Сегодня день матери, и все женщины поздравляют друг друга. Раньше мы поздравляли мам только 8 марта. Сейчас поздравлять её поздно, её нет 25 лет.
В раннем детстве я говорила ей, что если бы родилась у кого-то другого, то всё равно бы к ней убежала. И теперь придерживаюсь того же мнения, что моя мама была самая лучшая.
Её знала вся Елатьма, она была детским врачом. Вызывали в любое время суток, она или ехала на «Скорой» или шла пешком, в любую погоду. Не раз «Скорая» переворачивалась на проселочных дорогах, и мама спокойно возвращалась в синяках.
Она была самым спокойным человеком из всех, кого я знала.
Меня она с детства учила чувствовать чужую боль: всегда водила к себе в больницу навещать знакомых детей, которые туда попали. Неважно, дружили мы или нет.
Она всегда говорила: худой мир лучше доброй ссоры. Поэтому, моё миролюбие от неё. Я могу сказать первая тому, с кем разругались: хватит, мы же в одной подводной лодке – и мы будем друзьями.
От мамы я знаю с раннего детства, что никогда нельзя брать чужого.
Она водила в выходной на реку, на дальние пески меня с моими приятелями. Шли все желающие с улицы Ленина. И вот, мы увидели там песочный город, украшенный красивыми цветами. И бросились с девчонками эти цветы собирать. Нам было-то от 3 до 5 лет (когда стали старше, уже одни ходили).
Мама велела всё воткнуть обратно, каждый цветок, и НИКОГДА чужого не трогать. Не вы строили – не прикасайтесь, не ломайте.
До сих пор стыдно вспоминать.
У всех захватчиков были матери, почему они не учили их с детства не брать и не портить чужого? Если бы учили – был бы мир.
Мама прошла Великую Отечественную, но никогда о ней не рассказывала. Потому что хорошего в этом нет.
Мама никогда голоса не повышала, и хотя такое трудно представить, но это факт.
Они с отцом даже дураками ни разу в жизни друг друга не назвали. Не говоря о прочих таких словах, за которые меня здесь частенько блокируют.
Мама всегда была сдержанной и ко всему относилась философски. Никогда не ругала меня, если её вызывали за мои хулиганства в школу. Но зато и меня поцеловала впервые, только когда я уезжала одна поступать в институт.
Отцу, возможно, не хватало эмоций. Он пользовался успехом у женщин, и я знала одну, которая сказала там у них на работе, что любит его и будет любить. Маму я даже как-то уговаривала развестись. А она отмалчивалась спокойно, и когда он плохо себя вёл – просто покупала новую мебель.
Вот это гениально – попробуйте покупать новую мебель, если что-то идёт не так, и убедитесь, что жизнь налаживается.
Отец заботился о маме. Он и зарплату ей отдавал, и за продуктами сам ходил, и картошку сам запекал в печке на ужин. У нас ведь печки тогда были. А когда мама начинала мыть посуду, он взывал к моей совести: «Как не стыдно, мать моет посуду!». С тех пор я считаю это детским делом, нравится это моим детям или нет.
После гибели моей младшей сестры в 24 года у мамы было три инфаркта, это её подкосило. Но я ни разу не видела, чтобы она плакала. Всё держала в себе. Гвозди бы делать из этих людей.
... О том, как мама оставила родную Казань и приехала в Елатьму врачом по распределению, я уже писала. Отец выбирал на распределении в мединституте: «В глушь, где река, где рыбалка».
И в самом деле – лучшего места на земле я не видала.
... Отец пережил маму на год. На памятниках им я сделала фотографии с той их первой, когда они расписались.