Сложно устоять перед соблазном заглянуть в прошлое тех, кто впоследствии стал символами советской эстрады, потому что редкие фотографии и немногочисленные воспоминания о том времени не просто погружают нас в атмосферу ушедшей эпохи, но и позволяют увидеть, какими были будущие кумиры, когда они ещё не подозревали о грядущей славе, и именно поэтому их детские годы становятся не формальной биографической точкой отсчёта, а своеобразным ключом к пониманию того, как формировались их характеры, голоса, манера держаться на сцене и способность влиять на эмоции миллионов.
Алла Пугачёва: московская девочка, которая будто заранее знала, что ей предстоит стать взрослой раньше времени
Когда рассказывают о детстве Аллы Пугачёвой, то обычно вспоминают не только фотографии, на которых она, слегка нахмурившись, смотрит куда-то в сторону, словно примеряя на себя роль человека, который всегда будет знать, что делать дальше, но и короткие, почти бытовые истории, передающие атмосферу тех лет. В семье Аллы часто звучали споры о музыке, и маленькая Алла, как утверждала её мать, нередко вмешивалась в разговор взрослых со своей неожиданной по точности репликой. В один из вечеров отец сказал: «Аллусь, тебе бы поспать пора»,— на что девочка, уже сонная, но упрямая, ответила: «Ещё минутку, я хочу дослушать, как вы спорите насчёт мелодий, потому что мне важно понять, почему одному нравится одно, а другому совсем другое». Эта естественность, граничащая с внутренней независимостью, проступала и во внешности: широкие брови, уверенный прямой взгляд, слегка вздёрнутый нос, копна непослушных волос, создававших ощущение, будто энергия вокруг неё сгущалась быстрее, чем ребёнок успевал расти. Уже тогда в её походке было что-то почти взрослое, и педагог по музыке, вспоминая маленькую Аллу, говорила: «Она заходила в класс так, словно уже понимала, что однажды будет руководить оркестром, даже если сама этого ещё не осознавала».
И пусть её ранние выступления в школе были неидеальными, Пугачёва умела держать паузу так, что зрители - пусть даже пятеро детей в коридоре и один сторож у двери - переставали шептаться и ждали, чем всё закончится, а это качество невозможно приобрести позднее, оно появляется только в детстве и только у тех, кто внутренним чутьём ощущает сцену так же естественно, как другие ощущают пространство комнаты, в которой выросли.
Ирина Аллегрова: ребёнок, который рос за кулисами и впитывал атмосферу сцены раньше, чем научился толком писать
Детские фотографии Ирины Аллегровой отличаются от большинства снимков того времени тем, что в её взгляде проступает не застенчивость школьницы и не озорство маленькой девочки, а какая-то осознанность, словно она слушала музыку не ушами, а кожей. Её семья постоянно переезжала - гастрольная жизнь диктовала свои ритмы, и маленькая Ира, как вспоминала позже, путалась в названиях городов, зато безошибочно различала запахи закулисья: старые кулисы, металлические прожекторы, прогретый кабель, влажную древесину сцены. Однажды, когда она увидела, как декораторы спорят о том, нужно ли переносить ширму левее, она неожиданно вмешалась: «Если сдвинете, артистам будет неудобно заходить справа, им там тесно»,— сказала она так уверенно, что мужчины переглянулись, а один из них улыбнулся и произнёс: «Смотри-ка, новая режиссёр растёт».
Внешне она была худенькой, подвижной, с внимательным, цепким взглядом, который улавливал настроение людей быстрее, чем они успевали произнести первое слово. Её волосы, заплетённые в строгие косы, контрастировали с живостью лица, и учительница музыки как-то заметила: «У Иры голос будто светится изнутри, но в нём есть какая-то внутренняя сталь, которая появится позже, когда она повзрослеет». Эта сталь действительно проявилась, но её зародыш был виден уже тогда - в том, как она стояла, не сгибаясь под тяжестью огромного школьного ранца, и как упорно повторяла мелодию, если что-то не получалось, делая это не для похвалы, а для себя.
Наташа Королёва: девочка, которой всегда было мало обычных школьных праздников
Детство Наташи Королёвой прошло в Киеве, где музыкальная школа была не просто местом занятий, а частью семейной структуры, поскольку мать занималась воспитанием одарённых детей, а атмосфера дома напоминала небольшую творческую лабораторию. На фотографиях маленькая Наташа - это ребёнок с яркими, живыми глазами, в которых отражалась смесь нетерпеливого любопытства и того природного темперамента, который позднее станет частью её сценического образа.
