«Рано или поздно жизнь каждого человека становится его собственной историей. Главное — кто ее будет рассказывать.» — Борис Пастернак
Максим не планировал встречу. Но когда он увидел в программе фестиваля название фильма Виктории — «Люди без границ» — его сердце остановилось.
Год прошел.
Год, в котором он стал успешным писателем и консультантом. Три его статьи про спорт и кино были опубликованы в журнале «Искусство кино». Режиссер Соколов предложил ему написать автобиографическую книгу. Его жизнь выстроилась в идеальную дугу успеха.
Год, в котором Виктория стала режиссером, чье имя знали в кинематографических кругах. Ее фильм получил специальный приз на фестивале в Берлине. Французский продюсер предложил ей сделать совместный проект. Ее мечта стала реальностью.
И они не видели друг друга ни разу.
Иногда Максим проходил мимо кинотеатра и видел афишу ее фильма. Иногда Виктория читала его статью в журнале и плакала в своем офисе. Но они не звонили. Они договорились о правилах молчания, и оба придерживались их, хотя это было адски больно.
Писать письма было легче. Письма были как медитация, как способ оставаться с ним, не прося ничего. Но голоса он не слышал год.
А теперь он был в Каннах, и ее фильм показывали в основной программе, и она здесь, где-то на берегу Лазурного моря, в одной из гостиниц, в одном из городов.
Максим хотел развернуться и уйти. Хотел купить билет на самолет и вернуться в Москву. Потому что он не был готов. Год разлуки сделал его маленьким и неуверенным. Он боялся, что она посмотрит на него и скажет, что это все прошло. Что они оба выросли в разные стороны.
Но он остался.
Премьера фильма Виктории была во вторник вечером. Максим купил билет как обычный зритель и сидел в кинотеатре, в темном зале, и смотрел на экран.
Фильм был про людей, которые не сдавались. Про беженцев, про эмигрантов, про людей, потерявших все и начавших заново. И с первой сцены Максим узнал ее — ее взгляд, ее понимание человека, ее способность видеть боль и красоту одновременно.
Но в фильме была одна сцена, которая заставила его замереть.
Главный герой писал письмо. Письмо той, кого он любил, но потерял. Он говорил прямо в камеру, и его слова были:
«Мне казалось, что если я буду молчать, то боль уйдет. Что если я не буду звонить, не буду просить вернуться, то в конце концов я привыкну к ее отсутствию. Но я не привык. И каждый день я просыпаюсь и понимаю, что я неправ. Что молчание — это не способ защиты, это способ предательства. Потому что молчание говорит: "Я не хочу за тебя бороться." А я хочу. Я очень хочу.»
Максим узнал эти слова. Они были из его последнего письма. Письма, которое он написал месяц назад, думая, что никто его не читал.
Когда свет включили, он сидел неподвижно, и слезы текли по его щекам.
Пресс-конференция была в среду. Виктория сидела рядом с актером, рядом с продюсером, и говорила про свой фильм. Она была элегантна, уверена в себе, такая красивая, что Максим забыл дышать.
Журналист задал вопрос:
— Это очень личный фильм. Похоже, вы писали про собственный опыт?
Виктория улыбнулась печально.
— Все фильмы личные, — ответила она. — Но да, я писала про людей, которых я знаю. Про людей, которые выбирают карьеру над личной жизнью. И про людей, которые думают, что этот выбор сделает их счастливыми.
— И делает? — спросил журналист.
Виктория помолчала.
— Это зависит от того, верит ли человек в то, что счастье может прийти позже. После. Когда ты уже построил свое, когда ты уже стоишь на своих ногах. Некоторые люди верят в это. Я на это надеюсь.
Максим понял, что она говорила про него. Про них.
Он встал и вышел из зала, не дожидаясь конца конференции.
Красная дорожка на вечерней премьере была как рай и ад одновременно. Фотографы, светящийся восторг, звезды кино, журналисты. Виктория шла в белом платье, и вокруг нее был свет, как вокруг богини.
