— Пахомыч, Пахомыч, беда у меня! — зарыдал тонкий голосок из вентиляционной трубы, — Бабка Уля помирает! Что делать-то теперь?
— Начаво не делать. Ишь, шабутной, — завозился старый домовой Пахомыч, — Люди мрут, бывает. Знаешь, скольких хозяев я сменил? И не сосчитать! Так что: сиди, жди. Потом новые жильцы в квартиру въедут. Будешь за ними приглядывать. Ясно?
— Жа-а-алко, — хныкал тонкий голосок, — бабка Уля хорошая, молочко мне даёт и конфетки на праздники оставляет. А если ей лекарство какое-нибудь дать? А? Вдруг выздоровеет?
— Ух, шабутной, ну, шабутной, — запыхтел Пахомыч. Он терпеть не мог, когда его заставляли работать. Вот как сейчас. Однако, деваться некуда: скулёж мелкого домовёнка не прекращался. Пришлось «идти на жертвы». То бишь лезть в свою кладовочку и доставать заветный кулёк с травами:
— На. Это тысячелистник. От всех хворей по листочку! Сделай настой и добавь ей в чай. Коли не помрёт — обязательно выздоровеет!
И Пахомыч с чистой душой отправился спать.
Часов через пять.
— Пахомыч, а Пахомыч, — вновь раздался плач, — Бабка Уля всё равно помирает, не помог твой травяной отвар! Что дела-а-ать, а…
— Значицца, пришло её время, — философски отреагировал Пахомыч, — Ничаво тут не сделаешь. Ну, что я сказал? Не реви! Лучше иди ко мне, я тебе чаю с медом налью и баранок дам.
— Не хочу я чая, — скулил голосок, — Пахомыч, а если дать чаю с медом бабке Уле? Вдруг ей поможет?
Ещё через пару часов.
— Пахомы-ы-ыч, не помогает! — рыдал тонкий голосок, — И мед не помогает! Пахомыч, а Пахомыч, что делать-тоооо…
— Отстань, шебутной, кому сказал, — сердился старый домовой, а сам сноровисто рылся в своих запасах. К слову, запасов было много: за столько-то лет, чего только не собрал! Все думал: авось пригодится! Вот и пригодилось, но не так, как рассчитывал Пахомыч. Он-то собирался себя лечить (если понадобится), а по факту приходится откупаться от мелкого назойливого нытика, которому стало жалко старушку. «Ох, я и сам такой был по молодости, — усмехался Пахомыч в свою окладистую бороду, — Тоже за своих хозяев беспокоился! Что ж, пусть шебутной лечит свою бабку Улю, а то слезами мне весь дом затопит!»
И в руки юного домовёнка шлёпнулся мешочек с девясилом.
— Вещь! Быстро твою Улю на ноги поставит! — уверенно пробасил Пахомыч,
Не поставил.
— На, троглодит, — сердился Пахомыч, высыпая из закромов душицу, мумиё и кедровые орешки. Потом пришёл черёд шиповника, калины и даже чаги.
— Ох, самое ценное отдаю, — вздыхал Пахомыч, провожая взглядом запасы брусники, малины и земляники.
— А ещё что-нибудь есть? Посильнее? — упавшим голосом спросил домовёнок. Пахомыч грустно оценил свои оскудевшие запасы. И развёл руками. Ничего не осталось.
Поникший домовёнок печально поплёлся обратно к бабке Ульяне. Его маленькие плечики вздрагивали, а сам он всхлипывал и размазывал слезинки по замурзанным щекам.
— Попробуй ей сказку, что ли, рассказать, — неуверенно предложил Пахомыч, — Или песенку спой…
— Зачем? — не понял домовёнок, притормозив и оглядываясь на старшего собрата, — Чем это поможет?
— Люди странные, — почесал свою бороду скрюченными пальцами Пахомыч, — Иногда, чтобы выздороветь, им нужно нечто большее, чем лекарство. Цель в жизни, например. Чтобы любимые родственники в гости приехали. Или развлечение какое… Чтобы радость была, понимаешь? Тогда помирать расхочется. Счастливые люди живут дольше!
