Найти в Дзене

История о том, как бабуля заболела из-за картошки

У «уборочной лихорадки», как мы ее называем в скорой, есть одно коварное свойство — она поражает не только тела, но и души. Особенно осенью, когда дачники-пенсионеры бьются на последнем рубеже сезона. «Женщина, 78 лет. Высокое давление, головокружение, общая слабость. Садовое товарищество «Рассвет». Подъехали к аккуратному домику с голубыми ставнями. Двор был образцом осеннего порядка: ровные ряды свежевскопанной земли, аккуратно сложенная ботва и вишневое деревце, с которого еще не облетели последние желтые листья. Нас встретила невысокая, сухонькая женщина лет пятидесяти с тревожными глазами. —Спасибо, что приехали, — заговорила она, торопливо ведя нас в дом. — Это мама... Мы картошку убирали. Я ей говорю: «Сиди, я сама!» А она — нет, ей последний мешок «на счастье» надо довезти до погреба. В доме пахло яблочным пирогом и лекарствами. Пациентка, Анна Петровна, лежала на диване под стопкой одеял, несмотря на тепло. Лицо ее было бледным и осунувшимся, но в глазах тлела какая-то упрям

У «уборочной лихорадки», как мы ее называем в скорой, есть одно коварное свойство — она поражает не только тела, но и души. Особенно осенью, когда дачники-пенсионеры бьются на последнем рубеже сезона.

«Женщина, 78 лет. Высокое давление, головокружение, общая слабость. Садовое товарищество «Рассвет».

Подъехали к аккуратному домику с голубыми ставнями. Двор был образцом осеннего порядка: ровные ряды свежевскопанной земли, аккуратно сложенная ботва и вишневое деревце, с которого еще не облетели последние желтые листья.

Нас встретила невысокая, сухонькая женщина лет пятидесяти с тревожными глазами.

—Спасибо, что приехали, — заговорила она, торопливо ведя нас в дом. — Это мама... Мы картошку убирали. Я ей говорю: «Сиди, я сама!» А она — нет, ей последний мешок «на счастье» надо довезти до погреба.

В доме пахло яблочным пирогом и лекарствами. Пациентка, Анна Петровна, лежала на диване под стопкой одеял, несмотря на тепло. Лицо ее было бледным и осунувшимся, но в глазах тлела какая-то упрямая искорка.

—Здравствуйте, родные, — прошептала она. — Извините за беспокойство. Голова кружится, и в висках стучит.

Пока напарник измерял давление и снимал ЭКГ, я заметил на столе фотографию: та самая Анна Петровна, но румяная, сильная, с гордо поднятой головой, стояла рядом с горой идеально ровной, крупной картошки. А рядом — ее дочь и внук-подросток, улыбающиеся во весь рот.

Инфаркта, к счастью, не было. Давление зашкаливало — классический гипертонический криз на фоне переутомления. Сделали укол, дали таблетки. Пока ждали эффекта, дочь, Елена, вынесла из сеней тот самый «мешок на счастье». Он был не полный, но даже его половинка выглядела внушительно.

— Из-за этого, — вздохнула она, показывая на мешок. — Ей же нельзя таскать тяжести! Но попробуй ее останови.

— Да я не таскала, я катила! — вдруг оживилась Анна Петровна с дивана. — По земле, аккуратненько. И он не тяжелый... ну, почти.

— Мама, он весит килограмм двадцать, не меньше!

Бабушка только махнула рукой, но в ее взгляде на мешок была странная смесь усталости и торжества.

Давление потихоньку поползло вниз, но решили перестраховаться и везти в стационар. В машине Анна Петровна, немного придя в себя, разговорилась.

— Вы не подумайте, доктор, я не дурочка какая-то, — сказала она, глядя в темное осеннее окно. — Я все понимаю. И про давление, и про возраст. Но вот этот мешок... он же последний. Закрывает сезон. Как поставить точку. А пока его в погреб не спустишь — все, урожай не собран. Дело не закончено.

— Но Елена же могла, мама, — мягко сказала дочь.

Анна Петровна повернулась к ней, и в ее глазах вдруг блеснули слезы.

—Леночка, милая, а кто тогда Сергею скажет, что бабушка вырастила самую крупную картошку в «Рассвете»? Он в прошлом году так смеялся, когда я ему фото отправила... Говорил: «Бабушка у нас чемпион!» Он в городе, ему тяжело, учеба, а тут... хоть какая-то радость простая.

Мы доехали почти в тишине. В приемном покое, когда Анна Петровну уже оформляли, Елена отвела меня в сторону.

—Вы знаете, доктор, — сказала она тихо, — я сейчас поняла. Мы думаем, она ради картошки горбы гнет. А она... она ради нас. Чтобы было о чем нам с ней поговорить по телефону. Чтобы было что похвастаться внуку. Чтобы чувствовать себя не старой больной бабушкой, а главой семьи, кормилицей, чемпионом.

Через пару часов, после капельницы и контрольных исследований, Анну Петровну выписали. Давление пришло в норму. Мы вышли из больницы вместе. На улице уже светало, пахло дождем и прелыми листьями.

— Ну что, мама, поехали домой? — спросила Елена, обнимая ее за плечи.

—Поехали, — кивнула та. И, помолчав, добавила: — Завтра тот мешок в погреб спустим. Вместе.

Они уехали на такси, а мы поехали на следующий вызов. Я смотрел в лобовое стекло на размытую дорогу и думал о том, что у каждого из нас есть своя «картошка» — дело, которое кажется окружающим бессмысленным и тяжелым, но для нас оно наполнено тихим, глубоким смыслом. Это наш способ сказать миру и близким: «Я еще тут. Я нужен. Я могу».

И, наверное, в этом есть своя, особенная правда.

Крепкого вам здоровья и мудрости беречь своих близких, даже если их упрямство иногда сводит с ума. 💖🙏