Несколько лет назад открыл для себя эту писательницу. Ее детективы, вроде обычные расследования, обладают изюминкой. Это преступления, которые связаны то с картиной Энгра «Турецкие бани», то с историей старинных голландских изразцов и т.д. Но мне бы хотелось обратить ваше внимание на книгу «Сеть птицелова». Я предлагаю вам несколько выписок из завязки.
Княгиня Липецкая размышляет о своих, знакомых матерям каждой девицы на выданье, обязанностях. Она знает — нынче летом государь, а значит и весь императорский двор, будет в Вильне. А дочь ее, княжна Авдотья, выезжает четвертую зиму, однако успехи ее в свете, увы, невелики, учитывая положение семьи и даваемое за княжной приданое. Однако возможность сойтись с лучшими петербургскими фамилиями в обстановке, далекой от столичной чопорности, вновь оживляет ее матримониальные мечты.
Давние приятели по Англицкому клубу граф Ростопчин с князем Липецким с неделю как со вкусом обсуждали выгодный мир с турками: Бессарабия присоединена к России, годый росс, как исстари, встал на брегах Дуная. Мир, мир! А Буонапарте ― что? «Не хватит у корсиканского выскочки наглости замахнуться на Россию-матушку, — повпоряет то и дело князь. ― Чай не наполитанское королевство — откуси да выплюни». «И не Пруссия, Австрия, Португалия и Италия», ― начнет перечислять дочь его Авдотья. Но только про себя. Одно перечисление успехов «маленького капрала» приводило у старшего Липецкого к разлитию желчи. «Далеко шагает, пора унять молодца!» — цитирует он старика Суворова. А Авдотье (как, впрочем, любой барышне ее круга) был симпатичен император. О войне она и не думала.
Сборы в имение Привольное каждый год повторялись спривычностью кошмара. Они отправляются на лето в бывшие польские земли ― в Трокский уезд. Здесь, в бывшей Речи Посполитой, владения непокорной шляхты были розданы преданным великорусским родам… Княгиня отчаянно ревновала: о ту пору полячки имели репутацию роковых соблазнительниц. Князь знал, что амурные дела не имеют к нему никакого отношения. Но уж лучше прослыть ветреником, чем открыть жене страшную истину, его постыдную тайну… Отъезжая, княгиня вздохнула, оглядываясь на городской свой дом…Через четыре месяца той Москвы, которую знает ее сиятельство, не станет.
Началось привольное лето. «Погоди, — сказал брат Дуне, ― неужели думаешь резвиться? Ведь мы тут по твоей милости, ма шер. Больше никаких игр… Каков выбор нынче в Вильне: сам государь и гвардия!» «Сам вспомни-ка лучше о колете своем. Натянул бы мундирчик и отправился бы в Вильну повидать будущих товарищей!». Семейным камнем преткновения оказалось полное отсутствие интереса старшего сына к военной службе. Перспектива службы висела над Алешей подобно дамоклову мечу. Следующей в списке родительских забот стояла дочь: канонам красоты не соответствовала, кротостью нрава не отличалась. И потому могла рассчитывать на свое немалое приданое, чем на страсть претендента.
«Похоже, Европа оказалась слишком мала для амбиций Буонапарта, — в беседу включился Алексей. ― Может, попытаться решить дело миром, покамест не поздно?» «Поздно. Прошлой ночью войска Буонопарте перешли Неман. Началась война, господа».
Алексей с дядькой своим Фомичом добрались до Вильны за день до вхождения неприятеля. Город был в панике… «Французы! — услышал Алексей. ― В колонну, к атаке стройсь!» Ужас охватил его. Вокруг плясала смерть. Безумцем Алеша не стал: это адреналин разнес по молодому телу бездумную ярость… Страх ушел — он был наконец свободен. Свободен ― и оттого непобедим, князь летел, как на пир, в середину сечи… Алексей, в том же упоении бешенства, поднял саблю и ударил француза по голове — крест-накрест, еще и еще раз. Лицо офицера было залито кровью. Алексей навис над ним и все рубил по незащищенным латами рукам и шее, пока они не превратились в сплошное месиво. В то же мгновение Алексей вдруг почувствовал слабость и вдруг соскользнул с кобылы. Ударилась о подрагивающую землю голова, в глазах потемнело. Что же это было? Ничего не осталось на этом поле, кроме озверения человека. И поняв это, он закрыл глаза.
