Французский историк Франсуа Фюре писал: «Этот конфликт изменил в Европе всё — границы, режимы, умонастроения, даже нравы. Он глубоко перепахал европейскую цивилизацию… Первая мировая война так резко разорвала со всем, что ей предшествовало, что она кажется одним из самых загадочных событий современной истории».
Почему начало войны многие встретили с радостью и энтузиазмом
Начало войны вызвало огромный душевный подъём и энтузиазм у большой части населения Европы. Это был результат работы средств массовой информации, деятелей культуры и системы массового образования. «Война и смелость творят больше великих дел, чем любовь к ближнему», — учил немец Фридрих Ницше, один из самых популярных философов начала ХХ столетия. «Война — это сама жизнь. Ничто не существует в природе, рождается, растёт или размножается без борьбы. Мы должны есть, нас поедают для того, чтобы мир мог жить. Только воинственные нации процветают», — это слова Эмиля Золя, прославленного французского писателя, завоевавшего всеобщее уважение в левых кругах защитой несправедливо обвинённого в измене офицера Дрейфуса. «Война прекрасна», «Мы должны встречать её мужественно», «Это прекрасно и замечательно — жить среди героев военных хроник», «Лучше воевать, чем умереть на пустой постели безвестным», — так говорили многие накануне войны.
Начало войны объединило разные силы вокруг своих правительств. Второй Интернационал развалился, поскольку входившие в него социал-демократы разных стран не просто оказались по разные линии фронта, но и призвали стрелять в своих бывших единомышленников. В некоторых странах социал-демократы вошли в правительства национального единства. Даже люди, десятилетиями боровшиеся против существовавших порядков, призвали забыть о разногласиях и защищать своё Отечество. «Защищать себя как диким зверям против германцев, сражаться как дьяволам, не придерживаясь никаких правил гуманности», — писал в 1914 г. русский анархист князь П. А. Кропоткин, который к этому времени уже почти 40 лет проживал в эмиграции и считался опасным революционером. Лишь немногие интеллектуалы и политики выступили против войны.
Как люди пытались преодолеть ужас войны и почему они продолжали воевать
Отрезвление наступило достаточно быстро, зачастую уже первые жертвы заставляли переосмысливать прежние ценности.
Из романа «На Западном фронте без перемен» Э. М. Ремарка
«Канторек, строгий маленький человечек в сером сюртуке, с острым, как мышиная мордочка, личиком, был у нас классным наставником. <…> На уроках гимнастики Канторек выступал перед нами с речами и в конце концов добился того, что наш класс, строем, под его командой, отправился в окружное военное управление, где мы записались добровольцами.
Помню как сейчас, как он смотрел на нас, поблёскивая стёклышками своих очков, и спрашивал задушевным голосом: “Вы, конечно, тоже пойдёте вместе со всеми, не так ли, друзья мои?”
У этих воспитателей всегда найдутся высокие чувства, — ведь они носят их наготове в своём жилетном кармане и выдают по мере надобности поурочно. Но тогда мы об этом ещё не задумывались.
Правда, один из нас всё же колебался и не очень-то хотел идти вместе со всеми. Это был Иозеф Бем, толстый, добродушный парень. Но и он всё-таки поддался уговорам, — иначе он закрыл бы для себя все пути. Быть может, ещё кое-кто думал, как он, но остаться в стороне тоже никому не улыбалось, — ведь в то время все, даже родители, так легко бросались словом “трус”. Никто просто не представлял себе, какой оборот примет дело. В сущности, самыми умными оказались люди бедные и простые, — они с первого же дня приняли войну как несчастье, тогда как все, кто жил получше, совсем потеряли голову от радости, хотя они-то как раз и могли бы куда скорее разобраться, к чему всё это приведёт.
Катчинский утверждает, что это всё от образованности, от неё, мол, люди глупеют. А уж Кат слов на ветер не бросает.
И случилось так, что как раз Бем погиб одним из первых. Во время атаки он был ранен в лицо, и мы сочли его убитым. Взять его с собой мы не могли, так как нам пришлось поспешно отступить. Во второй половине дня мы вдруг услыхали его крик; он ползал перед окопами и звал на помощь. Во время боя он только потерял сознание. Слепой и обезумевший от боли, он уже не искал укрытия, и его подстрелили, прежде чем мы успели его подобрать.
Канторека в этом, конечно, не обвинишь, — вменять ему в вину то, что он сделал, значило бы заходить очень далеко. Ведь Кантореков были тысячи, и все они были убеждены, что таким образом они творят благое дело, не очень утруждая при этом себя.
Но это именно и делает их в наших глазах банкротами.
