Кинематограф XXI века — это огромный континент, где каждый режиссер строит свой город, а каждый зритель прокладывает в нём свои тропы. Но что происходит, когда один из самых влиятельных архитекторов современного кино, Квентин Тарантино, решает составить карту этого континента, указав на его главные вершины? В тишине студии подкаста, в беседе с писателем Бретом Истоном Эллисом, родился не просто список лучшего кино — родился манифест, в котором личные пристрастия и профессиональные обиды сплелись в причудливый узор. И в центре этого узора оказался не великий режиссёр, а актёр, чья игра, по мнению Тарантино, разрушила один из величайших дуэтов века.
Десять имен, определивших эпоху: что стоит за выбором мэтра Тарантино
Когда разговор коснулся самого важного — топ-10 фильмов столетия, — в голосе Тарантино появились нотки почти что священного трепета. Этот список не был случайным набором названий; это была летопись его кинематографической веры.
Он начал с десятого места, отдав его «Полночи в Париже» Вуди Аллена — ностальгической одиссее по лабиринтам искусства и памяти.
Девятое заняла искромётная, разрывающая шаблоны зомби-комедия «Зомби по имени Шон» Эдгара Райта.
На восьмом месте взревел мотор «Безумного Макса: Дороги ярости» Джорджа Миллера — чистая, неистовая поэзия хаоса на колёсах.
Далее — хронологический детектив «Зодиак» Дэвида Финчера (седьмое место), леденящий душу триллер о железной дороге «Неуправляемый» Тони Скотта (шестое место) и минималистичный, но невероятно напряжённый «Дюнкерк» Кристофера Нолана (четвертое).
На третьем месте замерла меланхоличная и пронзительная «Трудности перевода» Софии Копполы, на втором — анимационная сага о прощании с детством «История игрушек 3». Вершиной же всего, альфой и омегой современного военного кино Тарантино назвал «Черного ястреба» Ридли Скотта — фильм, где камера становится таким же солдатом, как и герои на экране.
Но была в этой стройной системе одна планета, чья орбита вызывала у мэтра явное раздражение. Пятое место. «Нефть» Пола Томаса Андерсона.
Роковая роль: как один актёр «испортил» шедевр
Для Тарантино «Нефть» — это фильм-раскол, произведение, разодранное изнутри собственным потенциалом. Его оценка была безжалостно точной и публичной.
«Фильм должен был быть дуэтом двух равных актёров, — заявил режиссёр в эфире, — но также предельно ясно, что дуэта не получилось. [Дано] — разбавленный соус, чувак. Он слабоват».
Эта фраза, резкая и беспощадная, прозвучала как приговор. По мнению Тарантино, картина, которая с лёгкостью могла бороться за первое или второе место, наткнулась на «гигантский изъян» — и этим изъяном стал Пол Дано, сыгравший пастора Илая Санди. Рядом с монументальной, тектонической игрой Дэниела Дэй-Льюиса в роли Дэниела Плейнвью Дано, по ощущению Тарантино, растворился, не выдержав мощи партнёра. Вместо сложного противостояния двух фанатиков — одного от религии, другого от нефти — зритель, как считает Квентин, увидел неравный бой, где одна из сторон не явилась на поле брани.
Эхо скандала: что остаётся за кадром
Это высказывание мгновенно выплеснулось за рамки подкаста, став поводом для бесчисленных дискуссий. Одни встали на сторону Тарантино, указывая на некоторую «блеклость» Дано в отдельных сценах. Другие яростно защищали актёра, напоминая, что его персонаж — не титан, а слабый, сломленный человек, чья трагедия как раз в его человеческой хрупкости на фоне исполина-отца.
Сам Пол Дано, известный своей сдержанностью и погружённостью в работу, не стал комментировать атаку коллеги. Но его молчание было красноречивее любых слов. Его дальнейшая карьера — блестящие роли в «Пленницах», «Бегущем по лезвию 2049» и собственная режиссёрская работа — стала лучшим ответом на критику.
Что на самом деле стоит за этим «списком Тарантино»?
Не просто субъективный топ. Это карта его эстетических координат, где ценятся:
- витальность («Безумный Макс»)
- режиссёрский контроль («Зодиак»)
- чистота жанра («Чёрный ястреб»)
- мощь актёрского присутствия.
И случай с «Нефтью» — болезненная точка, где его идеал кинодуэта столкнулся с иной, более тонкой и психологически разобранной реальностью, которую выстроил Андерсон.
Ирония в том, что этот конфликт мнений лишь подогрел интерес к фильму. Зрители вновь обратились к «Нефти», чтобы самим решить: был ли Пол Дано «разбавленным соусом» или же его игра — это гениально выверенная партия тишины в симфонии, где Дэй-Льюис выводил оглушительные фортиссимо. В конечном счёте, спор Тарантино и (молчащего) Дано доказал главное: великое кино живо именно этими спорами, этой возможностью увидеть в одном кадре и слабость, и силу, и провал, и триумф.