Найти в Дзене

Третье декабря...

Третье декабря. Календарь, купленный еще в ноябре на распродаже, уже перелистнули на зимний месяц. На картинке – идиллия: пушистые сугробы, дымок из трубы, дети с санками. А за окном – сырая, серая тишина. Снега всё нет. Это не осень, уже давно не осень. Листья с деревьев облетели еще в конце октября и теперь, почерневшие, мокрым ковром лепятся к асфальту. Это не зима. Это какое-то межсезонье, затянувшееся на неопределенный срок. Земля, не скованная морозом, дышит тяжелым, влажным паром. Воздух пахнет прелыми листьями, сырой землей и дымом из труб – не резким зимним дымком, а густым, низким, который стелется по улицам, не находя холода, чтобы взлететь вверх. И морозов нету. Ни единого утреннего намека, ни инея на травинках, ни хрустального звонкого воздуха, от которого щиплет щеки и свежо в носу. Даже предрассветный холод – он просто влажный и неприятный, пробирающий под куртку, но не бодрящий. Люди ходят растерянные. Пуховики и шарфы кажутся ненужным маскарадом. Сапоги шлепают по

Третье декабря. Календарь, купленный еще в ноябре на распродаже, уже перелистнули на зимний месяц. На картинке – идиллия: пушистые сугробы, дымок из трубы, дети с санками. А за окном – сырая, серая тишина.

Снега всё нет.

Это не осень, уже давно не осень. Листья с деревьев облетели еще в конце октября и теперь, почерневшие, мокрым ковром лепятся к асфальту. Это не зима. Это какое-то межсезонье, затянувшееся на неопределенный срок. Земля, не скованная морозом, дышит тяжелым, влажным паром. Воздух пахнет прелыми листьями, сырой землей и дымом из труб – не резким зимним дымком, а густым, низким, который стелется по улицам, не находя холода, чтобы взлететь вверх.

И морозов нету. Ни единого утреннего намека, ни инея на травинках, ни хрустального звонкого воздуха, от которого щиплет щеки и свежо в носу. Даже предрассветный холод – он просто влажный и неприятный, пробирающий под куртку, но не бодрящий.

Люди ходят растерянные. Пуховики и шарфы кажутся ненужным маскарадом. Сапоги шлепают по лужам, а не скрипят по снежной крупе. Взрослые ворчат, глядя под ноги: «Опять слякоть, хорошо хоть гололеда нет». А в их голосах слышится странная нота – не облегчения, а недоумения. Как будто мир сбился с ритма.

Дети, особенно маленькие, смотрят на небо с немым вопросом. Они уже достали с антресолей яркие санки и ледянки, сложили у дверей. И ждут. А небо низкое, свинцовое, однородное. Оно не собирается ронять ни снежинки, только изредка моросит холодным дождем, который тут же превращает все в серую хмарь.

В парке голые ветви деревьев чертят на небе беспокойные узоры. Белки суетливо роются в прошлогодней листве, сбитые с толку отсутствием снежного покрова. Птицы не сбиваются в зимние стайки у кормушек, а по-осеннему перепархивают с места на место.

Вечер наступает рано, как и положено декабрю. Но без снега темнота кажется особенно густой, унылой. Фонари освещают не искрящиеся белые поля, а черный асфальт и грязные обочины. Их свет не отражается, не играет, а просто бессильно повисает в сыром воздухе.

Третье декабря. Год почти на излете, а главный признак его завершения – чистый, белый лист – так и не явился. И от этого в душе поселяется тихая тревога. Как будто что-то важное задерживается в пути. Как будто сама зима, с ее морозной ясностью, с ее очищающим холодом и уютными вечерами при свете ламп, решила обойти нас стороной.

Ложусь спать и все равно прислушиваюсь к тишине за окном. Вдруг? Вдруг услышу тот особый, беззвучный звук – тихое шуршание первых снежинок о стекло. Но слышен только редкий шум машины по мокрому асфальту.

Снега всё нет. Да и морозов нету. Только ожидание. Пустое, тягучее, третьедекабрьское ожидание.