Однажды, когда мать услышала, как Наташа спорит со старшим учеником насчёт того, можно ли ускорять темп в конце детской песни, девочка серьёзно произнесла: «Я не хочу петь так, будто просто повторяю за кем-то, я хочу, чтобы песня шла вперёд сама». Мальчик рассмеялся, но позже признался: «Она говорила так, будто знала, что музыка - это не правила, а ощущение».
Её внешность была очень узнаваемой: густые тёмные волосы с естественным объёмом, мягкие округлые черты лица, но главное - это удивительная подвижность мимики, из-за которой казалось, что даже молчание Наташи что-то выражает. На школьных концертах она всегда выделялась - не из-за тщеславия, а из-за того, что не могла исполнить песню механически, и когда учительница делала ей замечание: «Помедленнее, не спеши»,— она отвечала с искренним удивлением: «Но я чувствую эту песню быстрее».
И в этой детской эмоциональности уже тогда угадывалась будущая тяга к яркому сценическому стилю.
София Ротару: тишина сельских холмов, из которой постепенно рождался голос силы
Детство Софии Ротару прошло в условиях, далеких от суеты гастрольной жизни, однако именно эта тишина украинского села, окружённого холмами, садами и просторными полями, стала основой той внутренней гармонии, которая слышна в её голосе даже спустя десятилетия. В большой семье Ротару каждый ребёнок имел свои обязанности, и маленькая София, тихая, скромная, но удивительно внимательная, часто слушала, как старшие поют народные песни, причём слушала так сосредоточенно, что мать однажды сказала соседке: «У неё взгляд будто впитывает звук».
На фотографиях тех лет - тонкая девочка с аккуратно уложенными тёмными волосами, в больших для неё платьях, с чуть задумчивым выражением, которое придавало ей вид ребёнка, у которого внутри уже есть свой отдельный мир. В школе София не была шумной, однако когда наступали праздники и её просили спеть, она соглашалась, слегка смутившись, но потом её голос заполнял пространство так, что учитель невольно замолкал. После одного из таких выступлений одноклассник сказал ей: «Ты поёшь так, будто знаешь, что мы всё равно будем слушать». София только улыбнулась, но, как позже вспоминали родственники, она всегда относилась к пению очень серьёзно, хотя и молча.
Её природная мягкость не мешала ей быть настойчивой, и если нота звучала не так, как ей хотелось, она повторяла её десять раз подряд, не повышая голоса, просто пока не добивалась нужного результата.
Лолита: ребёнок, который смеялся слишком громко, думал слишком быстро и задавал слишком много вопросов
Лолита в детстве была тем типом ребёнка, который попадает в кадр даже тогда, когда фотограф пытается снять пейзаж, потому что её присутствие нельзя игнорировать: живые глаза, стремительный жест, готовая в любой момент вспыхнуть улыбка, которая появлялась, как только она придумывала что-то очередное и, конечно, требовала немедленной реализации идеи.
Её семья вращалась в творческой среде, и маленькая Лолита, по словам матери, не просто наблюдала за происходящим, но комментировала всё так, будто у неё уже есть собственное мнение о жизни. «Почему вы всегда говорите, что сцена — это ответственность?»,— спросила она однажды у отца, и, не дождавшись ответа, добавила: «Разве сцена не для того, чтобы там играть, как дети играют в комнате?» Отец рассмеялся: «Играть можно, но зритель ведь не игрушки, ему нужны настоящие эмоции». Лолита тогда задумалась так надолго, что позже призналась: именно эта фраза определила её понимание сцены.
Внешне она была взбалмошной, яркой, склонной к неожиданным репликам, и часто педагоги в школе жаловались: «Она умная, но слишком свободная». Однако именно эта свобода позволяла ей петь так, как будто каждое слово - это не выученная строка, а естественный эмоциональный жест.
На её детских фотографиях волосы торчат в разные стороны, улыбка захватывает половину лица, а глаза смеются даже тогда, когда рот закрыт, и многие отмечали, что Лолита в детстве обладала той самой энергетической искрой, которую нельзя выучить или воспитать - она либо есть, либо её нет.