— Это наш дом, Оля. Саша вырос тут, тут полжизни его прошло.
Мой сын — человек благородный, а ты…
А ты, видимо, меряешь всё только деньгами, — заявила свекровь.
— Да потому что деньги эти накормят ваших внуков! — заорала Ольга. — Я мужу говорю: бери своё, по закону положено!
По закону, Нина Алексеевна!
А он взял, и в пользу вас от наследства отказался.
Вы нас обокрали!
Просто взяли и обокрали собственную семью!
— Семья — это не только деньги, Оля.
Мне жаль, что ты этого так и не поняла за десять лет.
— Да п..шла ты... — выдохнула Ольга и нажала отбой.
Две минуты назад Оля получила очередное уведомление из банка.
Совсем скоро нужно было вносить платеж и по ипотеке, и по кредиту. А в карманах их ветер гулял, финансы давненько крутили им «фигу».
Оля настолько погрузилась в свои мысли, что даже не слышала, как хлопнула дверь.
— Еле доехал, — буркнул муж, открывая кран и жадно припадая губами к струе воды. — Пробки жуткие. Там на мосту авария.
Ольга молчала, почему-то разговаривать с супругом не хотелось.
Завтра — ровно полгода со см.ерти свекра. Завтра закрывается наследственное дело.
Саша щелкнул выключателем, вытер рот тыльной стороной ладони и посмотрел на жену.
— Чего сидишь в темноте? Дети спят?
— Спят, — сухо ответила Ольга. — Саш, нам надо поговорить. В последний раз спрашиваю. Ты к нотариусу записался?
Саша тяжело вздохнул, сел на табуретку и опустил голову.
— Оль, ну мы же обсуждали. Сто раз обсуждали.
— Мы не обсуждали, Саша! — голос Ольги сорвался на визг, но она тут же прикрыла рот ладонью, косясь в сторону детской. — Мы не обсуждали.
Я тебе говорила, как надо сделать, а ты мычал и уходил от ответа.
Завтра срок.
Если ты завтра не подашь заявление, поезд уйдет. Ты понимаешь это?
Ту-ту! Уедет твой поезд с деньгами!
— Это не мои деньги, — тихо сказал Саша, не поднимая глаз. — Это родительское. Мамино и папино. Папы больше нет, значит, это всё мамино.
Ольга вскочила.
— Да что ты заладил: «мамино, мамино»! — зашептала она яростно, нависая над ним. — А ты кто? Ты не сын? Ты там не жил? Ты не помогал отцу гараж строить?
А на даче кто горбатился каждое лето, пока твоя сестра на морях загорала?
Мы с тобой там в виде буквы «Г» стояли на этих грядках!
— Оля, прекрати.
— Нет, я не прекращу! У нас ипотека, Саша! Еще пятнадцать лет платить! Пятнадцать!
Ты хочешь, чтобы Димка в институт пошел в обносках? Или чтобы Маша так и не увидела моря, кроме той лужи в Анапе три года назад?
Там квартира — двушка в центре! Это минимум восемь миллионов. Восемь!
Гараж, машина, дача...
Да мы могли бы ипотеку, кредит закрыть и еще бы осталось!
Саша наконец поднял голову.
— Я не буду делить квартиру при живой матери, — отчеканил он. — Это подло. Отец бы этого не понял.
— Подло — это детей своих в нищете держать! — парировала Ольга. — А мать твоя...
Нина Алексеевна женщина не бедная. У нее пенсия, у нее накопления были.
Зачем ей одной двушка? Зачем ей гараж? Она что, машину водить будет?
Или на даче одна картошку копать?
— Это память, Оля.
— Память! — Ольга фыркнула. — Памятью сыт не будешь, и ею за квартиру не заплатишь.
Ты просто тр..пка, Саш, ты боишься мамочку обидеть.
А то, что жену и детей обижаешь — это тебе плевать.
Саша молча встал, достал из холодильника кастрюлю с супом, плеснул в тарелку, не разогревая.
— Завтра ты идешь к нотариусу, — твердо сказала Ольга, останавливаясь перед ним. — Я узнавала, нотариальная контора на Ленина работает с девяти. Отпросишься с работы.
