Свекровь рявкнула в трубку:
— Ты, если с мужем справиться не можешь, то на развод подавай!
Наконец мечта моя осуществится. Избавлюсь от тебя…
Вера чуть не разрыдалась:
— Тамара Павловна, да что же вы за человек такой?!
У нас семья рушится, я мужа спасти пытаюсь, из болота этого вытащить…
А вы, вместо того, чтобы помочь, советуете мне на развод подать?!
Со свекровью Вера не общалась уже семь лет. И ничуть об этом не сожалела — без матери мужа жилось куда легче.
Только вот Тамара Павловна считала иначе.
Она продолжала регулярно, методично донимать невестку звонками и сообщениями.
Вот и сегодня она трезвонила уже в четвертый раз за час.
Муж, естественно, это заметил.
— Она, наверное, насчет дачи, — пробормотал Матвей. — Сезон начинается.
Опять эти тридцать соток! Помощь ей нужна, небось…
— Это твои тридцать соток, — поправила Вера. — Или ее. Но точно не мои.
Поэтому и помогать я там никому не обязана. Ясно?
Матвей промолчал.
С одной стороны, конечно, справедливо. А с другой…
Мать его, Тамара Павловна, женщина энергичная и шумная, владела участком, который по размерам напоминал небольшое феодальное поместье.
И управляла она им так же — железной рукой.
Понятия «просьба» для нее вообще не существовало, были только разнарядки: «привези», «отвези», «вскопай», «собери».
Никаких «пожалуйста» или «если у вас есть время».
Дети и внуки рассматривались исключительно как бесплатная рабочая сила.
Вера помнила тот день, который стал точкой невозврата.
Это было лет семь назад. Стояла осень, они с Матвеем, тогда еще наивные и послушные, перетаскали, казалось, тонну картошки.
Разогнуться было невозможно — позвоночник, казалось, давно ссыпался в резиновые сапоги, которые Вере размера так на три были велики.
Матвей, закончив работать, заглянул в погреб к матери.
— Мам, мы домой уже поедем. Насыпь нам мешок картошки, а?
Зима длинная, детям пюре делать. Всяко экономия, пусть и небольшая.
Тамара Павловна прищурилась. Она всю жизнь торговала на рынке своими овощами, и каждая помидорка для нее была в первую очередь заработком.
— Ой, сынок, — она развела руками. — А на нее уже клиенты есть. Я летом еще договорилась с перекупщиками.
— На всю? — растерялся Матвей. — Мам, неужто мешка для нас не найдется? Мы же... мы же сами ее сажали. И копали.
— Ну, я вам три года назад сетку предложила, вы отказались.
Значит, не нужно вам, — быстро перевернула она ситуацию. — А у меня пенсия маленькая, сам знаешь. Каждая копейка на счету.
Хочешь картошки — купи у меня.
Я тебе по-свойски отдам, со скидкой. Но не бесплатно!
Матвей тогда промолчал. Просто кивнул, взял Веру за руку и увел к машине.
А по дороге домой заявил:
— Мы больше у нее ничего не берем, — сказал он тогда твердо. — И сажать я больше не буду в таких объемах.
С тех пор тридцать соток превратились в пару грядок «для души».
Свекровь лишилась бесплатной рабсилы в лице сына и невестки.
Картошку они теперь покупали в магазине. Принципиально. Чтобы не просить свое же по праву.
Но если с огородом вопрос решился, то с гнильцой в характере Тамары Павловны сделать ничего было нельзя.
Она тот факт, что ее игнорировала невестка, не понимала и не принимала.
Телефон опять затренькал. Вера отложила нож и посмотрела на мужа.
— Ты поедешь?
— Надо, Вер. Там забор покосился.
— Детей не дам, — отрезала она.
— Они и сами не поедут.
Внуки бабушку боялись. Для них она была не доброй старушкой с пирожками, а громкой, вечно недовольной женщиной, которая могла ни с того ни с сего отвесить подзатыльников.
