Завтра свой юбилей отмечает не просто певица + актриса — отмечает его само Американское Показание. Явление по имени Бетт Мидлер — это торжество тех качеств, которых так не хватает нашему веку: бесстыдной, почти языческой жизнерадостности, иронии, не боящейся сентиментальности, и той самой «божественной вульгарности», которая оказывается куда человечнее стерильной утонченности.
Бетт Мидлер — плоть от плоти того Нью-Йорка 70-х, где искусство рождалось не в студиях, а в подпольных клубах, в публичных домах, среди маргиналов и гениев. Она пела в храмах кэмпа и сарказма, — где оттачивала своё ампуле: быть одновременно божественной Делилой и циничной стюардессой, великой дивой и простой девчонкой с Бруклина.
Её гений — в парадоксе. Она могла заплакать в «Розе», спеть «The Rose» с искренностью, от которой сжималось сердце, — а в следующем кадре отпустить шутку ниже пояса. Она доказала, что подлинная глубина не боится казаться поверхностной, а настоящая утонченность — позволить себе быть грубой. В этом её главный урок нам, вечно зажатым в тисках условностей: искусство там, где есть свобода. Свобода быть разной. Свобода быть смешной. Свобода быть трогательной.
И образы — это всё вариации на одну тему: тему человека, который пробивается к свету через толщу асфальта, через насмешки, через собственные комплексы. Вечно «некрасивая», но невероятно обаятельная — эта фишка стала символом победы таланта над стандартами, ума над гламуром, души над внешностью.
В 80 лет она — не просто легенда. Она — памятник той самой «американской мечте», которая сбывается не для тех, кто красив и удачлив, а для тех, кто упрям, остроумен и не боится быть собой. В мире, где всё чаще царят однообразие и политкорректность, её голос — хриплый, нервный, полный жизни — напоминает нам, что искусство начинается там, где кончаются правила.
Секрет Мидлер — не вопреки, а благодаря. Она — торжество харизмы над гармонией.
Её гениальность в том, что она не скрывала свою «нестандартность», а сделала её главным козырем. Она поняла простую + гениальную вещь: пытаться соответствовать голливудским канонам — значит раствориться в толке таких же «красивых и правильных». А вот стать единственной и неповторимой — это путь к настоящей славе.
Она построила карьеру на трёх китах, которые важнее любой внешности:
1. Неукротимая энергия, доходящая до одержимости. Она не пела — она проживала каждую песню, выворачивая наизнанку душу. Зритель прощал ей всё, потому что видел: перед ним — шквал эмоций, ума и таланта.
2. Уникальное амплуа «божественной вульгарности». Она создала персонажа на стыке бродвейской дивы и уличной стервы. Её юмор — острый, часто похабный, — был оружием, которым она разрушала стереотипы. Она смеялась над собой первой, не позволяя это делать другим. Эта самоирония обезоруживала.
3. Голос — хриплый, нервный, исповедальный. Это не был идеально поставленный вокал оперной примадонны. Это был голос-биография, в котором слышались сигареты, ночные клубы, слёзы и смех. Он был живым, человеческим, а потому — беззащитным и цепляющим за душу.
Её секрет в алхимии, которая превращает «недостатки» в «изюминку».
Мидлер — это американская Фаина Раневская. Та же острота до цинизма, та же бездна обаяния за «неидеальной» внешностью, то же превращение собственных комплексов в мощнейшее творческое оружие.
Она доказала простую и великую истину: красота — это не симметрия черт, а сила личности. Её лицо, её фигура, её манера — это был её манифест. Манифест о том, что можно быть звездой, не вписываясь в прокрустово ложе стандартов. Можно быть секс-символом, не будучи куклой Барби.
Её главный подарок миру — свобода быть собой. И в этом её вечное и абсолютное величие.
То, что мать назвала будущую звезду в честь Бетт Дейвис — не просто дань уважения. Это было предзнаменование, пророчество, определившее судьбу. Ибо общее у них — не просто имя, а сама суть творческого явления. Они — две ипостаси одного и того же архетипа: актрисы, которая бросила вызов самому понятию «женственности» в Голливуде.
1. Не красотой, а интенсивностью. Обеих отказывались считать классическими красавицами. Про Дейвис говорили: «Глаза-то большие, но на лице ничего больше нет». Про Мидлер и вовсе твердили, что она «неформат». Но обе они поняли: если ты не можешь очаровать чертами, ты можешь ошеломить присутствием. Их оружием стала не статика, а энергия. Их лица были не портретами, а ландшафтами человеческих страстей. Каждая морщина Дейвис, каждая ухмылка Мидлер работали на роль.
2. Железная воля и контроль. Бетт Дейвис вела знаменитые битвы со студиями, отстаивая право выбирать роли и сценарии. Она была одним из первых режиссёров своей собственной карьеры. Бетт Мидлер проложила себе путь из нью-йоркских подпольных клубов на голливудский олимп, создав уникальный, ни на кого не похожий образ «Божественной мисс М». Обе сломали систему, вместо того чтобы подчиниться ей.
3. Трагедия и гротеск как две стороны одной медали. Дейвис была королевой психологической драмы, нутряной, почти болезненной искренности. Мидлер — королева кэмпа, сарказма и самоиронии. Но в их основе лежало одно и то же: отказ от идеализации. Дейвис обнажала тёмные, нелицеприятные стороны женской души. Мидлер — срывала покровы с гламура, показывая жизнь с её пошлостью, юмором и вульгарностью. Обе говорили правду — одна с трагическим пафосом, другая с циничной ухмылкой.
4. Архетип «Неудобной Женщины». Они не были удобными. Они не улыбались, когда от них этого ждали. Они не боялись быть неприятными, надменными, смешными или отталкивающими в кадре. Дейвис играла стервозных аристократок и неуравновешенных невротичек. Мидлер — вульгарных певичек и неудачливых актрис. Они освободили женский образ от обязанности быть милым.
Так что, называя дочь в честь Бетт Дейвис, мать Мидлер интуитивно предсказала её путь. Обе Бетт доказали, что в искусстве выживает не самый красивый, а самый неукротимый. Самый одержимый. Тот, кто готов сжечь себя ради роли.