Они должны были бы помочь нам, восемнадцатилетним, войти в пору зрелости, в мир труда, долга, культуры и прогресса, стать посредниками между нами и нашим будущим. Иногда мы подтрунивали над ними, могли порой подстроить им какую-нибудь шутку, но в глубине души мы им верили. Признавая их авторитет, мы мысленно связывали с этим понятием знание жизни и дальновидность. Но как только мы увидели первого убитого, это убеждение развеялось в прах. Мы поняли, что их поколение не так честно, как наше; их превосходство заключалось лишь в том, что они умели красиво говорить и обладали известной ловкостью. Первый же артиллерийский обстрел раскрыл перед нами наше заблуждение, и под этим огнём рухнуло то мировоззрение, которое они нам прививали.
Они всё ещё писали статьи и произносили речи, а мы уже видели лазареты и умирающих; они всё ещё твердили, что нет ничего выше, чем служение государству, а мы уже знали, что страх смерти сильнее. От этого никто из нас не стал ни бунтовщиком, ни дезертиром, ни трусом (они ведь так легко бросались этими словами): мы любили родину не меньше, чем они, и ни разу не дрогнули, идя в атаку; но теперь мы кое-что поняли, мы словно вдруг прозрели. И мы увидели, что от их мира ничего не осталось. Мы неожиданно очутились в ужасающем одиночестве, и выход из этого одиночества нам предстояло найти самим».
«Потерянное поколение» — поколение людей, юность которых пришлась на Первую мировую войну, из-за чего им рано приходилось убивать или быть свидетелями множества смертей, что отразилось на их психике. После войны многие представители этого поколения часто не могли адаптироваться к мирной жизни, что приводило их к алкоголизму, психическим расстройствам и суициду.
Ужас затянулся на годы. Никогда раньше война не заставляла миллионы вооружённых людей годами сидеть в траншеях, стараясь убить как можно больше врагов, без перерывов и без реальной надежды на решающий успех и окончательную победу. Военное и промышленное равновесие сил в сочетании с огромным количеством сражающихся привело к бесконечной чудовищной бойне.
Страдало и мирное население — не только от боевых действий, но и от целенаправленной политики. Турки-османы учинили массовое уничтожение армян, ассирийцев и понтийских греков, в которых они видели союзников своих врагов.
Люди всё же пытались остаться людьми. На Рождество 1914 г. на многих участках Западного фронта установилось перемирие. Солдаты враждующих армий хоронили погибших, ходили друг к другу в гости, обменивались подарками и поздравлениями, пели песни и даже играли в футбол. Рождественское перемирие осталось в памяти народов, в начале XXI в. ему даже был открыт памятник и снят художественный фильм. Со второй половины 1916 г. на фронтах распространились братания — временные прекращения военных действий и взаимные визиты. Командования враждующих армий крайне неодобрительно воспринимали эти проявления гуманности и предпринимали жёсткие меры для их прекращения, вплоть до расстрела братающихся из пушек и пулемётов.
Британские и немецкие солдаты на нейтральной полосе во время рождественского перемирия. Фотография Р. Гарольда
В 1917 г. после «Бойни Нивеля» во французской армии вспыхнули мятежи: солдаты отказывались выполнять приказы и возвращаться на боевые позиции. «Пока мы воюем, промышленники набирают жир», — говорили они. Жестокими репрессиями порядок был восстановлен, военные трибуналы приговорили к расстрелу 554 солдата, казнили 49.
Однако такие выступления даже в конце войны были исключением, а не правилом. Почему? Один из участников войны так определял причины стойкости западных войск: «Лояльность к своей стороне, дисциплина с угрозой смертной казни, стоящей за ней, направляющая сила старой традиции, покорность законам войны или касте правителей, вся моральная и духовная пропаганда, исходящая от пасторов, газет, генералов, штабных офицеров, со стариками дома, экзальтированными женщинами… глубокая и простая любовь к Англии и к Германии, мужская гордость, страх показаться трусом — тысяча сложных мыслей и чувств удерживали людей по обе стороны фронта от обрыва опутавшей их сети судьбы, от восстания против взаимной непрекращающейся бойни».
Лишь осенью 1918 г., когда поражение Германии вполне определилось, немецкие войска стали иногда покидать позиции без приказа офицеров и называть предателями тех, кто пытался сражаться до конца.
Как изменились экономическая политика и общественные отношения в годы войны
Гигантские затраты на войну потребовали перестройки всей хозяйственной жизни. Государства стали выступать в роли регуляторов производства и потребления, брать в свои руки контроль над торговлей и транспортом. Возникли особые органы планирования и регулирования экономики, например военно-промышленные комитеты и особые совещания, в которые входили чиновники, крупные предприниматели, общественные деятели. Военная промышленность и всё, связанное с обеспечением нужд вооружённых сил, получали приоритетное финансирование, а все другие отрасли не имели возможности нормально развиваться.
