Найти в Дзене
Александр Морозов

Рабство на кирпичном заводе

Год в рабстве: кирпичный завод Спустя несколько месяцев скитаний по улицам мне «повезло» — на вокзале ко мне подошёл мужчина в дорогой куртке. — Работа есть, — бросил он коротко. — Кирпичный завод. Жильё, еда, зарплата. Я не верил в удачу, но выбора не было. Он усадил меня в фургон, мы ехали несколько часов. Когда вышли, вокруг были только кирпичные штабеля, печи и обшарпанные бараки. Первый день: иллюзия порядка Меня завели в контору. Хозяин — коренастый мужчина с холодными глазами — протянул договор. — Подписывай. Условия простые: работаешь, получаешь деньги. В бумаге было много пунктов, но я едва разбирал строки. Главное — крыша и еда. Я подписал. Мне выдали робу, показали барак. В комнате на 20 человек стояли двухъярусные койки, пахло сыростью и потом. Режим: каторжный распорядок 5:00 — подъём. Холодная вода из колодца, кусок чёрствого хлеба. 5:30–13:00 — первая смена: грузить сырец, подвозить глину, чистить печи. 13:00–13:30 — обед: жидкий суп, полкартошки. 13:30–20:00 — вт

Год в рабстве: кирпичный завод

Спустя несколько месяцев скитаний по улицам мне «повезло» — на вокзале ко мне подошёл мужчина в дорогой куртке.

— Работа есть, — бросил он коротко. — Кирпичный завод. Жильё, еда, зарплата.

Я не верил в удачу, но выбора не было. Он усадил меня в фургон, мы ехали несколько часов. Когда вышли, вокруг были только кирпичные штабеля, печи и обшарпанные бараки.

Первый день: иллюзия порядка

Меня завели в контору. Хозяин — коренастый мужчина с холодными глазами — протянул договор.

— Подписывай. Условия простые: работаешь, получаешь деньги.

В бумаге было много пунктов, но я едва разбирал строки. Главное — крыша и еда. Я подписал.

Мне выдали робу, показали барак. В комнате на 20 человек стояли двухъярусные койки, пахло сыростью и потом.

Режим: каторжный распорядок

5:00 — подъём. Холодная вода из колодца, кусок чёрствого хлеба.

5:30–13:00 — первая смена: грузить сырец, подвозить глину, чистить печи.

13:00–13:30 — обед: жидкий суп, полкартошки.

13:30–20:00 — вторая смена: обжиг, складирование, погрузка грузовиков.

20:00–21:00 — ужин: та же картошка, иногда кусок рыбы.

21:00 — отбой. Но спать не давали — заставляли мыть инструменты, убирать территорию.

Выходных не было. Больничных — тем более.

Истязания: как ломают волю

Голод как инструмент

Еды давали ровно столько, чтобы не упал. Если работал медленно — порцию уменьшали. Однажды я уронил кирпич — мне оставили только воду на весь день.

Физические наказания

За опоздание на смену — удары ремнём по спине.

За попытку возразить — избиение дубинкой.

За сон днём — заставляли стоять на коленях на гравии несколько часов.

Психологическое давление

Хозяин называл нас «дармоедами», «паразитами».

Запрещал обращаться по имени — только «эй, ты».

Угрожал сдать в полицию, если попытаемся сбежать: «Скажу, что воры. Тебя закроют, а мы дальше работать будем».

Изоляция

Телефоны отбирали сразу.

На территорию не пускали посторонних.

Если кто‑то пытался заговорить с проезжими, его запирали в сарае на сутки без еды.

Долги как цепь

Каждую неделю нам объявляли, что мы «должны» за еду, одежду, жильё. Даже если работал без нареканий, в конце месяца выходило, что я «в минусе». Хозяин говорил:

— Пока долг не отработает — не уйдёшь.

Истории других: кто не выдержал

Андрей — попытался сбежать через неделю. Его поймали, избили, сломали два ребра. Потом заставили работать без перерыва 48 часов. Через месяц он умер от воспаления лёгких — в бараке никто не лечил больных.

Сергей — потерял сознание от истощения. Его облили холодной водой и заставили таскать кирпичи, пока не пришёл в себя.

Марина — женщина, которую держали на кухне. За отказ «угождать» хозяину её заперли в погребе на три дня. Когда выпустили, она была молчалива и смотрела в одну точку.

Мой способ выжить

Я нашёл три правила, которые помогли не сломаться:

Тайник для еды. Крал по кусочку хлеба, прятал в щели барака. Иногда это спасало от голодного обморока.

Память о доме. В кармане держал старую фотографию матери. Смотрел на неё перед сном, вспоминал её голос.

Молчаливое сопротивление. Никогда не просил пощады. Даже когда били, молчал. Это злило хозяев, но давало мне ощущение, что часть меня остаётся свободной.

Побег: шанс, которого не ждал

Через год я почти потерял надежду. Но однажды к заводу подъехала машина с журналистами. Они снимали репортаж о «развитии местного производства». Я бросился к ним, крича:

— Помогите! Нас держат в рабстве!

Хозяин попытался меня оттащить, но журналисты успели заснять моё лицо, рваную одежду, синяки. На следующий день приехали полицейские.

Меня и ещё пятерых освободили. Остальные боялись давать показания — слишком глубоко въелся страх.

После рабства: возвращение к жизни

Меня поместили в реабилитационный центр. Первые дни я не мог привыкнуть к тишине, к тому, что никто не орёт, не бьёт. Ел медленно, боясь, что еду отберут.

Постепенно:

Восстановил документы.

Нашёл работу — сначала грузчиком, потом помощником мастера.

Снял комнату в общежитии.

Но шрамы остались. Не только на теле — в памяти. Иногда просыпаюсь от кошмаров, где снова таскаю кирпичи под окрики хозяина.

Эпилог

Я пишу эти строки в своей комнате. За окном — обычный город, люди спешат по делам. Они не знают, что рядом с ними живут те, кто прошёл через ад.

Эта книга — не только моя история. Это предупреждение. Рабство существует. Оно прячется за вывесками «производство», «стройка», «сезонная работа». И пока мы молчим, оно будет расти.

Но я выжил. И если вы читаете это, знайте: даже в самой глубокой тьме есть свет. Нужно только не дать ему погаснуть.

Конец.