Максим видел ее издалека. Он не планировал быть на красной дорожке — его премьера была завтра — но он пришел сюда просто поглядеть. Просто быть рядом.
Виктория поднялась по ступеням, улыбаясь, машущей рукой. Ее тело двигалось уверенно, но Максим видел в ее глазах страх. Как будто она что-то искала в толпе. Как будто она что-то ждала.
Она обернулась, и их взгляды встретились.
На долю секунды весь мир исчез. Остались только они, разделенные толпой, разделенные годом молчания, разделенные страхом, что они могли уже не узнать друг друга.
Но они узнали. Они узнали совершенно точно.
Виктория остановилась. Фотографы продолжали щелкать камерами. Режиссер, который был рядом с ней, спросил, все ли в порядке. Но она не слышала никого.
Она спустилась со ступеней.
Толпа сомкнулась перед ней, как море перед пророком. Люди смотрели, смущенные, потому что что-то происходило, что-то значительное, но они не понимали, что.
Максим прошел ей навстречу.
Они встали лицом к лицу, и первое, что сказала Виктория, было:
— Ты старше, — ее голос был как ветер после года молчания.
— Ты красивее, — ответил Максим.
— Ты не должен был приходить сюда, — сказала она.
— Я знаю, — ответил он.
— Я не хочу, чтобы ты ушел, — сказала она.
— Я не ухожу, — ответил он.
Фотографы сходили с ума. Это был момент. Величайший момент фестиваля. Два человека, стоящие среди звезд, смотрящие друг на друга, как будто остальной мир не существовал.
Максим взял ее руку.
— Можно? — спросил он.
Виктория кивнула.
Они прошли мимо красной дорожки, мимо людей, мимо камер, и никто не попытался их остановить. Потому что что-то в этом моменте было священным, и люди почувствовали это.
Они прошли до моря. До того места, где волны разбивались о камни, и свет луны падал на воду полосой серебра.
— Твой фильм прекрасен, — сказал Максим.
— Я вложила в него свою боль, — ответила Виктория.
— Я знаю. Это видно.
Они стояли рядом, не касаясь друг друга, как будто боялись, что если они коснутся, то это был бы знак того, что это реально, а не сон.
— Я прочитала все твои статьи, — сказала Виктория. — Я коллекционирую журналы. У меня есть папка со всеми твоими работами.
— Я смотрел все интервью с тобой, — сказал Максим. — Я записывал их и слушал перед сном.
Виктория повернулась к нему.
— Зачем?
— Потому что твой голос был единственным способом быть рядом с тобой, — ответил он.
Виктория начала плакать.
— Я думала, что мы прошли мимо, — сказала она. — Что мы оба стали другими людьми, и эта версия нас, которая была в Москве, просто исчезла.
— Может быть, она исчезла, — согласился Максим. — Но на ее месте выросла другая. Может быть, более сильная. Может быть, более мудрая. Может быть, более готовая к нам.
Максим приблизился к ней.
— Я люблю тебя, — сказал он. — Я люблю тебя год, и я буду любить тебя еще год, и еще год. Я люблю тебя на расстояниях, я люблю тебя в молчании, я люблю тебя в письмах. И я хочу полюбить тебя рядом. Если ты позволишь.
— Но наши карьеры... — начала Виктория.
— Наши карьеры прекрасны, — сказал Максим. — Но они не могут быть нашей главной историей. Главная история — это мы. И если мы не напишем ее вместе, то никто не напишет ее правильно.
Виктория прислонилась к его груди.
— Я боюсь, — сказала она.
— Я знаю, — ответил Максим. — Я тоже боюсь. Но давай бояться вместе.
Они стояли на берегу моря, под звездами, в Каннах, и целовались. Это был поцелуй через год молчания, через сотни писем, через боль расставания и радость воссоединения. Это был поцелуй, который говорил: мы сделали это. Мы прожили жизнь врозь, и мы оба живы. И теперь мы можем выбрать то, что хотим.