Фото:
Аналитический портал «Евразия.Эксперт» представляет цикл партнерских материалов журнала «Хан-Тенгри». Журнал «Хан-Тенгри» издается Институтом исследований и экспертизы ВЭБ с 2019 года. Его
миссия – сохранение, осмысление и актуализация исторической и культурной общности России и стран Центральной Азии, а шире – всего евразийского
пространства. Особенностью журнала выступает работа преимущественно в публицистическом жанре, который позволяет объемно продемонстрировать культурно-исторические связи народов наших стран.
Писатель Лев Усыскин продолжает серию диалогов с историком Сергеем Дмитриевым.
Л.У.: Сергей Викторович, давайте поговорим об античном влиянии в Центральной Азии и, может быть, дальше, вплоть до Китая. Соответственно, наверное, начать
надо с какой-то хронологии исторических событий. То есть, каким образом туда cредиземноморская античность вторглась и как себя там показала политически?
С.Д.: Тут есть два момента. Есть одно измерение, которое у нас известно по письменным источникам, и другое, которое становится сейчас
понятно по источникам археологическим. По письменным все более-менее понятно. До похода Александра Македонского разговаривать практически не о чем, потому что, разумеется,
какие-то греки в Персии были (например, наёмники, как Ксенофонт), но всё-таки Персия – частично присредиземноморская страна. То есть, дальше, восточнее
если кто-то и доходил, то мы про это особо ничего не знаем. А поход Александра Македонского открывает для греков Восток –
он доходит до северо-западного края Индии, потом до Маверранахра, Согдианы и Бактрии, там строит несколько своих Александрий, которые во многом
существуют и сейчас (Александрия Маргианская в Мерве, в современной Туркмении, остальные – на территории современного Афганистана: Александрия Арианская – современный Герат, Александрия Бактрианская
– Балх, Александрия Кавказская – Балх или Бамиан, Александрия на Оксе – Ай-Ханум).
После распада империи Александра Македонского там формируются отдельные эллинистические государства (например, Мерв отходит государству Селевкидов), из которых дольше всего просуществовала, видимо,
Греко-Бактрия, которая контролировала заметную часть Центральной Азии (Таджикистан, Узбекистан), а также Афганистан и часть нынешнего Пакистана – тогда северо-западную Индию.
Она довольно неплохо исследована археологически (как раз к этому государству относятся руины в Ай-Хануме (северный Афганистан) и Тахти-Сангине (Таджикистан)), и
мы там видим всякие вполне греческие города с колоннами, со статуями Геракла, монетами античного типа и прочее.
Ай-Ханум, Афганистан.
Причем, помимо этого, может быть, существовали и эллинистические государства дальше на востоке. В частности, упоминаемое в китайских источниках государство Даюань,
где-то в Фергане, куда во II веке до нашей эры китайцы отправляли военные экспедиции, чтобы заполучить «небесных лошадей» – многие считают,
что Даюань может иметь в основе что-то типа «великих ионийцев». Соответстенно, Даюань тоже могло быть каким-то эллинистическим княжеством, но про
него, кроме этих китайских сведений, абсолютно ничего не известно, то есть его точно локализовать и проверить эту гипотезу пока, по
крайней мере, не получается.
Л.У.: Все-таки как-то давайте последовательно. Значит, вторгся Александр Македонский...
С.Д.: Да, после убийства Дария III в 330 г. до н.э. царём Персии провозгласил себя сатрап Бактрии Бесс (по ряду данных, он
и убил своего предшественника), который, впрочем, был выдан предателями Александру в 329 г. до н.э. Во главе сопротивления встал согдиец Спитамен
(один из тех, что выдал грекам Бесса), который, заключив союз с кочевниками-массагетами, держался ещё год, пока не был убит своими
союзниками. Чтобы добиться контроля за этими областями, Александр был вынужден обязать своих генералов жениться на девушках из местных владетельных семей
– и сам в 327 г. до н.э. женился на согдийской или бактрийской красавице Роксане. Это был его первый брак, и
именно она родила ему наследника – увы, как мы знаем, династия эта не была долгой.
Л.У.: Тут сразу вопрос: а чего он там, собственно, искал? Вот эти его северные походы в Бактрию – зачем они?
То есть, когда он воевал с Персией, то вошел на некую уже обустроенную землю, которая грекам известна. По крайней мере,
там они присутствовали постоянно, насколько я понимаю, в качестве профессиональных военных, наемников, то есть, это была основа военных сил у
всех тогдашних правителей. И в культурном отношении, по крайней мере, путешественники, наверное, знали – греческие про Персию, персидские про Грецию.
