— Да ты не обращай внимания-то. Родня от зависти языком чешет. У них-то дети кто? В лучшем случае трактористы и доярки, а ты вон, в люди выбилась, в городе живешь, деньги матери присылаешь… Да и Клавдия… Она скучает просто, Вер.
***
Телефон на столе вибрировал уже в третий раз, настойчиво ползая по полированной поверхности, как жук, пытающийся сбежать. Вера, не отрывая взгляда от монитора, сбросила звонок. Не сейчас. У нее квартальный отчет горит синим пламенем, а поставщики снова напутали с накладными.
Она сделала глоток остывшего кофе. Горько. В кабинете пахло бумагой, дорогим парфюмом и кондиционированным воздухом — запахом успеха, к которому она шла десять лет.
Телефон завибрировал снова. На экране высветилось: «Мама».
Вера вздохнула, потерла виски и нажала «ответить».
— Да, мам. Я же просила, у меня совещание через полчаса. Что-то срочное?
Голос Клавдии Никитичны звучал глухо, с той самой интонацией, от которой у Веры мгновенно начинала ныть шея. Интонация «жертвы обстоятельств».
— Да какое уж тут срочное, Вер… Просто давление скачет третий день. Лежу вот. А тетка Зина заходила, говорит, огород бурьяном порос, стыдоба. У всех уже картошка окучена, а у меня…
Вера откинулась на спинку кожаного кресла, закрыв глаза.
— Мам, мы же договаривались. Я перевела тебе деньги на прошлой неделе. Найми ты местного мужика, пусть он все вскопает, окучит и хоть бантиком повяжет. Зачем тебе самой туда лезть?
— Ой, Вера, ну что ты такое говоришь! — в голосе матери прорезались слезливые нотки. — Чужие люди на огороде… Стыдно же. Зина говорит: «Дочь в Москве жирует, а мать родную бросила, батраков нанимает».
— Мам, мне сорок два года. Я главный менеджер крупной фирмы. Я не могу бросить работу и приехать полоть грядки, чтобы тетке Зине было спокойно!
— Ну конечно, тебе там некогда, — вздохнула трубка. — Ладно, пойду. Полежу. Может, полегчает. Ты там… не болей.
Гудки.
Вера с силой опустила телефон на стол. «Жирует». Если бы они знали, как достается это «жирует». Двенадцать часов в офисе, съемная квартира (хоть и хорошая, но чужая), ипотека за студию, которую она взяла, чтобы была «подушка безопасности». И постоянная, изматывающая гонка.
Но в поселке, где две улицы крестом и один магазин «Продукты», где время застыло где-то в начале нулевых, этого не понимали. Там валютой было присутствие. Приехала, привезла колбасы, сама встала раком на грядке — хорошая дочь. Прислала денег на ремонт крыши, но не приехала — кукушка, бросившая мать.
Вера посмотрела на календарь. Пятница. Отчет сдан.
— К черту, — сказала она вслух.
Через час она уже оформляла отпуск за свой счет на неделю и покупала билет на поезд.
***
Поезд «Москва — Н-ск» пах вареными яйцами, пыльными шторами и чужими разговорами. Вера ехала в купе, но даже здесь этот специфический дорожный дух просачивался сквозь щели. Она смотрела в окно, где мелькали березки, покосившиеся домики и бескрайние поля.
Десять лет. Десять лет она вырывала себя из той жизни. Сначала эти очки в переходе, когда ноги гудели так, что хотелось выть. Потом склад, холодный, сырой. Учеба по ночам. Она зубами выгрызла свое место под солнцем. И все ради того, чтобы маме не нужно было считать копейки от пенсии до пенсии.
Вера перечисляла домой половину зарплаты. Клавдия Никитична жила в самом ухоженном доме на улице: новый забор из профнастила, пластиковые окна, крыша перекрыта металлочерепицей. У нее была стиральная машина-автомат (диковинка для многих местных старушек), плоский телевизор и холодильник, забитый продуктами.
Но Вера знала: для мамы это не аргумент. Потому что Зина, соседка, каждый день капала ей на мозги.
На перроне ее встретил местный таксист, дядя Миша, на старенькой «Ладе».
— О, Верка! — обрадовался он, закидывая ее модный чемодан в багажник, где пахло бензином и старыми тряпками. — Какими судьбами? Мать проведать?
— Ага, проведать.
— Дело хорошее. А то Клавдия Никитична совсем сдала. Ходит смурная. Зинка-то, гадюка, все языком чешет, мол, забыла дочка, зазналась.
Вера стиснула зубы.
— Поехали, дядь Миш.
