“В 45 баба ягодка опять” как говорится, но это наверное больше для успокоения. На деле, всё хуже, лицо подустало, морщины. Приходится уже в несколько слоёв пользоваться косметикой, чтобы скрыть недостатки возраста.
Из спальни доносились звуки какой-то стрелялки на планшете, там лежал Тимофей. Наш диван давно продавился с его стороны, но менять он не хотел - “и так нормально”.
Я зашла в комнату, Тимофей почесал пяткой ногу и, не отрываясь от экрана, бросил: - Эля, ты чего там полчаса марафет наводишь? Всё равно уже не поможет.
Я замерла с баночкой в руках. - В смысле?
Он наконец соизволил поднять глаза и посмотрел на меня так, будто оценивал старую “Тойоту” на авторынке: пробег большой, бампер битый.
- Ну а чего ты обижаешься? - хмыкнул он. - Тебе сорок пять, Эль, товарный вид уже не тот.
Внутри что-то оборвалось, просто стало пусто. - И к чему ты это сейчас? - тихо спросила я.
Тимофей зевнул, поправляя резинку трусов, врезавшуюся в бок:
- “К тому, что ты должна быть благодарна, другой бы на моем месте уже давно молодую нашел. Двадцатилетнюю, упругую, а я с тобой живу. По привычке, конечно, ты сейчас на рынке невест - второй сорт, неликвид. Так что цени, Элеонора, мою доброту и свет выключи, спать хочу”.
Он повернулся к стене и через минуту уже захрапел.
Я села на край кровати, смотрела на его спину, на залысину на затылке и на разбросанные по полу носки. “Второй сорт”, - крутилось в голове. “Скажи спасибо”.
Знаете, я ведь не заплакала, а вдруг почувствовала брезгливость. Будто съела что-то несвежее.
Двадцать лет я стирала его рубашки, слушала его нытье про начальника, экономила на себе, чтобы купить ему новую удочку или зимнюю резину. А теперь я - неликвид?
Я встала и пошла на кухню, выпила воды прямо из графина. Посмотрела на часы: два ночи. Самое время начать новую жизнь.
Я достала чемодан, не стала собирать всё подряд. Взяла документы, любимый свитер, шкатулку с мамиными кольцами и ноутбук.
Всё, что нажили “вместе” - кастрюли, шторы, мебель, пусть остается ему. Пусть этот “первый сорт” сам варит себе борщи.
В 5 утра я вызвала такси, на кухонном столе, прямо на крошках от его вчерашнего бутерброда, оставила записку:
“Тим, ты прав, рынок диктует свои правила. И я решила снять свой лот с твоих торгов. Зачем тебе "второй сорт"? Ты достоин лучшего, ищи свою упругую двадцатилетнюю. Котлеты в холодильнике, но они тоже вчерашние, так что извини - неликвид”.
Тимофей проснулся от того, что солнце било прямо в глаз. Шторы никто не задвинул. - Эль! - гаркнул он привычно. - Где завтрак?
Он прошел по квартире, шлепая босыми ногами. В ванной нет её зубной щетки, а в шкафу - пустые вешалки, сиротливо звенят друг об друга.
Нашел записку, прочитал. - Ну и дура, истеричка старая.
Он был уверен: побесится и вернется. Куда она денется в 45 лет? Кому она нужна? Через неделю приползет прощения просить. Он даже представил, как великодушно её простит, но для профилактики пару дней не будет разговаривать.
Прошло полгода.
Тимофей сидел на кухне, один. В раковине гора посуды - “первый сорт” так и не научился её мыть вовремя.
На сайте знакомств ему писали редко, а если и писали, то совсем не двадцатилетние модели, а обычные женщины, которые сразу спрашивали про зарплату и наличие квартиры.
Молодые почему-то не клевали на его “богатый внутренний мир” и лысину.
А я? Я сидела в парке на лавочке, ела мороженое, не поверите - самое вкусное за последние двадцать лет.
Рядом присел мужчина, обычный, в джинсах и ветровке. - Девушка, - улыбнулся он. - Вы так вкусно едите, что мне тоже захотелось, не подскажете, где тут киоск?
Я рассмеялась. - Там, за углом. - Я Алексей, - он не уходил. - А у вас глаза красивые, с хитринкой.
Мы разговорились, о погоде, о книгах, о том, что в 45 жизнь только начинается, если не тащить за собой чемодан без ручки.
Вернусь ли я к Тимофею? Нет, я теперь знаю себе цену. И она не измеряется годами или морщинами, а тем, насколько тебе легко дышать рядом с человеком.