То есть, было понятно, что во Вселенной есть такая земля. Тогда как весь этот север – Бактрия, Согдиана, про него
ведь ничего не знали.
С.Д.: Чтобы добить персидское сопротивление, нужно было дойти до Бактрии и Согдианы, потому что Бактрия была очень важной частью персидской
державы, эти восточные сатрапии были важной частью персидской военной силы. Последней опорой Дария была как раз бактрийская конница Бесса. Александром
двигала, скорее, логика войны. То есть, он должен был туда дойти, чтобы добить врага. Это как раз более или менее
понятно. Плюс, это действительно были неплохие земли, на которых, как мы говорили, грекам удалось закрепиться.
Л.У.: Хорошо. Значит, дальше это все попадает на короткое время в состав огромной империи Александра Македонского. Потом вместе с ней, соответственно,
распадается и, получается, по логике этого первоначального распада, она попадает к кому-то, к Селевкидам, да?
С.Д.: Чуть западнее формируется государство Селевкидов, которые доходят до границ Центральной Азии, до современного Туркменистана. Дальше формируется Греко-Бактрия, про которую
мы уже говорили. В 180 г. до н.э. царь Деметрий присоединяет к своему царству северную Индию. Сохранилась замечательная монета, отчеканенная по
этому поводу, где он изображён в шлеме в виде головы слона. Части селевкидских территорий – прежде всего, юг современного Туркменистана,
северо-восток Ирана – довольно быстро уходят к Парфии. Там формируется очередное персидское государство, их столицей был город Ниса в Мерве
(основанный Селевкидами как Александрополь). И потом парфяне будут долго и содержательно воевать с Селевкидами, а затем с Римом. В значительной
степени они, по сути, восстановят персидскую империю, а в начале III в. их сменит империя Сасанидов.
Парфяне, конечно, тоже были под некоторым эллинистическим влиянием, но это все-таки не эллинистическое государство, это продолжение персидской государственной традиции. А
вот в Бактрии, да, формируется Греко-Бактрия со своей греческой царской династией, они – вполне эллинистическое государство, которое просуществует до середины
II в. до н.э. Тогда восточный край эллинистического мира попадает под удар раннего переселения народов, которое начинается в 170-х годах до
н.э., когда сюнну (хунна) нападают на своих былых сюзеренов юэчжи, кочевавших в районе современной провинции Ганьсу и Синьцзяна.
Юэчжи были каким-то восточно-иранским народом и, судя по всему, сами себя называли тохарами. Соответственно, после поражения, нанесённого им сюнну, юэчжи
бегут на запад и провоцируют, как я сказал, малое переселение народов. В частности, они сметают на пути восточных скифов –
саков (видимо, родственников упоминавшихся нами массагетов), которые кочевали, видимо, в нынешней Джунгарии и далее к западу. Те, убегая, обрушиваются как
на Греко-Бактрию, так и на Парфию. Парфия от них отбивается, а Греко-Бактрию они проходят насквозь и доходят до Северной Индии.
Греко-Бактрия уцелела, но была, конечно, сильно ослаблена. И когда вслед за саками около 140 г. до н.э. пришли юэчжи и тоже
начали набеги на Греко-Бактрию, то, собственно, отпор им дать было некому.
В районе 120 г. до н.э., вскоре после того, как у юэчжи был китайский посол Чжан Цянь, от которого мы много чего
знаем про Центральную Азию того времени, они Греко-Бактрию уничтожают. Греческие цари уходят в долину Инда, там еще пару веков существует
Индо-Греческое царство, тоже во многом эллинистическое. Сохранился довольно важный раннебуддийский текст, который называется «Милиндапаньха», «Вопросы Милинды». Это беседа монаха Нагасены
с индо-греческим царем Менандром, текст составлен примерно в районе 100 г. до н.э., собственно, вскоре после бегства греков на юг.
Индо-Греческое царство просуществует еще до начала I века н.э. Потом юэчжи создают Кушанскую империю, которая будет контролировать почти всю Центральную Азию,
а также Северную Индию. На этом, собственно, греческое присутствие здесь прекращается, хотя сами кушаны, при том, что они были каким-то
восточно-иранским по языку народом, в общем, были не чужды греческой культуре. Например, на монетах у них изображён Будда (собственно, именно
благодаря им буддизм начал распространяться вне Индии), но слово Будда при этом написано греческими буквами – а есть и монеты
с изображением Гелиоса. У них было какое-то свое письмо, как мы теперь знаем, но чаще они использовали греческий алфавит.