Еще ребятам не нравилась привычка оскорблять их маму.
— Ваша мать меня не уважает, она вас против меня настраивает, — рявкала «любящая бабушка». — Ишь ты, королева! На даче она работать не хочет.
Ма.маше своей передайте, что она неблагодарная!
Дети постоянно возвращались от нее дерганые, капризные, и Вера это прекратила.
— Ладно, — Матвей тихонько хлопнул по столу ладонью. — Я быстро, Вер. Все-таки съезжу.
Он уехал, а Вера, закончив готовить обед, присела отдохнуть.
Память тут же услужливо подкинула другой эпизод. Тот самый, после которого она перестала считать свекровь просто сложным человеком и поняла: перед ней враг.
***
Три года назад Матвей неожиданно «поплыл». Началось все безобидно — пару часов за компьютером после работы, чтобы снять стресс.
«Танчики», стратегии, какие-то рейды.
Вера сначала не обращала внимания — господи, да пусть играет. Ну вот такой у него способ отдохнуть.
Но постепенно эти «пару часов» начали растягиваться на ночь.
Муж приходил с работы, наспех съедал ужин и падал в кресло.
Глаза стеклянные, на вопросы отвечает невпопад, ни детей не замечает, ни жену.
В выходные он по 40 часов проводил за компьютером.
Вера извелась.
Что делать? Как мужа спасти? Беседовала с ним она много раз, но бестолку.
— Матвей, нам надо поговорить, — пыталась достучаться Вера. — Посмотри на меня!
— Отстань, я занят. У меня клановый бой.
— У тебя семья рушится, какой клан?!
Когда Вера поняла, что разговоры не помогают, она перешла к решительным мерам: прятала зарядные устройства, увезла ноутбук к своим родителям, компьютер стационарный продала за бесценок.
Но не сильно это помогло — муж на нее наорал и в тот же день купил новый.
Это была зависимость, настоящая и стр.ашная.
Мужчина, которого она любила, стремительно терял человеческий облик — уже увольнение замаячило.
В отчаянии Вера решилась на звонок свекрови.
Она думала: ну она же мать, какая бы она ни была, сына она любит.
Она должна помочь, вправить мозги, повлиять на него как-то…
Набрала номер, глотая слезы.
— Тамара Павловна, беда. Матвей совсем из реальности выпал. Игры эти...
Он семью не видит.
Поговорите с ним, пожалуйста. По-матерински, по-взрослому.
Он меня не слышит. Брак рушится!
В трубке повисла пауза. Вера ожидала поддержки, обещаний приехать и устроить разнос.
Но голос свекрови прозвучал спокойно, даже с ноткой торжества:
— Не можете жить — разводитесь.
— Что? — Вера не поверила своим ушам.
— Что слышала. Нечего мучить парня. Пусть собирает вещи и переезжает ко мне.
Я ему тут быстро дела найду. У меня огород, крыша течет.
Он мне тут нужнее, чем тебе. Отдохнет от твоих истерик!
Вера застыла с телефоном в руке. В этом ответе было все: ревность, желание вернуть «собственность» в стойло.
Тут же вспомнился юбилей свекрови, пару лет до этого случая.
Был накрыт стол, собрались гости, в том числе родители Веры.
Тамара Павловна, раскрасневшаяся после нескольких бокалов домашней наливки, вдруг разоткровенничалась.
Она обвела стол мутным взглядом и громко заявила, глядя прямо на родителей Веры:
— А я все жду, когда он вернется. Мой дом большой, ему тут место всегда есть.
Б...бы приходят и уходят, а мать одна.
Вот увидите, он еще прибежит ко мне.
Родители Веры застыли, не зная, как реагировать на такое ха..мство.
А Вера подумала: что у трезвого на уме, у пь.ного на яз.ыке.
***
Помощь пришла совсем не оттуда, откуда отчаявшаяся женщина ждала.