***
Поселок встретил ее тишиной, прерываемой лаем собак и далеким звуком газонокосилки. Дом матери выделялся на фоне соседских построек, как иномарка среди телег. Аккуратный, покрашенный в приятный персиковый цвет.
Вера толкнула калитку. Та не скрипнула — петли были смазаны.
На крыльце сидела Клавдия Никитична, перебирая в миске гречку. Увидев дочь, она всплеснула руками, миска качнулась, гречка чуть не посыпалась на пол.
— Верочка! — мама попыталась встать, опираясь на палочку. — Ты чего ж не предупредила? Я бы пирогов напекла!
— Сиди, мам, сиди, — Вера взбежала на крыльцо, обняла родные, пахнущие валерьянкой и сдобой плечи. — Сюрприз хотела сделать. Как ты?
Мать прижалась к ней, и Вера почувствовала, какая она стала маленькая и хрупкая.
— Да ничего, потихоньку. Вот, давление только…
— Сейчас давление измерим, таблетки я привезла, хорошие, импортные.
Они прошли в дом. Внутри было чисто, уютно, но как-то… пусто. Вера заметила, что новые шторы, которые она присылала месяц назад, так и лежат в упаковке на комоде. А на окнах висят старые, выцветшие занавески.
— Мам, а чего шторы не повесила? Не понравились?
Клавдия Никитична отвела глаза.
— Да жалко, Верочка. Красивые больно. Выгорят на солнце. Я их для праздника берегу.
«Синдром отложенной жизни», — подумала Вера, но промолчала.
Вечер прошел относительно спокойно. Вера разбирала гостинцы: деликатесы, фрукты, новый халат для мамы. Клавдия Никитична ахала, охала, но в глазах ее читалась тревога.
— Вер, а ты надолго?
— На неделю, мам.
— Ой, хорошо! — лицо ее просветлело. — Хоть с людьми поговоришь, покажешься. А то они не верят, что ты вообще приезжаешь.
И вот оно. «Люди».
На следующее утро, пока Вера спала, наслаждаясь тишиной, в дверь настойчиво постучали.
— Клава! Ты дома? Открывай, дело есть!
Вера поморщилась, накинула халат и вышла на кухню. Мама уже суетилась у плиты, а в дверях стояла тетя Зина.
Зинаида Петровна была женщиной монументальной. Громкая, широкая, с вечно недовольным выражением лица, она считала себя совестью всей улицы.
— О, явилась, — вместо приветствия выдала Зина, оглядывая Веру с ног до головы. — Спит она. Полдень уж скоро, а она спит. В Москве так принято, что ли?
— Здравствуйте, тетя Зина, — холодно ответила Вера, ставя чайник. — У меня отпуск. Имею право спать, сколько захочу.
— Ишь ты, «имею право», — фыркнула соседка, проходя без приглашения и усаживаясь на табурет. — А мать там в огороде корячится.
— Мама, — Вера обернулась к Клавдии Никитичне, которая замерла с половником. — Ты опять ходила в огород? Я же просила!
— Да я так, Верочка, пару сорняков дернула… — виновато пробормотала мать.
— «Пару сорняков», — передразнила Зина. — Огород ухода требует! Это тебе не в офисе бумажки перекладывать. Вот мой Витька — золотой парень! И матери помогает, и крышу вчера подлатал, и картошку всю окучил. А он ведь тоже работает! Сторожем на пилораме!
Вера знала Витьку. Ему было под сорок, он жил с Зиной, любил «пенное» и регулярно стрелял у матери деньги с пенсии.
— Тетя Зина, — Вера прислонилась к столешнице, скрестив руки на груди. — Давайте начистоту. Я присылаю маме достаточно денег, чтобы она наняла бригаду рабочих и они перекопали этот огород вдоль и поперек. Зачем ей самой там убиваться?
— Деньги, деньги… — замахала руками Зина, словно отгоняя мух. — Всё у вас, городских, деньгами меряется! А души-то нет! Матери внимание нужно, руки родные, а не бумажки твои. Вот помрет Клава, не дай бог, кто ей стакан воды подаст? Твой банкомат?
Клавдия Никитична тихонько всхлипнула и села на стул.
— Зин, ну зачем ты так про смерть-то…
— А затем! Правду говорить надо! Вон у Петровых дочка тоже уехала, денег слала, а мать одна в пустом доме с инсультом сутки пролежала. А была б дочка рядом — спасли бы!
Веру начало трясти. Это был запрещенный прием.
— Так, хватит! — она шагнула к соседке. — Вы сейчас же прекратите пугать маму. У нее давление.
— А давление от чего? От нервов! Потому что стыдно ей перед людьми! У всех дети как дети, рядом, а ты — кукушка перелетная!
Зина встала, поправила платок и гордо направилась к выходу.