Область Гандхара (это в основном в нынешнем Пакистане, некогда они входили в состав Персидской державы, потом, видимо, были завоёваны греками
и затем попали под власть кушанов) вообще часто называют центром греко-буддизма, заметного примерно до V в. н.э., известного нам прежде всего
по скульптуре (хотя, например, буддийские символы есть и на монетах индо-греческих царей). Раннебуддистская скульптура, так называемая гандхарская, очевидно, создавалась греческими
скульпторами или их учениками. Там все эти Будды и Бодхисаттвы совершенно узнаваемые, аполлономорфные, так сказать.
Вообще считается, что именно в Гандхаре, под греческим влиянием, Будду и его учеников стали изображать впервые (на некоторых индо-греческих монетах
также есть антропоморфные изображения индийских божеств – и они тоже первые, которые нам известны). Это тоже очень интересная история, поскольку
эта иконография потом сохранилась и распространилась по всему буддийскому миру. И даже современная буддистская скульптура: китайская, японская, непальская, бурятская –
чаще всего несёт в себе черты этой греческой скульптуры, которая тогда была привнесена из эллинистического мира. И даже в Японии
и в Китае Будду никогда или почти никогда не изображают как представителя монголоидной расы. Он всегда европеоид, причем европеоид даже
скорее не южный, каким он, видимо, был, а вот такой классический, в стиле греческой скульптуры. То же самое относится и
к его ученикам, к иным персонажам.
Л.У.: Хочу вернуться к этому Греко-Бактрийскому царству. А что вообще про него известно? Что там было? Как там люди жили? На каких языках говорили?
С.Д.: Мы про него знали исключительно мало. Во всяких письменных источниках про него буквально чуть-чуть: немножко в китайских, побольше в
римских. Были известны греко-бактрийские монеты, которые к концу XVIII в. были признаны вершиной античной нумизматики. Там есть, например, знаменитая монета царя
Евкратида, который правил со 171 по 145 гг. до н.э. Это самая большая золотая монета античного мира, 169 г., она была найдена
в Бухаре и куплена Наполеоном III. Она не только самая тяжёлая, но ещё и тончайшей работы.
Известны были и монеты ряда других правителей (о Кушанской империи, например, вообще стало известно практически только благодаря монетам кушанских правителей,
в письменных источниках про них крайне мало данных). Потом начались археологические раскопки. В 1965-1978 гг. французская экспедиция (при участии советских специалистов)
исследовала Ай-ханум в Афганистане, в 1976-1991 гг. Борис Анатольевич Литвинский копал Тахти-Сангин, затем также велись раскопки в Таджикистане, они недалеко друг от друга.
Ай-ханум был вполне греческим городом, со своим театром (кстати, единственным известным в Центральной Азии), с гимнасием, со скульптурой очень узнаваемой,
с колоннадами, с греческими надписями. Главный храм Зевса, правда, был выстроен в вавилонском стиле. Тахти-Сангин несколько отличается: там раскопан большой
зороастрийский храм – правда, с колоннами коринфского ордера. По письменным источникам мы знаем, что вскоре после смерти Александра Македонского тут был
возведён храм реки Окс (Амударьи) – такой пример синкретизма греческой и местной религий. Возможно, изученный храм в какой-то мере наследник
того.
Л.У.: А как это в целом представляется? Туда действительно пришел какой-то такой массовый этнический греческий элемент или это просто культура
какого-то узкого круга власти, которая настолько сильно распространилась вниз?
С.Д.: Для тогдашних времен и греческая колонизация была довольно заметной, то есть, это не были, как монголы, крайне малочисленные завоеватели,
которые пришли и ушли. Это, видимо, были тысячи поселенцев, которые строили греческие города и в них жили. Конечно, они были
окружены местной иранской бактрийской массой, которая жила по-другому и в гораздо меньшей степени была под влиянием античной культуры – ну,
пользовалась этими монетами, продавала за них на рынке свою продукцию, вряд ли сильно больше. Такая колониальная история. Видимо, была некая
часть местного населения, которая эллинизировалась, но, кажется, не слишком большая. По крайней мере, я так понимаю, вне этих городов, какой-то
низовой крестьянской греческой культуры мы особо не видим.