Бывший зять Веры, Павел, тоже внезапно стр.ашно запил, потерял хорошую работу, квартиру, а главное — семью.
Жена, сестра Веры, ушла, забрав детей, и больше не вернулась.
Это стало для Павла тем самым дном, от которого он смог оттолкнуться.
Он завязал. Стал другим человеком — жест.ким, немногословным, но правильным.
Пытался вернуть семью, но сестра не простила.
— Разбитую чашку не склеишь, — сказала она.
Паша жил с чувством вины, но к стакану не прикасался.
Вера нашла его номер и позвонила.
— Паш, привет. Это Вера. Мне нужна помощь.
Паша приехал через час. Он прошел на кухню, где Матвей угрюмо жевал бутерброд, уткнувшись в телефон.
— Здорово, игроман, — бросил Паша, садясь напротив.
Матвей дернулся, поднял голову.
— Ты чего тут делаешь?
— Да вот, пришел посмотреть на того, кто свою жизнь в унитаз спускает.
Я на стакане сидел, а ты в виртуальные войнушки режешься.
Разница, в принципе, невелика.
Разговор был долгим.
Вера сидела в соседней комнате и подслушивала.
Сначала Матвей огрызался, кричал, что он работает, что имеет право на отдых.
Паша на него голоса ни разу не повысил — он говорил спокойно.
— Ты думаешь, ты контролируешь? — доносился голос Павла. — Я тоже так думал.
Я ж немного, всего одну рюмку для расслабления. А потом очухался — и пустая квартира.
Детской кроватки нет, тишина такая, что в ушах звенит.
И ты эту тишину ничем не заглушишь.
Вера уйдет, Матвей. Она б..ба терпеливая, но не железная.
Заберет детей и уйдет. И будешь ты сидеть со своим ноутом у мамки на грядках.
Этого хочешь?
Матвей что-то бурчал в ответ, но уже тише, неуверенно.
— Я сейчас все отдал бы, чтобы вернуть тот день, когда жена чемоданы паковала, — продолжал Паша. — Чтобы остановить, в ноги упасть, прощение вымолить.
Но поздно! А у тебя шанс еще есть…
Когда Паша ушел, Матвей долго сидел на кухне в темноте.
Потом зашел в спальню. Вера не спала, лежала лицом к стене.
Он лег рядом, обнял ее со спины.
— Прости, — шепнул он. — Я все удалил.
Верочка, я все понял. Ты и дети — все, что у меня есть…
Он сдержал слово — ноутбук остался только для работы.
Первые недели его ломало, он был раздражительным, ходил из угла в угол, но Вера была рядом, загружала его делами, прогулками, просто разговорами.
И они выкарабкались.
***
Матвей вернулся домой ближе к вечеру.
— Ну как? — спросила Вера, накрывая на стол. — Чего делал?
— Забор поправил, крыльцо подбил. Дверь сарая перекосило, и ее сделал.
— Мать как?
— Как обычно. Спрашивала, почему внуков не привез.
— И что ты сказал?
— Сказал, что у них кружки. Не стал говорить правду.
— А зря.
— Вер, она старый, больной че...
— Гнилая она, Матвей, а не старая, — перебила Вера. — Ты же знаешь, что она им говорит про меня и про нас в общем.
Что мать плохая, мать их не любит, мать отца не уважает.
Зачем им эта грязь?
— Вер, она — бабушка, — неожиданно раздраженно заявил Матвей. — И она имеет право внуков видеть!
Я пообещал, что детей в следующие выходные привезу.
— Не дам, — спокойно ответила Вера. — Надо тебе — мотайся туда один. А ребят не трогай! Нечего мне условия ставить.
Я, Матвей, чтобы психику детей сохранить, на все готова. Даже на развод!
Матвей тут же притих — характер супруги он прекрасно знал.
Она слов на ветер не бросает, если сказала, что разведется, то непременно это сделает.
Обрыбится мама, никуда он детей не повезет. Жене лучше не перечить.