Толику снилась она... Люба. Любовь. Бывшая жена. Женщина, которая посмела бросить его. Посмела выставить аморальным типом. Посмела отказать ему в близости после развода, хотя у самой никого не было. Да и кто позволил бы ей окунуться в другие отношения? Точно не он. Не после того, как осознал, что жизнь без Любы стала пресной. У него нутро горело, от новой реальности: что нет у него больше ни любви, ни Любови. Не может он жить, не может дышать без той, которая отказалась от него. Побрезговала, как говорится, жить с изменщиком. А ведь он ни в чём не виноват: просто не мог устоять перед молодостью и соблазном. А кто устоял бы, когда «ягодка» сама в рот лезет. Не думал он, что всё так закрутится. Завертится... Не хотел он без Любы ни семью, ни детей, ни благ земных.
В тумане сновидения... Анатолий держал Любу на руках. На её светлом платье красными розами "распустились" пятна крови. Он словно заворожённый смотрел на них и его, там... во сне..., трясло от страха, что её свеча жизни в любое мгновение могла погаснуть.
Там... во сне... он стал задыхаться...
Его сердце болезненно сжалось. Он прижал к груди Любу, зашептал ей что-то банальное, раздирающее его душу на части.
- Прости, - одержимо повторял он. - Это всё моя ревность. Не оставляй меня. Как я буду без тебя. Прости. Прости меня, прости, умоляю.
- Прости, - очнулся Анатолий ото сна. Его лицо было мокрым от слёз. Тело трясло. Грудь часто вздымалась. Сердце норовило пробить грудную клетку. А голова разрывалась от боли. Рядом с ним на двуспальной кровати "отдыхала" пустая бутылка... из-под дорогого алкоголя. Ни капли, чтобы опохмелиться...
В голове словно черви завозились воспоминания...
Оставив Любу истекать кровью на полу в квартире Нины и оказавшись в квартире, что прибрёл для нечастых встреч с той, которая была больше "дразнилкой" для бывшей жены, чем чем-то нужным для него, Анатолий прошёл на кухню и достал из холодильника бутылку "беленькой". Его трясло. Перед глазами так и стояло бледное лицо Любови и её пальцы, окрашенные буро-красным. Не раздумывая он сделал глоток прямо из бутылки, поморщился, закашлялся и осел на стул. Легче ему не стало. В голове зловеще звучало: "Я виноват..."
- Олик, - на кухню робко заглянула блондинка. За её фальшивой улыбкой прятался страх, что мужчина, который содержал её последние несколько месяцев, узнал о её шалости. Да, именно шалости, поскольку слова «измена» - звучало... тяжело и осуждающе. А ей необходимо было, время от времени, пошалить, расслабиться, чтобы с новыми силами терпеть тиранические замашки Толика. - Олик? - повторила, когда он поднял на неё взгляд, в котором было столько всего намешано, что ей вдруг стало страшно. Очень страшно.
"Он всё знает, - похолодели руки у красавицы, она внутренне сжалась, ожидая бурю. – А ведь эту квартиру обещал подарить, - промелькнуло у неё в голове. – Н-да. Пошалила я однако…»
- Чтоб глаза мои тебя не видели! - рявкнул на неё мужчина, снова прикладываясь к бутылке, забыв добавить «сегодня».
Красавица считала, что весь мир крутится вокруг неё, а потому решила, Толик, он же Олик, узнал о её похождениях, и как только заглушит боль души и сердца, покажет ей, где раки зимуют.
"Кстати, о зиме..." - торопливо направилась в спальню молодая женщина, чтобы выудить из шкафа новенькую норковую шубку, которую ей на днях презентовал любовник. Отношения с Анатолием были не первые в её жизни, а потому, наученная предыдущим горьким опытом, она все подарки тихо вывозила на квартиру своих родителей, чтобы случайно не оказаться на улице, как говорится, без трусов.