Понятно, чем ближе к Средиземному морю, тем больше было греков, и тем они были заметнее. Соответственно, на окраинах эллинистического мира
процент греков был меньше, но я не могу вам сказать, было их там 5% или 20%. Я не думаю, честно
говоря, что их могло быть больше нескольких процентов населения. Но при этом существовало довольно много городов, которые выглядят очень убедительно
греческими. И, как видите, греческое население чувствовало себя там довольно устойчиво и продержалось долгие века. Индо-Греческое царство пережило и Селевкидов,
и Птолемеев – то есть, оно не только самое отдалённое эллинистическое государство, но и самое долгоживущее (если, конечно, не относить
к эллинистическим государствам Рим, который, разумеется, в значительной степени эллинистическую традицию унаследовал).
Даже потеряв Бактрию, уйдя в Северную Индию, которую, собственно говоря, Александр не завоевывал, они сумели там закрепиться и около полутора
веков просуществовать. И даже на уровне имен мы видим там присутствие греков. То есть, они растворялись, в общем, довольно медленно,
несмотря на свою относительную немногочисленность.
Л.У.: Если это греческий город, значит, в нем должно быть какое-то обращение греческой письменности?
С.Д.: Да, конечно. Текстов у нас там почти не найдено: есть эпиграфика, надписи в гимнасии и палестре, стела с отрывком
из «Дельфийских максим» (это такой сборник афоризмов на все случаи жизни, как считается, продиктованный Аполлоном через оракула), монеты. Ведь это
всё же папирусные времена. Свитки, конечно, все погорели. То есть, у нас есть упоминание о Греко-Бактрии в китайских текстах, в
римских текстах, в индийских текстах, но собственных текстов греко-бактрийских почти нет, как, кстати, и кушанских.
Кушанская империя существовала с I в. н.э. почти до конца IV век н.э., и от них тоже текстов осталось совсем немного: надписи
на камнях и, в основном, монеты. То есть, это просто вопрос сохранности. Тексты, естественно, были, но на нестойких носителях. Осталось
от этого времени кое-что буддийское, те же «Вопросы Милинды», но это буддийские тексты, не исторические.
Л.У.: А буддийские тексты на соответствующих буддийских языках, да?
С.Д.: Да, на пали. Хотя можно предположить, что был довольно большой процент образованных греков, которые понимали буддизм, они были скульпторами
этих гандхарских князей, и для них изготавливали все как положено. Наверное, были даже какие-то греки, которые, может быть, и принимали
буддизм, но данных у нас мало (мы уже говорили про колесо учения на монете одного из индо-греческих царей, но трудно
сказать, насколько это говорит о его отношении к буддизму – возможно, это было сделано, чтобы повысить популярность монеты среди негреческих
подданных). Есть спекуляции о том, что, собственно, буддизм мог повлиять на появление христианства. И наоборот, есть спекуляции, что буддизм Махаяны,
с фигурой бодхисаттвы, жертвующим собой ради всего живого, появился под влиянием христианских идей. Но доказать это невозможно, конечно.
Это, соответственно, все, что касается классической письменной традиции. При этом, на самом деле, археология показывает, что начинать отслеживать античное влияние
можно и раньше. Потому что, как минимум, в Китай в V-VI вв. до н.э. приходит железо, и приходит оно с запада
– через Среднюю Азию, через Центральную Азию. Соответственно, какие-то связи были, хотя в китайских источниках они никак не отражены, равно
как никак не отражены в западных. Тем не менее, это не отменяет существование торговых путей, по которым технологии приходили, как
до этого, видимо, через Центральную Азию, через Южную Сибирь пришла бронза, колесницы, лошади и так далее. Как пришли домашние козы,
овцы – все это приходит через Центральную Азию, хотя мы про это ничего в китайской письменной традиции не знаем.
И, например, эллинистическое золото у нас находят на территории Китая в IV веке до. н.э. Там есть такие жунские могилы в
Цинь. То есть, по факту, мы знаем, что уже в IV веке у нас на западе тогдашнего Китая были, видимо, сино-тибетские
какие-то народы, полукочевые, которых китайцы называли жунами. Найдены могилы жунской знати, и там есть эллинистическое золото. Естественно, это не говорит
о том, что были какие-то прямые контакты, но, по крайней мере, торговля какая-то была. Она могла быть, как в древности
часто бывает, очень фрагментированной, когда торговый путь в тысячи километров поделен на десятки отрезков, по нескольку десятков километров каждый, и,
соответственно, каждый знает про соседний отрезок, но через один, через два уже не знает ничего, но это, тем не менее,
не мешает поставлять товары и делать это вполне стабильно и в большом количестве.