— Ладно, Клав, я за солью заходила, да вижу, не до меня вам. Разбирайтесь сами со своей «богачкой».
Дверь хлопнула. На кухне повисла тишина, нарушаемая только тихим плачем мамы.
— Мам, ну перестань, — Вера присела рядом, обняла ее. — Ты же знаешь, что она завидует.
— Чему завидовать-то, доча? — Клавдия Никитична вытерла глаза уголком фартука. — Витька вон при ней. В магазин сходит, гвоздь забьет. А я… я скучаю, Вера.
Сердце у Веры сжалось. Она понимала эту боль. Но понимала и другое: если она вернется, они обе сядут в лужу.
— Мам, если я вернусь, мы будем жить на мою зарплату фельдшера и твою пенсию. Ты помнишь, как мы жили десять лет назад? Когда сапоги раз в пять лет покупали? Когда ты зубы не могла вставить, потому что дорого?
Мать молчала.
— Сейчас у тебя лучшие протезы, — продолжала Вера. — Ты каждый год в санаторий ездишь. У тебя в доме тепло, светло, вода горячая. Витька Зинин может матери санаторий оплатить?
— Да какой там санаторий… — махнула рукой мама. — Он у нее вчера последнюю тысячу выпросил, говорит, на запчасти. А сам пришел — «пенным» разит.
— Вот видишь!
— Вижу, Вера, вижу. Но… все равно говорят.
***
Развязка наступила через два дня. И, как это часто бывает, помог случай. Точнее, авария.
Вечером в четверг резко похолодало, и Клавдия Никитична решила включить газовый котел. Он у нее был новый, современный, купленный на Верины деньги год назад.
Мама покрутила ручку, котел загудел, щелкнул и… затих. На дисплее высветилась ошибка.
— Ой, батюшки! — испугалась она. — Сломался! Вера, иди скорее!
Вера осмотрела агрегат. Она в технике не разбиралась, но поняла — дело плохо. В доме начало стремительно холодать.
— Сейчас мастера вызову, — Вера потянулась за телефоном.
В этот момент в калитку снова постучали. Это опять была Зина, а с ней — тот самый «золотой» Витька. Витька был в растянутой майке, с мутным взглядом и легкой нетвердостью в ногах.
— Слышим, у вас тихо что-то, дыма нет, — деловито заявила Зина. — А холодрыга такая. Небось, буржуйская техника подвела?
— Котел встал, — призналась Клавдия Никитична. — Замерзнем к ночи.
— Тю! — Зина толкнула сына в бок. — Витька! А ну глянь! Он у меня рукастый, в технике соображает. Не то что некоторые менеджеры.
Вера хотела возразить, но мама умоляюще посмотрела на нее.
— Пусть глянет, Вер. Вдруг там проводок отошел просто? А мастер из города пока доедет…
Витька важно прошел на кухню, шмыгнул носом.
— Ща разберемся. Инструмент есть?
— Есть, в кладовке, — суетилась мама.
Витька взял отвертку, с умным видом постучал по корпусу, потом начал что-то откручивать.
— Тут это… клапан, кажись, залип. Ща мы его…
Раздался громкий хруст, потом шипение. Витька отскочил.
— Опа…
Из котла потекла вода.
— Ты что сделал, идиот?! — закричала Вера.
— Да оно само! — Витька попятился. — Там резьба гнилая была! Китайская дрянь!
Вода хлестала на пол. Вера кинулась перекрывать кран.
— Гнилая?! Это итальянский котел за сто тысяч! Убирайся отсюда!
— Витя, уходим! — взвизгнула Зина, защищая чадо. — Мы помочь хотели, а они еще и орут! Вот и сидите в холоде со своими деньгами!
Когда дверь за ними захлопнулась, Клавдия Никитична села на стул и закрыла лицо руками.
— Всё, замерзнем… Испортили вещь…
Вера выдохнула. Спокойствие. Только спокойствие.
Она набрала номер сервисного центра в райцентре.
— Девушка, уже вечер, мастера только завтра… — начал было диспетчер.
— Я плачу тройной тариф, — жестко перебила Вера. — И такси мастеру оплачу туда и обратно. Плюс сверху за срочность лично в руки. Через час чтобы был.
На том конце провода помолчали.
— Диктуйте адрес.
***
Через час двадцать у дома затормозила машина. Мастер, толковый мужик с чемоданчиком, зашел, присвистнул, глядя на лужу и сломанную деталь.
— Кто ж это так его приласкал? Силушка есть — ума не надо.
— Местный умелец, — буркнула Вера. — Почините?
— Плата цела, это повезло. А клапан поменяю, у меня с собой есть. Час работы.