Саша зачерпнул ложкой холодный суп, проглотил и поморщился.
— Я уже был там.
Ольга замерла. Сердце пропустило удар, а потом забилось где-то в горле, быстро-быстро, как у пойманной птицы.
— Был? — переспросила она, чувствуя, как слабеют колени. — Когда?
— Вчера.
— И... и что? Подал заявление?
Саша отложил ложку, вытер губы салфеткой и аккуратно скомкал её.
— Я написал отказ. В пользу матери.
У Ольги отнялись ноги.
— Что ты сделал? — прошептала она.
— Написал отказ, — повторил Саша ровным голосом. — От всего. От доли в квартире, от машины, от гаража. Все переходит маме. Так правильно, Оль.
В глазах у Ольги потемнело.
— Ты... ты больной!? — выдохнула она. — Ты скажи мне, Саша, ты ненормальный?! Ты хоть понимаешь, сколько это денег?
Ты одним росчерком пера спустил в унитаз наше будущее!
Ты подарил ей миллионы! Зачем?!
— Потому что это её дом! — рявкнул Саша, впервые за вечер повысив голос. — Они с отцом сорок лет там прожили!
Каждая вещь, каждая чашка ими нажита! Ты хочешь, чтобы я пришел и сказал: «Мам, давай пилить хату, мне деньги нужны»?
Чтобы я погнал её размениваться?
— Да зачем ее куда-то гнать?! — заорала Ольга, забыв про спящих детей. — Пусть живет!
Пусть продает квартиру, покупает себе комнату, и живет там, как хочет!
Или пусть квартиру себе оставит, а гараж с машиной и дачу нам отдаст!
Неизвестно, что у нее на уме! Вдруг она перед тем, как ласты склеить, все возьмет и перепишет на сестрицу твою?!
Или аф..ристам отдаст!
— Мама в своем уме. И не смей так про неё говорить.
Ольга чувствовала, как её трясет. Она чувствовала себя человеком, у которого украли выигрышный лотерейный билет.
Она уже мысленно сделала ремонт в новой квартире, уже купила детям путевки в Турцию, уже расплатилась с банком...
И все это исчезло. Рассыпалось в пыль из-за его дурацкого благородства.
Она схватила телефон. Пальцы дрожали, не попадая по иконкам.
— Ты кому звонишь? — напрягся Саша.
— Твоей мамочке! Это она тебя надоумила, старая лиса!
Сама, небось, плакалась: «Ой, сынок, как же я одна, ой, не бросай меня».
Знаю я её штучки!
— Не смей, — Саша вскочил, пытаясь вырвать телефон, но Ольга увернулась, метнулась в спальню, заперлась там и нажала вызов.
Гудки шли долго, но трубку все-таки сняли.
— Алло?
— Нина Алексеевна, это Ольга! — рявкнула невестка в трубку. — Вы довольны?
— Оля? — в голосе свекрови послышалось искреннее удивление. — Что случилось?
Поздно уже... Что-то с детьми?!
— При чем тут дети?! — Ольга задыхалась от ярости. — Вы прекрасно знаете, что случилось!
Саша отказался от наследства! Вы его заставили? Надавили на жалость, да?
— Оля, ты что такое говоришь... — голос свекрови дрогнул. — Никто никого не заставлял.
Саша сам пришел. Мы поговорили... Это решение сына.
— Решение сына! — передразнила Ольга язвительно. — А то, что у сына семья, дети, ипотека — это вас не волнует?
Вам одной в двух комнатах не жирно будет?
А машина? Анатолий Петрович её только год назад взял за два миллиона!
Вы что, таксовать на ней будете?
— Оля, — произнесла Нина Алексеевна. — Эта машина — мечта моего Толи. Он о ней грезил пять лет. Я не могу её продать. Пока не могу.
Это... это как кусок его души. А квартира... Мы вдвоем на нее зарабатывали. Если я ее продам, куда я пойду?
— На помойку идите, жа..ба жадная, — взревела Ольга. — Вам там самое место.
Оля бросила трубку, выползла из спальни.
В этот момент из кухни вышел Саша — он был уже в куртке, с рюкзаком за плечами.