Воровато смахнув с туалетного столика баночки и тюбики, побросав в чемодан на колёсиках, что стоял за занавеской у окна, нижнее бельё и несколько особо дорогих костюмов, не забыв про шкатулку с украшениями, переодевшись в любимый спортивный костюм, она покинула квартиру, в которой была, без сомнения счастлива, особенно в те дни, когда у соседки была в гостях бывшая Олика. Ох, и старался он... затейник...
"Ничего, - успокаивала себя беглянка, - найду себе побогаче и по-моложе. Хотя... нет… Молодые, все скупые. Так что буду искать постарше и побогаче. Решено, куплю горящую путёвку куда-нибудь где море, солнце и много вкусных коктейлей... - и на выходе из подъезда улыбнулась. - А ведь Толик даже моего домашнего адреса не знает..." - и на душе стало спокойнее.
Анатолий был настолько не в себе, что не заметил бегства любовницы. Он пил алкоголь и трясся, что в любой момент за ним приедут... из всем известных органов... и в наручниках выволокут на свет божий... Мол, полюбуйтесь, люди добрые, какой преступный элемент проживал у вас под боком. От этих мыслей "горькая" совсем потеряла свой привычный горький привкус и он пил её, как "сладкую", то заедая копчёной колбасой, то занюхивая своим запястьем.
Несколько раз мужчина набирал номер Нины, поскольку нет ничего хуже неизвестности, но та не торопилась ответить ему.
- Только бы Люба выжила, - исступлённо шептал он, продолжая опустошать запасы "беленькой" в квартире.
Но...время шло, "беленькая" вся "вышла", а никто так и не приехал заламывать ему руки. Звонка от Нины тоже всё ещё не было.
Хлопнув себя ладонями по лицу, прихватив непочатую бутылку теперь уже с янтарной жидкостью, пошатываясь, как моряк только ступивший на землю после длительного плавания, он направился в спальню.
"Как протрезвею, - решил Анатолий. - первым делом к Любе. В больницу... Ноги буду целовать. Руки..."
Случайно, бутылка упала на пол. Глухо брякнулась о ковёр и из её горлышка толчками, будто кровь из раны, начала выплёскиваться янтарная жидкость. По комнате поплыл характерный запах. Анатолия вывернуло на кровать. Бурые кусочки непереваренной колбасы акварельными мазками застыли на светлом постельном белье. Перед глазами мужчины всплыла Люба, зажимающая рану.
- Ох, ох, - крякнул Толик и, опираясь одной рукой о край кровати, наклонился, чтобы поднять бутылку. Надо было срочно запить кисло-горький привкус своей несдержанности и дурости. Однако, когда пальцы коснулись прохладного стекла, его чуть поплывший взгляд зацепился за мужской кроссовок, который словно путеводная звезда на тёмном небосклоне белел из темноты подкроватья. - Эм, - бухнулся он на колени, чтобы, прислонившись щекой к мягкому ворсу ковра, заглянуть под кровать.
Слова, которые сорвались с его языка, от удивления, затем от негодования, а после осознания того, как эти "сокровища" могли оказаться в этом "тёмном" месте, были заковыристыми, нецензурными и хлёсткими, как пощёчины.
"Олик, - ёкнуло его сердце, припомнив ласковое прозвище любовницы, - от осёл и олень, - промелькнула мысль в его голове, которая была горче всего, что он за этот вечер выпил. - А Люба мне не изменяла..." - он выпрямился, всё ещё стоя на коленях. Подхватил бутылку и приложился к горлышку. Ему требовалось продезинфицироваться от той грязи, что была свалена под кроватью, как трофеи его глупости, самонадеянности и слепоты.
Стащив на пол тонкое одеяло, простыни и подушки, Толя свернулся на кровати в позу эмбриона, прижимая к себе полупустую бутылку и закрыл глаза.
Завтра он разберётся с неверной любовницей. Завтра поедет к Любе в больницу. Завтра он докажет себе, что мужчина... Всё будет завтра...
А сейчас… ему снилась она… Люба… любовь…
© Copyright: Дёмина Наталья.
Продолжение следует...