Лев метался в стальных тисках цеха, как загнанный зверь. Манипуляторы с гидравлическим шипением хватались за края его одежды, а сборочные линии начинали менять траекторию, отрезая пути к отступлению. Казалось, еще немного — и бездушный механизм прижмет его к стене или сбросит в жерло, куда уходили трубы.
И вдруг гул завода перекрыл новый звук — нарастающий, низкий гул, похожий на рой гигантских ос. Через разбитые, закопченные окна цеха, расположенные высоко под потолком, хлынул странный свет — не солнечный, а мерцающий, багрово-синий, словно от гигантского прожектора под цвет алого озера.
Затем послышался грохот. Не металлический, а глухой, тяжёлый — звук десятков, сотен тел, бьющихся о ворота и заборы завода. Криков не было. Только этот ужасающий, организованный рокот.
Атака была стремительной и сокрушительной. Мертвецы не лезли на ограждения — они обрушили их своим напором, как ледоход ломает перемычки. Орда ввалилась на территорию завода. Но они не метались хаотично. Они двигались с той же жуткой, синхронной целеустремленностью, с которой несли трупы к озеру.
Их целью были не люди. Их целью был сам завод.
Зомби шли прямо на конвейеры, на станки, на манипуляторы. Они забивали своими телами шестерни, сдирали с приводов кожу и мышцы, ломали костями тонкие датчики. Они крушили трубы, сгибали их голыми руками, заталкивали в отверстия для сброса, вызывая заторы и сбои. Это была не атака голодных тварей. Это был акт методичного, тотального вандализма. Анти-технологический погром.
Давление на Лева ослабло. Ослепленный завод, чьи системы одна за другой выходили из строя под натиском живой плоти, выпустил свою добычу из внимания. Манипуляторы замерли или бесцельно дергались. Свет погас, сменившись аварийным зареваем пожаров и вспышками коротких замыканий.
Лев, не веря своему счастью, рванул к ближайшему разлому в стене, который проделала орда. Он пробирался среди зомби, и те не обращали на него ни малейшего внимания. Их пустые глаза были прикованы к машинам. Они прошли мимо него, словно он был частью пейзажа, неодушевленным предметом.
Выбравшись на окровавленную, усеянную обломками и телами территорию, он бросился бежать, не оглядываясь. За его спиной грохотало и рушилось царство бездушного металла, методично разбираемое на части царством бездушной плоти.
Он бежал до тех пор, пока огни и грохот завода не скрылись за горизонтом. И только тогда, падая на колени у ручья, он понял.
Ему повезло не просто сбежать. Он стал свидетелем войны. Войны между двумя новыми порядками, рожденными апокалипсисом. Порядком холодной, автономной механики, работающей по забытой программе. И порядком тёплой, коллективной, но бездумной биологии, управляемой из таинственного пси-источника. Обе системы были слепы. Обе — смертельно опасны. И обе не оставляли места для такого, как он. Для человека, который помнил, чувствовал, сомневался и выбирал.
Он был пешкой, случайно выпавшей с доски, где играли нечеловеческие силы. И это осознание было одновременно унизительным и… дарующим призрачную надежду. Пока эти силы воюют друг с другом, у него, у его села, у бронзового Ильича, может быть, есть шанс. Небольшой, хрупкий, но свой.