Пока мастер возился, в доме стало совсем свежо. Вера достала обогреватель (тоже купленный ею), включила, укутала маму пледом, заварила горячий чай с лимоном.
— Видишь, мам, — тихо сказала она. — Вот тебе и «рукастый Витька». Если бы не деньги, мы бы сейчас с ведрами бегали и до утра мерзли.
Клавдия Никитична молчала, грея руки о кружку.
Через час котел довольно загудел. Тепло начало разливаться по трубам. Вера расплатилась с мастером, щедро добавив сверху. Тот расплылся в улыбке.
— Спасибо, хозяйка! Если что — звоните в любое время. Для таких клиентов мы всегда свободны.
Когда мастер уехал, в дверь снова робко поскреблись.
На пороге стояла Зина. Но уже не такая боевая. Плечи опущены, платок сбился.
— Клав… — начала она тихо. — У вас там… тепло?
Вера встала в дверях, не пуская ее.
— Тепло, тетя Зина. Мастер починил.
Зина шмыгнула носом.
— А у нас… буржуйка прогорела. Дымит, сил нет. А Витька… — она махнула рукой и вдруг заплакала. — Витька ушел к дружкам, сказал, я виновата, что его к вам потащила. Наорал, денег требовал… Клав, пусти погреться, а? Сил нет там в гари сидеть.
Вера посмотрела на маму. Та уже вскочила, скидывая плед.
— Ой, Зина! Конечно, заходи! Вера, ну что ты стоишь, пропусти человека!
Зина прошла в кухню, села на тот самый табурет, где утром читала мораль, и сжалась в комок.
— Прости меня, Клава, — прошептала она. — И ты, Вера, прости. Зависть это. Черная зависть. Смотрю я на тебя, Клавдия: у тебя и чисто, и сытно, и дочь вон какая — горой стоит. А я со своим «помощником»… Всю пенсию выгреб, а толку — ноль. Только и знает, что на диване лежать да указывать.
Клавдия Никитична поставила перед соседкой чашку с чаем и тарелку с дорогими шоколадными конфетами, которые привезла Вера.
— Ешь, Зина. Не плачь. У каждого своя доля.
— Счастливая ты, Клава, — Зина развернула конфету дрожащими пальцами. — Дочь у тебя золотая. Не рядом, да, зато ты за ней как за каменной стеной. А я со своим рядом, как на пороховой бочке.
Вера стояла у окна, глядела на темную улицу. Злость прошла. Осталась только жалость к этой громкой, но несчастной бабе, которая пыталась доказать всему миру, что она живет правильно, хотя сама понимала, что это не так.
— Тетя Зина, — Вера повернулась. — Давайте так. Завтра я договорюсь со своим мастером, он к вам заедет, печку посмотрит. За мой счет.
Зина подняла заплаканные глаза, в которых читалось недоверие.
— Да ты что, Вер… После того, как я тебя…
— После того. Мы же соседи. А соседи должны помогать.
Зина вдруг разревелась в голос, уже не стесняясь.
— Спасибо тебе, девка. Права твоя мать, хорошая ты. А я дура старая.
***
Уезжала Вера через три дня со спокойным сердцем.
На перроне мама держала ее за руку и не хотела отпускать.
— Ты прости меня, дочка, что я тебя дергала. Я все поняла.
— Что ты поняла, мам?
— Что любовь не в том, чтобы картошку вместе копать. А в том, чтобы в беде не бросить. Ты меня никогда не бросала. Это я, старая, чужим умом жила.
Вера улыбнулась, поцеловала ее в морщинистую щеку.
— Я скоро приеду, мам. На Новый год. И шторы повесь! Нечего им в шкафу пылиться.
— Повешу! — пообещала Клавдия Никитична, вытирая глаза. — Прямо сегодня повешу. Пусть Зинка смотрит и завидует!
Поезд тронулся. Вера смотрела в окно, где маленькая фигурка матери становилась все меньше. Но теперь в этой фигурке не было той безнадежной тоски. Там была гордость.
Вера достала телефон. На экране светилось сообщение от начальника: «Ждем тебя, без тебя все встало».
— Еду, — написала она. — Еду.
Она знала, что вернется в свой бешеный ритм, в пробки и дедлайны. Но теперь она знала и то, что у нее есть надежный тыл. Там, где две улицы крестом, где висят новые шторы на окнах, и где мама наконец-то перестала стесняться своего счастья.
Уважаемые читатели, на канале проводится конкурс. Оставьте лайк и комментарий к прочитанному рассказу и станьте участником конкурса. Оглашение результатов конкурса в конце каждой недели. Приз - бесплатная подписка на Премиум-рассказы на месяц.
Победители конкурса.
«Секретики» канала.
Самые лучшие и обсуждаемые рассказы.