Ворона приносила то блестящую пуговицу, то кусочек фольги и оставляла на козырьке фонаря. Фонарь, конечно, не мог взять эти дары, но когда ветер пытался унести их, он своим телом заслонял порывы, храня скромные подношения.
Зимой стало тяжело. Ворона почти не могла находить еду. Она сидела на фонаре, прижавшись к его холодному металлу, и тихо каркала. Однажды ночью, когда метель стала особенно сильной, произошло чудо. Старая проводка внутри фонаря, пролежавшая без дела годы, от какого-то последнего импульса дала крошечную искру. Лампа на мгновение вспыхнула слабым жёлтым светом — всего на несколько секунд. Но этого хватило, чтобы привлечь внимание сторожа с соседней стройки.
Увидев свет в заброшенном месте, старик решил проверить, что происходит. Он нашёл полузамёрзшую ворону, прижавшуюся к фонарю, и отнёс её в свою сторожку.
Ворона выжила. Сторож подлечил её крыло, подкармливал остатками со своего стола. Но каждое утро птица улетала — и возвращалась на фонарь. Она снова приносила ему свои находки: теперь уже хлебные крошки, блестящую обёртку от конфеты, которую дал сторож.
Прошла весна. Крыло вороны почти зажило, и она снова могла летать на дальние расстояния. Но она всегда возвращалась. Фонарь стал тише — последняя искра погасла навсегда, но он стоял, гордо и прямо, как страж, охраняющий их немую дружбу.
Однажды ворона не вернулась. День, два, неделю. Фонарь продолжал ждать. Его ржавые болты скрипели на ветру, будто зовя.
А потом, ранним утром, когда туман стелился по рельсам, фонарь увидел знакомый силуэт. Вернулась ворона. Но не одна. С ней было три маленьких, неуклюжих, пушистых комочка — её птенцы. Она аккуратно посадила их на козырек фонаря, где было безопасно от хищников.
И тогда старый фонарь, который не мог говорить, не мог светить, не мог обнять, сделал самое важное, что может сделать друг — он стал домом. Надёжным, постоянным, верным.
Птенцы выросли и разлетелись. Ворона поседела. Фонарь накренился ещё сильнее. Но каждую ночь она возвращалась к нему, и они встречали рассветы вместе — молчаливые, верные, ненужные никому, кроме друг друга.
А когда однажды ворона не проснулась, тихо уснув на своём месте под козырьком, фонарь в тот вечер издал тихий, протяжный скрип, словно прощальную песню. И на следующее утро рабочие, пришедшие разбирать старую станцию, нашли их — старую ворону, лежащую как будто в объятиях погнутого металла, и блестящую пуговицу, которую ветер так и не смог унести за все эти годы.
Их выбросили вместе — в общую кучу старого железа и мусора. Но те, кто верит, что даже у железных вещей может быть сердце, знают: где-то в мире до сих пор светит одинокий фонарь, на котором спит чёрная птица со сломанным крылом. И он горит для неё. Только для неё.