Помните, мы с вами, по-моему, говорили, что какие-нибудь ракушки каури, которые в Китае очень популярны уже как минимум во втором
тысячелетии до нашей эры, скорее всего, в Восточную Азию попадали с Мальдив, и, опять же, не по короткому пути через
какой-нибудь Вьетнам, а, скорее всего, через Центральную Азию, где они были тоже очень популярны. Естественно, никто там на Мальдивах ничего
не знал про Китай, китайцы еще ничего не знали про Мальдивы, но при этом пути такие прекрасно работали.
Точно так же, как вы знаете, есть замечательные кейсы с сасанидскими серебряными блюдами, которые были популярны на Северном Урале. Там
их в огромных количествах находили в мансийских и хантыйских святилищах, настолько, что в XIII-XV вв. оттуда в награбленном виде они поступали
как «закамское серебро», то есть просто как металл, на вес – серебряные позолоченные блюда. Хотя понятно, что и сасаниды ничего
не знали про Северный Урал, и наоборот, но при этом это был очень популярный среди уральских народов товар, эти блюда
использовались как лица статуй божеств. Вот такие традиционные торговые пути. Они иногда работают удивительно стабильно, притом, это не значит, что
противоположные концы хоть что-то друг про друга знают.
Соответственно, у нас есть некоторые свидетельства, что, в принципе, какие-то контакты между Средиземноморьем и Китаем или Средиземноморьем и Центральной Азией
могли быть и раньше. И чем больше у нас археологических данных, тем больше предположений, что какие-то люди могли там ходить
и до Александра Македонского. Но это измерение недавно добавилось к традиционной книжной картине, которая рассказывает нам про знания элит, но не
всегда показывает весь пласт реальных контактов, который мог осуществляться и вне элитарного дискурса или просто не попасть в дошедшие до
нас источники.
Кстати, есть очень много загадочного в первой империи в китайской истории – Цинь (это конец III в. до н.э.). И гиперреалистические
изображения воинов в погребальной «терракотовой армии» императора Ши-хуанди – ни до, ни после ничего такого в Китае не было. И
внезапное появление каменных стел с эдиктами императора в главных центрах страны – тоже до того мы ничего похожего в Китае
не видим, зато видим в Индии колонны Ашоки. Если бы было хоть пол-слова, что при циньском дворе был какой-то иностранец,
мы бы с лёгкой душой объяснили всё это западным влиянием, даже греческим – но увы, ни про какого такого иностранца
мы не знаем.
Л.У.: Ну хорошо, а шелк, он в Европу попадал вообще?
С.Д.: Шелк по-гречески называется «серикос», а Китай, соответственно, фигурирует как «серика», страна шёлка. Впервые слово шёлк появляется в IV в. до
н.э. – есть такой трактат Ктесия Книдского, возможно, это первое знакомство греков с шёлком. Но это были первые шаги. Массово поставки
шёлка в Средиземноморье (через Кушанскую империю и Парфию) начинаются где-то с I в. до н.э., и вот там уже есть упоминания
про Китай. Плиний-старший, это I век н.э., пишет, что есть такая страна Серика, т.е. страна шелка, и там есть какие-то деревья,
с которых счёсывают волокна, из которых делают шелк.
Л.У.: Он, часом, не с хлопком перепутал? Известная история про баранец…
С.Д.: Тут, конечно, могло повлиять описание хлопка у Геродота, который, как мы помним, считал, что его счёсывают с деревьев –
но в целом в это время шёлк был хорошо известен, и римляне его, конечно, от хлопка отличали. В Китае же
хлопка тогда вовсе не было: его начнут выращивать только веке в двенадцатом...
Л.У.: Хорошо, продолжим про шелк.
С.Д.: Итак, на рубеже эр у нас до Рима шёлк доходит уже активно. Тиберий уже запрещает его носить мужчинам, потому,
что уж слишком много на всю эту восточную роскошь утекает денег. Серика упоминается и нанесена на карту у Птолемея, это
второй век нашей эры. Но, кстати, всё указывает на то, что её стоит искать где-то в Западном Крае (это, скорее
всего, Хотан – там с первой половины I в. н.э. тоже научились делать шёлк). Птолемей пишет о каких-то странах, которое он
именует Сины или Тины – к югу от Серики, но про эти края, больше похожие на собственно Китай, римляне не
знали почти ничего. Возможное исключение – Дуньхуан, который там, кажется, упоминается под названием Throana.