Шли дни, а от Алеши не было вестей: брат пропал, как камень, брошенный в воду… Горе случилось в ту грозовую ночь. Пять минут потребовалось, чтобы обнаружить постель младшего брата с сумбурной запиской, где говорилось про честь русского оружия. За беглецом тут же выслали отряд во главе с управляющим… Дуня смотрела в высокое окно, чтобы первой заметить кобылку Николки. Но вместо этого на подъездной аллее показался неизвестный на крупном вороном жеребце. Всадник прибыл не один, на старых въездных воротах теснились тени. Их было много, очень много… Николеньку вернули в тот же день. Домой он вернулся за спиной управляющего ― мокрый, дрожащий, так и не заметивший, что Приволье теперь оккупировано врагами.
Батюшка вышел беседовать с офицером и вернулся с безрадостным известием: к ним на постой явился конный артиллеристский дивизион. К если не хорошим, то утешительным известиям можно было отнести обещание офицера: мародерствовать его молодцы не собирались… У Николеньки вторые сутки держался жар. Выяснилось, что Левандовский записался в полковые врачи в польский корпус, а травница сама лежала в жару. Ночью Николеньке стало хуже. Под утро он застонал, а когда Дуня подбежала, сказал вдруг четко, будто и вовсе не в бреду: «Она мертва, вы что, не видите?! Снимите же ее с плота!»
«Мне бы хотелось вам помочь, мадемуазель», — услышала Дуня и вздрогнула. Перед ней стоял давешний офицер. «Мой брат… Он умирает, месье. И ни вы, ни я… никто уже не может ему помочь». «Мы ― нет, зато ему может помочь Пустилье». «Полковой лекарь?» — переспросила она. «Военный хирург. И очень знающий врач», ― чуть поклонился француз.
«Война войной, — заявил за ужином папенька, ― но промеж европейскими дворянами элементарной любезности никто не отменял». А апофеозом обмена любезностями послужило приглашение французов на ужин… Ужин, впрочем, прошел на удивление удачно. «Нам повезло, что именно он остановился у нас на постой, — сказала маменька, ― неизвестно, кто следующим пройдет через Приволье».
«Доброе утро, виконт. Свежо, не правда ли?» — Он молчал, деревенщина, и поэтому Дуня продолжала светским тоном: «Надеюсь вы сможете меня изви…» «Девочка, ― прошептал француз и дернулся лицом, — ее нашли в речке сегодня утром. Рыбаки.» «Она умерла?» ― выдохнула Авдотья. «Боюсь, что нет, княжна… Ее убили. Точнее, задушили». Француз прокашлялся и через паузу произнес: «Война войной, мадемуазель, но дети не должны умирать».
Дуня в сопровождении де Бриака отправились к отцу лавочки. «Переводите, — услышала она за спиной голос француза, ― вы, как семья, владеющая этими землями, и я, как представитель военной власти, обещаем этому человеку найти того, кто убил его дитя».
«Мне необходимо осмотреть девочку, мадемуазель. Где сейчас находится труп? — спросил Пустилье. ― Я собираюсь провести вскрытие». «Вам никто не даст осмотреть тело. Если вы посмеете это сделать, вся деревня подымется против вас». («И против меня», — добавила Дуня про себя.) «Забудьте о нашей просьбе. Мы сами попытаемся найти изверга, убившего ребенка», ― сказал де Бриак.
«Мертвые умеют говорить». «Продолжайте, доктор», — вздохнула Дуня. «Голова девочки была обрита…Кроме того, на коже девочки имелись порезы. ― Пустилье вынул из кармана записную книжку. — Вот, мадемуазель», ― открыл он ее на середине. Порезы были схожи с узором волны. «Еще вот это», ― в руках у Пустилье был маленький предмет. Гаврилова лошадка! Радость помещичьих и деревенских детей. «Откуда она у вас?» — потянулась Дуня к игрушке. «Кто-то, ― прокашлялся Пустилье, — засунул игрушку девочке глубоко в горло». «Что-то еще?» ― еле слышно спросила она. «Над девочкой надругались».
«Потому что, — перебила де Бриака Дуня, ― это не первый случай. Два года назад в Приволье уже пропала девочка. Ее нашли в реке близ мостков. Наш управляющий не счел нужным уведомить нас, полагая сие несчастным случаем.Но…» «Но когда нашли другую девочку, сомнений уже не осталось, — кивнул де Бриак. ― Теперь, княжна, мы возвращаемся к отправной точке. Согласны ли вы помочь мне найти убийцу?» Авдотья могла только кивнуть — на этот раз с искренней благодарностью.
Как будет идти дальнейшее расследование? Кто окажется убийцей-изувером? Что за страшную тайну скрывает Дунин отец? Свяжут ли чувства княжну Липецкую и французского офицера? И встретятся ли они, ведь идет война и конный артиллеристский дивизион, возглавляемый де Бриаком должен покинуть Приволье.
Обо всем этом вы узнаете, прочитав роман Дарьи Дезомбре «Сеть птицелова».
#MeaRon #обзорнакнигу #обзор #литература #дарьядезомбре