Найти в Дзене

Спектакль Дмитрия Крымова "Сережа"

Ходили на спектакль Дмитрия Крымова «Сережа» по мотивам романа «Анна Каренина». Я в восторге. Впервые я смотрела переписанную классику и не плевалась от текста.
Вернувшись домой до двух ночи читала отзывы и рецензии, пытаясь понять «зачем все это?» (вопрос, который Анна задала в конце). Действительно, многое непонятно: нелепая смешная Анна, которая постоянно падает, Каренин в костюме оленя, Вронский, похожий на инфантильного хипстера, его гиперопекающая истеричная мамаша и кукла Сережа под управлением трех кукловодов. Но смотреть было интересно и послевкусие от спектакля осталось хорошее.
Трагическая история превращена в фарс (и это понятно, сейчас времена гротеска и фарса). Но вот кусок текста из романа «Жизнь и судьба» Гроссмана показался чем-то одновременно случайным, провокационным и неожиданным. Актеры читали отрывки из главы, где Людмила, женщина, в которую превращается Анна, приезжает в военный госпиталь, чтобы повидать сына, а он умер. Она приходит на его могилу и от невозмо

Ходили на спектакль Дмитрия Крымова «Сережа» по мотивам романа «Анна Каренина». Я в восторге. Впервые я смотрела переписанную классику и не плевалась от текста.

Вернувшись домой до двух ночи читала отзывы и рецензии, пытаясь понять «зачем все это?» (вопрос, который Анна задала в конце). Действительно, многое непонятно: нелепая смешная Анна, которая постоянно падает, Каренин в костюме оленя, Вронский, похожий на инфантильного хипстера, его гиперопекающая истеричная мамаша и кукла Сережа под управлением трех кукловодов. Но смотреть было интересно и послевкусие от спектакля осталось хорошее.

Трагическая история превращена в фарс (и это понятно, сейчас времена гротеска и фарса). Но вот кусок текста из романа «Жизнь и судьба» Гроссмана показался чем-то одновременно случайным, провокационным и неожиданным. Актеры читали отрывки из главы, где Людмила, женщина, в которую превращается Анна, приезжает в военный госпиталь, чтобы повидать сына, а он умер. Она приходит на его могилу и от невозможности принять его смерть сходит с ума.

Между этими текстами настолько большой временной и смысловой зазор, что можно вложить почти любую идею: что женщина теряет сына и сходит с ума; что нам гротеск и фарс, а дети страдают по-настоящему; и даже про войну…

А потом Анна озвучивала свои вопросы, которые у нее «накопились»: «Что смешалось в доме Облонских?», «Как счастливы счастливые семьи?», «Как несчастливы семьи несчастливые?». Я, кстати, только перечитала роман и могла ответить почти на каждый, еле держалась, чтобы не тянуть, как в школе, руку. Но все же зачем все это? А просто надо же было куда-то деть этого Сережу. Не пихать же Анну снова под поезд.

После театра шли к метро по Кузнецкому мосту. Какое излишество украшений, какая пошлая чрезмерность во всем. Какая-то елочная вечеринка с живыми деревьями в кадках. Зачем все это? Для чего? Неужели только меня раздражает эта чрезмерность? Она даже хуже, чем перекладываемые каждое лето бордюры. Гротеск, и фарс, и, одновременно, война.

-2