Впервые упоминание страны Тин встречается в последней четверти I в. н.э. – в «Перипле Эритрейского моря», описывающем морские пути в Восточную
Африку, Аравию и Индию, но опять же – до самого Тина авторы не доплывали. То есть, на самом деле, в
это время, в I-II веках нашей эры, уже функционирует огромный шелковый путь, это его первый расцвет. Существует множество караванных дорог, которые
связывают в итоге Китай и Рим, и понятно, что помимо шёлка там циркулирует масса товаров и идей: по нему в
Китай приходит буддизм, из Рима в Китай везут, например, стекло, которое было очень в Китае популярно.
При этом в основном по нему, конечно, везут и всякое гораздо более прозаическое, часто – на более короткие дистанции. Просто
уникальные товары для нас ярче, интереснее, отсюда и название этой торговой трассы, закрепившееся в массовой культуре. Собственный шелк в Европе
появляется только в VI веке, когда при Юстиниане сирийские христианские монахи, как говорят, доставили ему в полых посохах из Китая шелковичных
червей. Тогда в Византии началось собственное производство шелка, которое до XII века сохранялось в строжайшей тайне. Византийцы, в отличие от китайцев,
как раз очень много сделали, чтобы сохранить секрет этой технологии. Китайцы никогда эту технологию не охраняли, потому что каждое крестьянское
хозяйство производило шелк, это нельзя было сохранить в тайне.
Соответственно, работал этот огромный путь от Китая до Рима и наоборот, но при этом они друг про друга почти ничего
не знали. С западной стороны мы с вами немножко осветили, там данных крайне мало, детально про Китай они практически ничего
не знали. И китайцы тоже про Рим не знали почти ничего. В китайских источниках (в реляциях Чжан Цяня, посла к юэчжи)
есть название государства Селевкидов – Да Цинь, потом этот термин перешёл на восточную часть Римской империи. И в дальнейшем, например, уже
в конце I века до н.э., был такой наместник Западного Края (это юг нынешнего Синьцзяна) Бань Чао, который в 97 г. н.э. отправил
на запад послом некоего Гань Ина, чтобы разобраться, что же это за Рим такой и куда вообще этот шелк уходит.
Тот добрался то ли до Черного моря, то ли до Персидского залива, но ему там сказали, что при хорошей погоде
путь в один конец занимает чуть ли не два года. Его явно обманули, поскольку никто из этих транзитеров не был
заинтересован в том, чтобы конечные пункты – Рим и Китай – друг про друга много знали. И он не решился
плыть, потому что понял, что может не вернуться, и в итоге прямого контакта так и не случилось. При этом в
166 г. у нас есть в китайских источниках рассказ про то, что пришло посольство из Рима от некого императора Аньдуня –
это, стало быть, либо Антонин Пий, либо Марк Аврелий Антоний (тот самый император-философ), если смотреть по времени правления. Но это были, скорее всего,
ненастоящие римляне. Понятно, что это было не посольство.
Дело в том, что в это время в Китае была очень забавная практика продажи шелка, он формально не продавался вообще.
Иностранцы, чтобы получить шелк, должны были выдать себя за посольство и свои товары оформить как подарки от своего правителя китайскому
императору, от вассала к сюзерену. И тогда в ответ они получали ответные дары, то есть обмен товарами происходил, но оформлялось
это как дипломатия. И если, видимо, вы впервые приходили от какого-то государства, которого ещё в списках вассалов не было, то
у вас этот курс обмена ваших товаров на шелк был более выгодным. Соответственно, это были какие-то купцы, которые выдали себя
за римское посольство.
Может быть, это даже были не римляне, а какие-нибудь индийцы, потому что Индия как раз с Римом торговала очень активно.
Там имела место так называемая муссонная торговля, которая позволяла часть года с удобством плыть в одну сторону, а потом, когда
ветры менялись, возвращаться. И, собственно, в Индии про Рим знали много, и кто-нибудь оттуда мог этим воспользоваться. То есть, у
нас есть в китайских источниках рассказ про римское посольство, но это, скорее всего, было и не римское, и не посольство.