Для оплаты военных расходов требовались гигантские средства. Важнейшими источниками были иностранные кредиты и займы у населения — патриотическая пропаганда постоянно призывала жертвовать деньги на победу. Но этого не хватало, поэтому правительства стали поднимать налоги и печатать много новых банкнот, что вело к инфляции и падению уровня жизни.
Из-за нехватки рабочих рук на производство стали в большом количестве привлекаться женщины — в том числе даже в тех сферах деятельности, которые традиционно считались мужскими. Во Франции, например, накануне войны в военной промышленности было занято всего 50 тыс. человек, и женщин среди них практически не было. В 1918 г. в военной сфере трудились 1,7 млн человек, из них 430 тыс. женщин. В Германии доля женщин, занятых в промышленном производстве, за годы войны выросла с 20 до 35%. Также огромное значение имела работа женщин в госпиталях.
Чтобы нормализовать снабжение гражданского населения, воюющие государства ввели карточную систему. Однако в Германии и Австро-Венгрии к концу войны по карточкам люди получали так мало, что буквально умирали с голода. В Германии в 1917 г. по карточкам получали в день после многочасовых очередей 116 г муки, 18 г мяса и 7 г жира. Один полицейский докладывал: «Здесь царит такая нужда, равной которой я не видел. В населённых пунктах с преимущественно рабочим населением — голод. На 10 дней они получают 1 кг картофеля, значит по две картофелины в день. Очень мало хлеба. Люди истощены. Фактически надвигается голодная смерть».
В последние месяцы Первой мировой войны разразилась эпидемия испанского гриппа, или «испанки», — одна из самых страшных эпидемий в истории человечества. Число жертв вызывает споры, но составляет никак не меньше 12 млн человек. Возможно, ослабленные недоеданием и стрессом люди плохо сопротивлялись болезни.
Как война отразилась в искусстве
Многие писатели, журналисты и художники-плакатисты внесли вклад в военную мобилизацию. Яркий пример — популярный в начале ХХ в. итальянский поэт и писатель Габриеле Д’Аннунцио. Он был ярым врагом Австро-Венгрии, сыграл роль в том, что Италия вступила в мировую войну на стороне Антанты, и сам принял активное участие в боевых действиях, в том числе совершил боевой вылет на Вену — первую в истории бомбардировку столицы государства-противника.
Здесь же на Итальянском фронте набирался впечатлений американский доброволец Эрнест Хемингуэй (1899–1961) — один из самых знаменитых писателей ХХ в. Свои впечатления о пережитом он позже описал в романе «Прощай, оружие!», финал которого он переписывал 47 раз.
В немецких окопах сражались и ходили в атаки Эрих Мария Ремарк (1898–1970) и Эрнст Юнгер (1895–1998), но написали они потом о войне по-разному. Если в романах Ремарка ужас войны не имеет оправданий, то у Юнгера в книге «В стальных грозах» война даёт возможность глубоких жизненных переживаний: «Незабываемы эти мгновения ночной разведки. Зрение и слух обострены до предела, приближающийся шум чужих шагов в высокой траве обретает невероятную, почти роковую силу — это захватывает целиком. Дыхание делается прерывистым, приходится подавлять в себе желание кашлянуть. С коротким металлическим щелчком отскакивает предохранитель пистолета — звук, бьющий по нервам. Зубы скрипят на шнуре запала ручной гранаты. Столкновение будет кратким и смертельным. Охватывает дрожь под воздействием двух мощных чувств: растущего азарта охотника и страха его жертвы. Весь мир заполнен тобой, опустошённым тёмным ощущением ужаса, нависшего над пустынной местностью».
Французский писатель Анри Барбюс был ранен на фронте в 1915 г. и ещё во время войны написал и издал антивоенный роман «Огонь». В арестантском вагоне отправился на Восточный фронт чешский писатель Ярослав Гашек, не горевший желанием воевать за Австро-Венгрию. В будущем он стал автором одной из самых знаменитых и смешных антивоенных книг «Похождения бравого солдата Швейка». Начинающий английский филолог Дж. Р. Р. Толкин участвовал в битве на Сомме и потерял двух близких друзей. Военные впечатления иносказательно отразились в его творчестве.
В художественной культуре война способствует утверждению экспрессионизма и зарождению сюрреализма. Экспрессионисты считали главным в искусстве не воспроизведение действительности, а выражение эмоционального состояния автора. Прошедшие через мировую бойню писатели и художники транслировали разочарование, тревогу, страх. Сюрреализм стремился окунуться в глубины подсознания, отказывал миру в разумности, потому что после начала мировой войны разумность мира многие поставили под сомнение.
«Война». Марсель Громер
«Фландрия». Отто Дикс
Экспрессионизм — направление в изобразительном искусстве эпохи модернизма начала XX в., особенностью которого является стремление автора выразить в произведении своё эмоциональное состояние.
Итак, война глубоко изменила не только жизнь европейских народов, но и их миропонимание, европейскую культуру.