К ноябрю 1992 года, когда вышел сингл «In Bloom», группа Nirvana превратилась в нечто гораздо более масштабное и прибыльное, чем её фронтмен мог себе представить в своих самых смелых грёзах на старте. Стремительный взлёт Курта Кобейна к статусу суперзвезды и жгучее отчуждение, которое он при этом испытывал, были с пугающей точностью предсказаны песней, которая открыла эту бурную главу в его жизни.
- Доступна премиум-подписка! За символическую плату 199 рублей вы можете поддержать канал и получить доступ к эксклюзивному контенту.
За день до записи демо для «Nevermind» в студии Smart продюсера Бутча Вига в апреле 1990 года Курт спешно вносил последние штрихи в новую версию «In Bloom». По воспоминаниям басиста Криста Новоселича, изначально композиция звучала в духе яростных вашингтонских хардкорщиков Bad Brains. Но Кобейн сгладил острые углы, придав ей условную «попсовость».
Результат оказался настолько убедительным, что группа планировала выпустить «In Bloom» в качестве мини-альбома на лейбле Sub Pop и даже сняла клип. Но демо, спродюсированные Вигом, привлекли внимание крупного лейбла Geffen Records. Год спустя песня переродилась. В мае 1991-го, приступив к альбомным сессиям, Бутч Виг предложил начать с чего-то знакомого: «Я подумал, было бы неплохо начать с песни, аранжировка которой мне знакома».
Работа с Куртом Кобейном в студии требовала тонкого подхода. Виг рассказывал: «С Куртом было здорово работать, но он был невероятно угрюмым. Нужно было понять, когда он будет сосредоточен, а когда уйдёт в себя». Вспышки гнева часто были связаны с моментами суровой самокритики. Кобейн разрывался между репутацией панка и внутренним стремлением к музыкальному совершенству.
Победа стоила того. Готовая версия «In Bloom» послужила акустическим шаблоном для всего «Nevermind»: меланхоличные куплеты сталкиваются с катарсисом припевов, сбивающий с толку яростный шум делит пространство с изящной мелодией, которая запоминается навсегда.
Поскольку тексты Курта Кобейна, вдохновленные техникой коллажа Уильяма Берроуза и эстетикой сюрреализма, редко говорили о чём-то буквально и в лоб, точный посыл «In Bloom» остается предметом споров. Крист Новоселич вспоминал: «Курт говорил, что ему нравились загадочные вещи. Он просто смеялся. Он знал, что создал что-то крутое, и радовался этому. Может быть, ему просто нравилось заставлять людей задаваться вопросами».
Наиболее распространенная трактовка усматривает в «In Bloom» сатиру на поверхностных фанатов, хлынувших на концерты Nirvana на волне обретённой популярности. Со сцены Курт наблюдал безумные толпы хулиганов и грубиянов, которых он презирал с юности, пока рос в Абердине. Он никогда не терпел ограниченности и фанатизма. При этом песня-насмешка сама по себе получилась мелодичной и цепкой.
Другая теория предлагает взглянуть глубже. В песне говорится о весне, сезоне пробуждения. Упоминания о нежном возрасте и плодах, которые так легко повредить, наводят на мысль о подростковых тревогах, связанных с поисками идентичности и давлением общества. Возможно, «In Bloom» — история болезненного самопознания, скрытая за завесой ураганных гитар.
Огромную роль в популяризации «In Bloom» сыграл клип. Чёрно-белое видео, стилизованное под музыкальные телепрограммы 1960-х вроде «Шоу Эда Салливана», представляет группу «вполне приличных парней» (как их представляет ведущий), которая чинно исполняет песню под восторженные крики девушек.
Курт Кобейн рассказывал: «Мы хотели быть похожими на The Beatles. Нет, на The Dave Clark Five, ведь я носил очки. Мы бы никогда не стали высмеивать The Beatles».
В забавном ретро-антураже «In Bloom» навсегда осталась горьким, пророческим, а где-то и гениальным размышлением о цене успеха и природе непонимания между артистом и публикой.
Спасибо за подписку, лайк и комментарий! Отдельная благодарность тем, кто присылает донаты. Ваша поддержка очень ценна!