Анна Петровна никогда не стучалась, она врывалась в нашу жизнь. И сейчас не обошлось без неё, ну а как же..
- Степа, открывай, мать пришла! - гремело в прихожей.
Она скидывала шубу, по-хозяйски проходила на кухню и выкладывала на стол свои фирменные ватрушки. Степан их обожал с детства, пока муж с набитым ртом нахваливал стряпню, свекровь заводила свою любимую песню.
- Смотрю я на вас и душа радуется, молодые, свободные! Вон, Ленка, ты опять похудела? Красотка! А родила бы - всё, прощай талия, здравствуй варикоз и растяжки. Оно тебе надо?
Она подливала Степе чаю и доверительно шептала: - Живите для себя, глупые! Дети никуда не денутся, вон, у соседки сын родился - так они с мужем света белого не видят, ипотека, памперсы, крики.
А вы у меня - короли! В Турцию собрались? Молодцы! Машину обновили? Умницы!
Первое время я даже радовалась, подругам свекрови вечно ныли: “Когда внуки?”, а моя - продвинутая, современная. Сама всегда с маникюром, в шляпках, вечно в каких-то делах. “Я женщина без возраста!” - любила повторять она.
Прошло десять лет, нам со Степаном уже хорошо за тридцать. В квартире - идеальный ремонт, который боишься поцарапать.
В отпуске - скука смертная, мы объездили всё, что можно, но возвращаться в пустой дом становилось всё тошнее.
- Степ, может, хватит уже “для себя”? - спросила я однажды вечером, глядя, как он гоняет танчики на компьютере.
- Мне 34, врачи говорят, тянуть больше некуда. Степан поморщился, как от зубной боли. - Лен, ну чего ты начинаешь? Мама права, вспомни её слова: “Ребенок - это конец личной жизни”. Мы еще не нагулялись, да и денег надо подкопить...
Анна Петровна, узнав про мои настроения, устроила представление. Схватилась за сердце, закатывала глаза:
- “Вы что, с ума сошли? В кризис рожать? Ты, Лена, о муже подумай! Ему отдыхать надо после работы, а не младенца качать, вам и вдвоем шикарно, зачем всё портить?”
Она так мастерски давила на наши страхи, что мы снова откладывали, на год. Потом еще на один.
Всё вскрылось нелепо, Анна Петровна загремела в больницу с аппендицитом, обычное дело, но она была в панике.
Позвонила Степе ночью: - Сынок, у меня в комоде, под постельным бельем, папка лежит синяя. Привези срочно, там полис и карта. Только ничего не трогай!
Степан был в командировке, пришлось ехать мне.
Я нашла папку там, где она сказала, но пока доставала, она выскользнула из рук. Бумаги рассыпались по полу веером. Я начала собирать и невольно зацепилась взглядом за знакомую фамилию на документе с гербовой печатью.
Это было завещание тетки Степана, сестры Анны Петровны, тетка умерла лет восемь назад. Мы знали, что она жила скромно и якобы ничего не оставила.
Я села прямо на пол и начала читать. Текст был простой, без юридических дебрей:
"Квартиру и счет в банке завещаю племяннику Степану. Но вступить в наследство он сможет только при рождении первого ребенка. Хочу, чтобы мои деньги помогли поднять малыша. Если же до 45 лет у Степана детей не будет, всё имущество передать в фонд помощи ветеранам”.
У меня похолодело внутри, тетка оставила Степе “трешку” в центре и приличный счет! Но Анна Петровна молчала. Восемь лет!
Я стала рыться дальше, нашла кредитный договор ,свежий. И еще один, постарше, оказалось, наша “современная” свекровь была игроманом.
Не казино, нет, она скупала какие-то чудо-акции, вкладывалась в “успешный бизнес” подруг, который прогорал через месяц. Она жила не по средствам, пуская пыль в глаза своими шляпками и подарками.
А чтобы гасить долги, она заложила... нашу квартиру. Да, ту самую, где мы жили, ведь по глупости оформили её на маму Степана - она тогда убедила, что так надежнее, “мало ли разведетесь, а так имущество целее будет”.
Пазл сложился со щелчком.
Рождение ребенка для неё было катастрофой.
- Если рождается внук, Степа узнает про наследство тетки (нотариус обязан сообщить при выполнении условия). А денег на счетах тетки давно нет - Анна Петровна, видимо, нашла способ их вывести или подделать доверенность.
- С ребенком в квартире пропишут несовершеннолетнего, банки такое не любят, заложенную квартиру с ребенком продать сложнее. А она уже готовилась её продавать, потому что платить по кредитам было нечем.
“Пожить для себя” - это значило, чтобы мы работали, давали ей деньги “на лекарства”, а она перекрывала ими свои проценты. Мы были просто её страховкой от нищеты.
Вечером я показала бумаги Степану, он не кричал, а просто сидел на кухне, смотрел в одну точку и раскачивался, как маятник.
- Она украла у нас десять лет, Лен... Десять лет. Она теткину квартиру, получается, сдает втихаря? Или продала уже по липовым документам?
Разговор в больнице был коротким, Анна Петровна даже не покраснела.
- А что такого? - огрызнулась она, поправляя подушку. - Тетка ваша была дурой старой с этими своими условиями. А мне жить надо было! Я вас вырастила, имею право! Ну родили бы вы, и что? Деньги бы на памперсы ушли, а мать бы с голоду помирала? Эгоисты!
Мы вышли молча.
Квартиру мы потеряли, банк забрал её за долги свекрови через три месяца. Судиться было бесполезно - формально она была единственной хозяйкой.
Сейчас мы снимаем маленькую студию на окраине. Степан с матерью не разговаривает, сменил номер. Говорят, она живет где-то на даче, в летнем домике, потому что всё остальное профукала.
А у нас... тесно, денег в обрез, и мебель старая, но вчера я купила кроватку. Маленькую, белую. Она еле влезла в угол между шкафом и диваном и я беременна. Мы ждем сына.
И знаете, никогда еще мы не были так счастливы, как в этой тесной съемной квартире, без “жизни для себя”, но с настоящей жизнью внутри.