— Нету у неё никого, — всхлипнул домовёнок, — Родственников не осталось, телевизор она не смотрит, даже с соседками перестала сплетничать, представляешь? А тут ещё кот Барсик сдох. Ну, бабка Уля совсем и слегла. Не ест, не пьёт, лежит тихо, угаса-а-ает…
Мелкий домовой вновь заголосил. Тонко, безнадёжно.
— Другого кота пробовал ей притащить? — Пахомыч внимательно посмотрел на молодого собрата.
— Первым делом! — вытер сопливый нос рукавом домовёнок, — Я ей штук пять разных приносил. И белых, и серых… Даже рыжий был. Не берет их, говорит: «Вот помру, как они со мной в запертой квартире останутся? Пропадут!»
Домовёнок шмыгнул носом.
— Ну, тогда сказка или песня, как я и предлагал с самого начала,— пробурчал Пахомыч, исчезая в соседней квартире, — Других рецептов нету, точно тебе говорю!
Прошла неделя. Мелкий домовёнок не показывался, из вентиляционной трубы никто не голосил. Про похороны бабки Ули, тоже, ничего слышно не было. Пахомыча разбирало любопытство и он самолично отправился навестить мелкого шебутного собрата.
Тот выглядел вполне довольным: улыбался и жевал печенье.
— Выздоровела, — сразу понял мудрый Пахомыч.
— Ага, — нытик протянул гостю второе печенье,— Я все сделал, как ты и сказал! В точности! Спасибо тебе!
— Сказка помогла? — принял угощение Пахомыч, — Или песенка?
— Крыса, — с набитым ртом признался домовёнок, — Из подвала.
— Ка-ка-какая ещё крыса, — начал заикаться старый домовой, — Ничего такого я тебе не советовал! Не ври мне тут! Мы, домовые, жилища от крыс бережём, гоняем эту пакость из амбаров. А он мне тут! Про крысу! Что я её посоветовал! Уфф! Причём здесь крыса?!
— Ну как, — начал ковырять пальчиком стену домовёнок, — Это ж ты мне про смысл жизни рассказывал, так? Про радость. Про счастье… Сказал, что люди тогда долго живут. Ну, и вот. Когда бабка Уля совсем перестала вставать, от настоя лекарственных травок отказалась, я ей притащил крысу из подвала. Самую здоровенную выбрал! С самым длинным хвостом! Крыса тут же сгрызла ножку от дивана, на котором бабушка помирала. Диван стал скрипеть, качаться и падать. Помирать бабушке стало очень неудобно. Скрип отвлекает. Бабка Уля стала ругаться. Потом швырнула в крысу подушкой. Не попала. А серая зараза взяла да и сгрызла ту подушку. Перья по всему дому! Ужас! Бабка Уля чихает, крыса бегает, кота нет! Когда же крыса сгрызла любимые тапочки, ну, тут бабка Уля озверела окончательно. Так и сказала: «Пока эту тварь не изведу, не помру!»
На этих словах из кухни выскочила здоровенная серая крыса. За ней, ругаясь сквозь зубы, мчалась бабка Уля, на ходу метко бросая в хвостатую дрянь всем, что подвернётся под руку:
— Ах ты, пакость такая, сожрать мой любимый фотоальбом! Да там фотографии ещё с моей юности! Я там в пионерском галстуке! С портретом Сталина! Ну погоди, паршивка, завтра же заведу кота! Двух! — верещала вполне бодрая бабка Уля.
Домовые расхохотались и спрятались в углу комнаты, записав в свои книжечки новый рецепт лечения старушек.
Р.S.
— Не-не-не! И не уговаривай! Больше я к той полоумной бабке ни ногой, — горячилась серая крыса, нежно баюкая в лапках свой хвост, — Представляешь, она бросила в меня сковородкой! Видишь кончик хвоста? На нём синяк!
— Всего один разочек пробежишь и все, — уговаривал домовёнок, — Только по её кровати! Она не успеет схватить сковородку, та лежит на кухне. Попрыгаешь на её любимом пледе, ладно? Чтобы бабушка не скучала. И сразу домой, в свой подвал! А я тебе за это кусочек копчёной колбаски дам. И мазь от синяков!