Маша схватилась руками за живот и недоуменно покосилась на мать. Последний месяц беременности давался ей тяжело, и она вполне допускала слуховые галлюцинации.
- Что, мам?
- Оглохла что ли? – зычным голосом сообщила Антонина Сергеевна и потопала на кухню за чаем, откуда и продолжила выдавать распоряжения. – В день выписки позаботься о столе, надо накрыть хороший. Так что сразу продукты закупите, когда поедете. На машине ведь, не на себе таскать.
- Какой стол, мама? – Маша просто оторопела. – Я после роддома буду. Ты забыла, как это? У меня все будет болеть. Хорошо, если без швов и ходить смогу.
- И что? – невозмутимое лицо матери выглянуло из кухни.
- И то! Не собираюсь я никаких столов накрывать! Ты праздник собралась устраивать?
- Я сказала, стол накроешь! – повысила тон женщина. – Все накрывают, и ты накроешь. Поняла? И такой, чтобы мне стыдно перед гостями не было.
- Ты еще и гостей звать собралась? – изумилась Маша.
- Конечно! Думаю, человек 20 как раз. Я, сваты, родня, Ира с Катей – соседки мои, Анна Викторовна начальница. Всех нужно позвать, - Антонина Сергеевна с победным видом отхлебнула чай и продолжила. – Это традиция и не тебе ее нарушать. Всех позовешь, накормишь, напоишь, а потом делай, что хочешь.
- Мама, я не с курорта приеду!
- Не переломишься! – отрезала мама. – Я накрыла и не умерла.
- Ты? Ты сама говорила, что бабушки приехали и все наготовили, - вдруг вспомнила Маша.
- И что? А я не поеду, у меня дела. Поэтому сама на ножки встанешь и вперед.
- У меня однокомнатная квартира, - в ход пошли последние аргументы. – Кухня маленькая. Всем придется сидеть в комнате вместе с малышом.
- Да. И что не так?
- Он кроха еще! Ему ни шум, ни лишние люди с их вирусами и соплями не нужны.
- Надо же! – язвительно выпалила мать. – Это у тебя сопли еще. Мать сказала надо, значит хватит спорить. Нормальная у тебя квартира, все поместятся. Даже 30 человек войдут, если поджаться.
- Нет! – вдруг решительно бросила Маша, продолжая поглаживать живот. – Праздника тебе хочется, мама? Так сама его себе и организовывай! Потрать денежки и закажи ресторан, а там хоть до утра гудите. Никого к себе домой не пущу!
Откуда взялась такая сила, она и сама не знала, но впервые ощутила в себе достаточно уверенности, чтобы противостоять матери, которая с детства отыгрывалась на дочери за какие-то свои несбывшиеся мечты и надежды.
Отца Маша не помнила. Родители развелись, когда она была еще полуторогодовалой крохой. И мать считала именно Машу виноватой во всем.
- Это ты натворила! – кричала она, охаживая девочку ремнем за малейшую провинность. – Оручая родилась, как бес в тебе. Вот отец и не выдержал. А кому понравится, когда дома крик все время стоит. Уж я тебя и в ванной запирала, и подушками закладывала, а все без толку! Я страдала, а теперь ты страдай.
Последнюю фразу мама повторяла так часто, что Маша выучила ее прежде, чем другие слова. В первые годы после развода они жили в той же квартире. Как она потом узнала, отец уехал на Север и разрешил бывшей жене здесь жить. Но спустя годы он снова женился и потребовал Антонину с дочкой съехать. Маша как раз заканчивала первый класс, когда мама объявила о переезде, сопровождая новость нелицеприятными подробностями из жизни отца и сравнивая его с Машей, сломавшей бедной женщине судьбу.
Новая квартира была в 10 кварталах от школы, но мама отказалась переводить дочь в ближайшую. Поэтому Маша была вынуждена вставать в 5 утра, чтобы с несколькими пересадками добраться до школы. Иногда мама забывала оставить ей денег и тогда в мороз она шла пешком. Училась девочка хорошо, но Антонина Сергеевна не была довольна.
- Это что за помарка? – тыкала она пальцем в страницу с поплывшей цифрой и на глазах девочки разрывала тетрадь. – Возьмешь новую и все перепишешь.
- Но, мама, - всхлипывала Маша, - тут же домашние и классные работы за несколько месяцев.
- Вот и будешь знать, как в тетради пачкать, - с довольным видом сообщала женщина и отворачивалась от тихо плачущей дочери.
Чем старше становилась Маша, тем сильнее пыталась понравиться маме. Она готовила, убирала квартиру, бегала по магазинам и продолжала учиться на одни пятерки. Но Антонина Сергеевна находила, к чему придраться. Ее наказания тоже становились изощреннее. Однажды за то, что Маша посмела ей возразить, она обрезала ее роскошные волосы почти под корень. Казалось, чем больше старается дочь, тем сильнее лютует мать.
К поступлению в институт Маша почти смирилась с тем, что ее не любят. Примерно в это время в ее жизнь вернулся отец и это вызвало новую вспышку материнской ненависти. Увидев однажды на руках тщательно прячущей их под кофтой Маши синяки, он побагровел, а через месяц отдал ей ключи.
- Что это?
- Машенька, дочка, ты прости меня… - смущенно начал он. – Твоя мама… В общем она такой человек, что и врагу не пожелаешь. Я когда уехал, деньги вам слал. Думал, вернусь и мы отношения наладим, но она подняла такой крик, что я не выдержал. Отступил. Смалодушничал. Думал, что она от любви к тебе так поступила, а теперь вижу, что от злобы. Обратно уже ничего не отмотаешь, но хоть чем-то я тебе помогу. Вот ключи от квартиры. Она оформлена на тебя, и никто больше прав на нее не предъявит.
- Папка! - бросилась к отцу Маша.
- Ну, ну, - она поглаживал ее по голове. – Переезжай прямо сегодня. С ремонтом я помогу, на мебель тоже денег дам. Живи, дочка.
Позже Маша вспоминала, что если бы не отец, мать точно избила бы до полусмерти, узнав о переезде. Лишившись своей жертвы, она продолжила терроризировать дочь по телефону. Не угомонилась ни после свадьбы, ни узнав о беременности. С каким-то мстительным удовольствием она подмечала все негативные изменения во внешности Маши и пророчила ей скорый уход мужа. И вот теперь очередное требование.
- И знаешь, что? Ты не приезжай на выписку, - еще недавно эти слова она просто не смогла бы выдавить из себя, но сейчас они вылетели легко. – И лучше вообще к нам не приезжай. Никогда.
Не дав матери опомниться, Маша обулась и вышла из квартиры, где так долго была несчастной. На улице светило пустое зимнее солнце, но ей было тепло. Внутри ободряюще толкнулся малыш. Рука привычно легла на живот.
- Ничего, мой родной, - прошептала она с улыбкой. – Все у нас теперь будет хорошо.