Ольга замерла.
— Ты куда?
— К маме, — коротко бросил он. — Не могу я тебя сейчас видеть. И слышать не могу.
— Ах, к маме! — Ольга истерично рассмеялась. — Ну конечно! Под юбку прятаться!
Беги-беги! Она тебе там пирожков напечет, в наследной квартирке! А ипотеку кто платить будет? Я одна?
Саша остановился у двери, взялся за ручку.
— Ипотеку я буду платить. Половину.
А ты... Оль, ты перешла черту. Я терпел твои наезды и твою вечную жадность много лет.
Но звонить матери, которая мужа шесть месяцев назад похоронила, и орать про деньги...
Это низко, Оля.
— Низко — это оставить своих детей с голой пятой точкой! — крикнула она ему в спину. — Я о семье думаю! О нас!
— Нет у нас семьи, — глухо сказал Саша. — Давно уже нет. Я подаю на развод.
Саша ушел. Когда за ним захлопнулась дверь, Оля скривилась.
— Развод? Ну и ва..ли…
В ту ночь она не спала. Все лежала и думала о миллионах, которые уплыли из ее рук из-за бестолковости и принципиальности мужа.
***
Муж не вернулся ни через два, ни через три дня.
Оля несколько дней маялась, все искала варианты, а потом решила позвонить золовке.
Сестра наверняка может на него повлиять.
Набрала номер.
— Алло? — золовка ответила сразу.
— Ира, привет, это Оля.
— О, привет. Что-то стряслось?
— Стряслось, — Ольга шмыгнула носом. — Твой брат совсем с катушек слетел. Отказался от наследства. Ты в курсе?
— В курсе, — спокойно ответила Ирина. — Я тоже отказалась. На прошлой неделе заявление отправила почтой.
Ольга задохнулась.
— И ты тоже?!
— Ну да. А зачем дербанить папину квартиру? Пусть мама живет спокойно.
Мы с мужем сами справляемся, слава богу. А Сашка молодец, поддержал.
— Вы... вы больные, — прошептала Ольга. — Вы все там больные. У тебя же ипотека тоже! Ты сама жаловалась, что ремонт встал!
— Ремонт — это дело наживное, Оль. А мама у нас одна.
Слушай, мне бежать надо, мы в гостях. Пока.
Ирина повесила трубку. Ольга со зла швырнула телефон на пол.
Ненормальные! Вся семейка с головой не дружит. Живут какими-то дурацкими принципами, совершенно не думая о будущем.
Ольга позвонила мужу. Она заставит его выбить свою долю. Даже если придется опуститься до откровенного шантажа.
— В общем, так, — процедила Ольга, когда супруг взял трубку. — Я на развод согласна.
Держаться за тетеху и тряпку я не собираюсь, мотай, куда хочешь.
Ты только деньги, которые по совести мне положены, отдай!
Пусть мама твоя машину, гараж и дачу на меня перепишет, обеспечит своим внукам безоблачно будущее.
Слышишь меня?
Алло?
— Слышу, — спокойно ответил Саша. — У тебя все? Или не все бредовые требования озвучила?
— Не все, — взвизгнула Ольга. — Либо ты мои требования выполняешь, либо детей больше не увидишь. Ни-ког-да! Понял?!
— Ну, раз ты так решила, то пусть так и будет, — Саша сохранял поразительное спокойствие. — И как я с тобой столько лет-то прожил…
Дети сами меня найдут, когда подрастут. Я им всю правду расскажу, и пусть они потом решают, кто прав, а кто виноват.
Оля, не звони сюда больше. Я тебя слышать не хочу. Вот ей-богу…
Муж, пока еще законный, бросил трубку, а Оля от бессилия разрыдалась.
***
Саша свое слово сдержал — на развод он подал.
Оля настояла на разводе, билась за каждую копейку.
Александр практически со всеми ее требованиями согласился — ему очень хотелось как можно скорее поставить точку в этой истории.
Ольга еще долго по знакомым разносила сплетни о бывшем муже, старательно у окружающих вызывая жалость к себе.
В чем она не права? Зачем ст..рухе такие блага? Она же свое почти отжила.