Также есть один эпизод, который иногда подаётся как прямое боевое столкновение – в 36 г. китайские войска нанесли большое поражение сюнну
в районе современной реки Тараз в Киргизии, и на стороне сюнну воевал какой-то странный отряд, которые построился, со всех сторон
защитив себя щитами – это похоже на «черепаху» римских легионеров. Гомер Дабс предполагал, что это могли быть остатки пленных, захваченных парфянами
при Каррах, в 53 г. до н.э., где погиб Красс. Эти воины, кстати, потом были расселены в Лицяни, в современной провинции
Ганьсу. Но были ли они действительно римлянами – очень трудно сказать. Хотя в литературе об этом упоминание можно встретить.
Л.У.: Теперь такой вопрос. Представление о Римской империи. В Европе, как известно, это было некое идеальное государство, недосягаемый образец государственного
величия, преемниками которого все хотели себя провозгласить правдами и неправдами. А на Востоке?
С.Д.: Когда Чжан Цянь выбирал название для, видимо, Восточного Средиземноморья, которое тогда было империей Селевкидов, а потом стало частью Римской империи,
он выбрал термин Да Цинь. Это Великая Цинь, а Цинь – это первая китайская империя, а до того – самое западное
из китайских государств. Все вместе это как бы «Великое Западное государство», «Великая Западная империя», с большим уважением. Потом этот термин
часто использовался для обозначения Рима или Святой Земли. И в дальнейшем, когда в Китай приходили сирийские христиане (есть знаменитая стела
VIII в., так называемая несторианская сианьская стела) то там, собственно, христианство описано как религия Благой Вести из Великой Цинь. То есть,
этот термин сохранялся и дальше.
Также довольно популярен был термин Фулинь, который тоже мог относиться к Риму, а мог относиться к Византии или вообще к
Европе. Он, видимо, является транскрипцией слова «полис» – так называли Константинополь. Соответственно, эти западные регионы иногда в китайских текстах под
этими терминами фигурируют. Насчет какого-то особого образа – нет, для Китая это было далековато.
Л.У.: А какие-то китайские легенды об Александре Македонском вообще существуют?
С.Д.: Нет, мне не встречались. Его популярность, видимо, до Китая не дошла. Кажется, единственное, что упоминают – это рассказ про
александрийский маяк в южносунской книге о дальних странах «Чжу фань чжи» («Описание всех иноземцев»), это конец XII – начало XIII в.
Там говорится, что эта огромная башня на морском берегу, которая посредством огромного зеркала посылает сигналы кораблям, построена человеком по имени
Дзукатний – это, конечно, Зу-л-карнайн, «Двурогий» исламской традиции, которая действительно основана на истории Александра. Но китайскому автору это имя ничего
не говорило, он просто его близко к оригинальному произношению записал.
Л.У.: Хорошо, а в Средней Азии как это все в доисламское время было представлено?
С.Д.: Да, это очень популярная традиция, возможно, сложившаяся под влиянием позднего греческого романа «История Александра Великого», сформировавшегося к III в. н.э. и
вскоре переведённого на латынь, армянский, эфиопский, коптский, сирийский, арабский, персидский, даже малайский – легче сказать, на какие языки он не
был переведён. Более того, роман породил целый жанр «александрий», популярный и в средневековой Европе, и в средневековой Руси (века с
XIII). В исламской традиции Александр описан как Искандер Двурогий (Зу-л-карнайн), он упоминается в «Шах-наме» Фирдоуси, ему посвящена поэма «Искандер-наме» Низами Гянджеви (рубеж
XI и XII вв.). Он описан как идеальный правитель и завоеватель как известного мира, так и всяких дальних чудных народов, в
том числе Китая.
«Вторым Александром» называл себя последний хорезмшах Мухаммед, которого разгромил Чингис-хан. Такого рода рассказы о дальних землях всякого рода псоглавцев были
очень популярны в средние века и на Востоке, и на Западе (близкие тексты есть и про Чингис-хана). Кстати, этот Зу-л-карнайн
упоминается и в Коране, как праведник, заточивший за железной стеной злокозненные народы Йаджудж и Маджудж (это библейские Гог и Магог),
которые будут пребывать там, пока Аллах не разрешит им освободиться – и тогда наступят последние дни. Собственно, потом эта традиция
была крайне популярна, в этом ключе порой трактовали Китайскую стену, а также именно как вырвавшихся потомков этих народов трактовали монголов
(причём как мусульмане, так и христиане), отсюда уверенность, что их вторжение – прелюдия к концу света.
