Материал не предназначен для читателей младше 18 лет.
На HBO триумфально завершился первый сезон «Мебельной компании» — причудливого шоу с Тимом Робинсоном в главной роли. Сериал, который казался темной лошадкой, стал одним из главных комедийных хитов канала и уже продлен на второй сезон. Марат Шабаев считает, что успех «Мебельной компании» не случайность, а филигранное попадание в нерв нашего безумного времени.
Марат Шабаев
Руководитель зарубежного направления медиа Кинопоиска
Однажды скромный менеджер Рон Троспер (Тим Робинсон), которого назначили руководителем большого проекта, садится на стул, и тот немедленно разваливается под ним. Прямо во время презентации — какой позор! Шаткое психологическое состояние дает трещину вместе с предметом мебели. Рон пытается оставить жалобу производителю, но понимает, что такой компании, кажется, не существует: вместо совета директоров — на фото нанятые актеры, трубку никто не берет, а по физическому адресу располагается пустой склад с огромным красным шаром внутри. Каждый следующий виток его своеобразного расследования убеждает героя: за банальной поломкой офисного стула скрывается чудовищный заговор.
Абсурдная завязка «Мебельной компании» вряд ли может подготовить зрителя к той концентрированной странности, которая будет только приумножаться в каждой следующей серии. При этом сериал, по всем признакам нишевый, без единой звезды в кадре, стал одной из крупнейших комедийных премьер HBO и продлен на второй сезон. Секрет успеха прост: Робинсон и его постоянные коллеги Зак Канин и Эндрю ДеЯнг — случайно или намеренно, не суть важно — смогли запечатлеть на экране саму суть 2020-х, квинтэссенцию липкого сюрреального бреда и бесконечной паранойи.
«Мебельная компания» сильно отличается от всего того, что авторы делали раньше. Новый сериал не распадается на скетчи («Я думаю вам стоит уйти») или ситкомные юморески («Детройтцы»), а рассказывает одну, пусть и сумбурную, историю. В этом году Робинсон и компания уже навели шороху своей мутировавшей бадди-комедией «Дружба», которая лихо выкручивает жанровые штампы, но новый сериал при внешних сходствах не похож и на нее: в фильме маркетолог Крэйг постепенно слетает с катушек от недостатка человеческих отношений и собственной неуверенности, а все вокруг смотрят на него как на прокаженного.
Читайте также
Тим Робинсон: как тревожный лузер из SNL стал новым королем кринж-комедии
В «Мебельной компании» менеджер Рон, конечно, тот еще фрукт (он, например, однажды уволился, чтобы открыть свой бизнес по продаже джип-туров), но окружают его еще большие чудаки и откровенные маргиналы. Например, напарник по расследованию — охранник-социопат Майк (Джозеф Тудиско) — без конца слушает похабные подкасты, плачет над порнопародией «Рождественской истории» Диккенса, а однажды пытался переспать с дочерью человека, от которого получил донорское сердце. Коллеги, начальство, случайные продавцы и посетители баров — каждый встречный тут может запросто переплюнуть Рона (пока что особняком душевной стойкости кажутся только жена и дочь главного героя). Никто не заметит, что ты сошел с ума, если мир вокруг тебя давно слетел с катушек.
Эта особенность — портрет мира в состоянии крайнего нездоровья — и делает «Мебельную компанию» чем-то большим, чем просто комедийный сериал. Кризисы и глобальные катастрофы кому-то выгодны, а у каждого катаклизма обязательно найдется свой бенефициар. Турбулентные 2020-е такому конспирологическому ходу мысли потакают: десятилетие началось с глобальной пандемии, а прямо сейчас мир на пороге Третьей мировой, к которой может привести один из нескольких локальных военных конфликтов. Социальная нестабильность всегда четко являла себя посредством кинематографа: из разочарования Второй мировой родился голливудский нуар, после Уотергейта и Вьетнама проросли семена неонуара; самые острые американские фильмы 1970-х («Разговор» Копполы, «Таксист» Скорсезе) отражали тотальный пессимизм, паранойю и недоверие к официальной точке зрения. Нечто похожее происходит вокруг нас сейчас. Классические СМИ и фактчекинг оказываются никому не нужны, всеми правят алгоритмы и стремительно умнеющие ИИ; в соцсетях все чаще упоминают ядерное оружие, а техномагнаты строят грандиозные бункеры с автономным обеспечением. В кино же прорастают первые ростки новой параноидальной волны.
Главный фильм года (безоценочный факт, если следить за оскаровскими прогнозами) — «Битва за битвой» Пола Томаса Андерсона, где орудует тайное общество белых супремасистов. Самый хайповый сериал года — «Одна из многих» Винса Гиллигана, где человечество сливается воедино после заражения инопланетным вирусом (стоит ли говорить, что главным референсом для Гиллигана выступило «Вторжение похитителей тел» Дона Сигела — прозрачная аллегория времен холодной войны). Правда, в обоих случаях авторы задевают нерв по касательной, предпочитая концентрироваться на собственных задачах (ПТА играет в мейнстримный блокбастер, а шоураннер «Лучше звоните Солу» продолжает упражняться в искусстве сторителлинга).
Более удачные примеры располагаются рангом пониже, зато точнее и глубже портретируют наше время. Во-первых, «Эддингтон» Ари Астера — несуразный, во многом неудачный, но обезоруживающий калейдоскоп героев, которые тонут в ковидном мареве, сталкиваются с политическим заговором и проигрывают всепоглощающему думскроллингу. Астер, может, и бьет не с той силой, однако делает это в правильном направлении; хочется верить, что условные синефилы будущего (радиоактивные тараканы?) будут ценить «Эддингтон» больше «Битвы за битвой». Во-вторых, «Бугония» Йоргоса Лантимоса, которую по странному совпадению первоначально планировал снимать тот же Астер. Не самый важный фильм в контексте фильмографии Лантимоса (хотя бы потому, что пересказывает чужую историю, корейский фильм «Спасти зеленую планету!») тем не менее оказывается подходящей иллюстрацией 2020-х: конспирологи становятся новыми характерными героями и уже не вызывают снисходительного смеха, потому что все чаще оказываются правы. Теории заговора не то, чем кажутся.
В королевстве зашкаливающего абсурда, где все сильные мира сего как будто устроили глобальный психологический эксперимент, Рон Троспер оказывается не очередным кринж-персонажем Робинсона, а настоящим героем нашего времени. Он, если угодно, реинкарнация специального агента Дэйла Купера (возможно, Дагги Джонса?), который тоже пользовался в своем расследовании неортодоксальными методами. Каждая новая интуиция Рона — похожие цвета на веб-сайте мэрии и татуировке начинающего актера или идентичная музыка на линии ожидания и в песне своего босса — приближают его все ближе не к разгадке, а к новой загадке. Бесконечный же поиск то и дело обнажает какую-то сюрреальную изнанку мира. Неслучайно, финал первого сезона (да и многие другие сцены) напоминает «Синий бархат», «Внутреннюю империю» и ту самую пугающую сцену из «Малхолланд драйв». Добро пожаловать в новый Черный Вигвам.