В XV в. поэму «Стена Искандера» написал Алишер Навои. То есть, очевидно, в исламском мире, особенно в Иране и Центральной Азии, существовала
традиция, связанная с образом Александра, причём, он трактуется как легитимный персидский правитель, а вовсе не завоеватель-иноземец. Скорее всего, эта традиция
основана прежде всего на западном, греческом влиянии – в доисламских зороастрийских текстах Александр описан гораздо менее комплиментарно, как воплощённое зло,
осквернитель храмов и священных текстов.
Л.У.: А в Средней Азии был ли такой вот эпический, что ли, авторитет Римской империи?
С.Д.: Мне кажется, про Византию было известно, и были какие-то тексты про Рим. Но чтобы считать Рим образцом государственности –
я такого не слышал. Скорее, имелась местная государственная традиция, и она восходила к Персии. Например, Саманиды, во многом отталкивавшиеся от
арабской традиции халифата, возводили себя как раз к Персии, не к Александру. Хорезмшах Мухаммед, который называл себя «вторым Александром», тоже, скорее
всего, не знал о том, что «первый Александр» был греком и язычником – он считал его персидским правителем и завоевателем
древности, и именно в таком контексте себя с ним сравнивал.
Л.У.: Можно ли что-то сказать про влияние греческой культуры на формирование буддийской цивилизации?
С.Д.: Буддизм махаяны – это такой относительно поздний буддизм, который фиксируется уже на рубеже эр, где добавляется фигура бодхисаттвы, которая
жертвует своим правом на нирвану и остаётся бесконечно страдать в нашем мире, чтобы помочь всем остальным живым существам достичь просветления.
И есть, например, образ бодхисаттвы Кситигарбхи, который дал обет заполнить своим телом весь ад, чтобы там не было места для
мучения других живых существ, образ Авалокитешвары (его воплощением считается Далай-лама) – бодхисаттвы бесконечного сострадания…. Так вот, есть довольно популярное мнение
(особенно в христианских кругах), что всё это могло возникнуть в буддизме под влиянием христианства.
Хотя, опять же, точно так же есть довольно много современных тибетских богословов, которые предполагают, что наоборот, Иисус Христос мог быть знаком
с доктринами Махаяны или и вовсе был воплощением Авалокитешвары, а дева Мария – воплощение Тары, женской буддийской подвижницы. Но это
все разговоры любопытные, но, скорее, кухонные. На самом деле доказать это (я имею в виду обмен идеями) невозможно.
Л.У.: Меня больше интересуют технические моменты, скажем, система обучения...
С.Д.: Понимаете, дело в том, что индийская философская традиция – она вообще западная, а не восточная. Индийская логика, индийская система
доказательств близка греческой. А вот между китайской и индийской системами огромная пропасть. У моего начальника и очень хорошего специалиста по
всему этому, философа Артема Игоревича Кобзева, есть важная статья, где он утверждает, что, если говорить о философии, то к собственно восточной философии
относятся только китайская, ну и, соответственно, японская, корейская и так далее. Индийская же должна относиться к западной, потому что там
множество базовых понятийных моментов (начиная от алфавитного письма), которые очень близки именно западной философии.
Мы знаем, что и греческие философы были под влиянием индийских «гимнософистов» – нагих аскетов, о которых стало известно после похода
Александра Македонского. Соответственно, там был некий очень продуктивный обмен знаниями, а поскольку буддизм построен на базе индийской философии, индийской логики,
то некоторые основы философии у него также общие с греческими. У нас есть, как я уже говорил, тексты бесед буддийских
философов с греческими царями, они, в общем, неплохо друг друга понимали, потому что это были греческие цари, давно в Индии
живущие, значит, кое в чем разобравшиеся.
В общем, конечно, нельзя исключать, что буддизм развивался в том числе и под влиянием эллинистической философии – поскольку очень многое
важное с ним произошло в условной Гандхаре, где греческое влияние было, как мы с вами видели, очень заметно. Было бы
больше текстов – возможно, мы бы больше знали о том, что там буддизм воспринял, кроме скульптуры и иконографии (хотя и
это немало, учитывая, что во время медитации буддист визуализирует образ покровителя, к которому он обращается – так что внешние его
атрибуты это важнейшая часть религиозной практики). Возможно и обратное влияние – но, видимо, оно было наиболее заметно в индо-греческой культуре,
которая ушла, не повлияв на Европу.
Наша справка:
ДМИТРИЕВ Сергей Викторович – кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Отдела Китая Института востоковедения РАН, зав. сектором древней и средневековой истории Китая,
доцент УНЦ «Философия Востока» философского факультета РГГУ и кафедры востоковедения факультета международных отношений МГИМО МИД РФ.
