Найти в Дзене
Белка в колесе

Три ребёнка, пролитый сок и прозрение, которого я не ждала

Иногда кажется, что день ещё даже не начался, а ты уже проиграла. Просто потому, что утро решило жить по своим законам. А ты — по его. Тот понедельник начинался неправильно с самого вдоха. Я проснулась от тишины. Не от будильника, не от шорохов по квартире, не от детских разговоров — от абсолютной пустоты, которая сразу заставляет маму насторожиться. Это не нормальная тишина, это тишина «перед чем-то». Я потянулась к телефону — 7:18. Будильник выключен. Дети должны были встать в 6:50. Я села на кровати и секунд десять просто пыталась понять, что делать первым делом: бежать, кричать, варить кофе или проверять, не спит ли кто-то в раковине, завернувшись в штору. С моими детьми всё возможно. Вместо этого я сделала глубокий вдох. И сразу же споткнулась об валяющуюся на полу куклу — начало, достойное комедии. Я пошла будить среднюю. Нашла её сидящей на полу, как маленький стратег, который потерпел поражение в войне. В руках у неё была кукла, вокруг разбросаны ленточки, волосы, резинки и ка

Когда утро начинает сначала

Иногда кажется, что день ещё даже не начался, а ты уже проиграла. Просто потому, что утро решило жить по своим законам. А ты — по его.

Тот понедельник начинался неправильно с самого вдоха.

Я проснулась от тишины. Не от будильника, не от шорохов по квартире, не от детских разговоров — от абсолютной пустоты, которая сразу заставляет маму насторожиться. Это не нормальная тишина, это тишина «перед чем-то».

Я потянулась к телефону — 7:18. Будильник выключен. Дети должны были встать в 6:50.

Я села на кровати и секунд десять просто пыталась понять, что делать первым делом: бежать, кричать, варить кофе или проверять, не спит ли кто-то в раковине, завернувшись в штору. С моими детьми всё возможно.

Вместо этого я сделала глубокий вдох. И сразу же споткнулась об валяющуюся на полу куклу — начало, достойное комедии.

Я пошла будить среднюю. Нашла её сидящей на полу, как маленький стратег, который потерпел поражение в войне. В руках у неё была кукла, вокруг разбросаны ленточки, волосы, резинки и какие-то бумажки.

— Он не завязывается, — выдохнула она, едва не заплакав.

Я посмотрела на этот «бантик» — он выглядел как символ моей жизни в данный момент: спутанный, недоделанный, нервный.

— Давай вместе, — сказала я. — Одну минутку.

Мы сделали бантик — аккуратный, красивый. Она улыбнулась так широко, что я почувствовала лёгкое, очень лёгкое тепло где-то внутри. Но это тепло тут же испарилось, когда я услышала хлопок двери ванной.

Старшая проснулась и попыталась на бегу открыть дверь, которую днём раньше кто-то закрыл «на одну защёлку». Она дёрнула с силой — и сорвала полотенце с крючка. Полотенце упало ей на голову. Она стояла, как маленькая статуя отчаяния.

— Мы проспали… — произнесла она тоном, будто объявляла о конце света.

— Да, доча. Мы проспали. — Я попыталась улыбнуться, но губы дрожали от нервов.

На кухне в этот момент раздался странный хлюп — такой, от которого у любой мамы сердце падает в пятки. Я бросилась туда и застыла на пороге. Младшая стояла посреди широкой липкой лужи. В её руках была перевёрнутая кружка, из которой только что вылился весь яблочный сок. Девочка испуганно смотрела на меня, будто сама не понимала, как именно секунду назад аккуратная кружка вдруг решила опрокинуться.

Сок растёкся по плитке, добрался до ножки стула, продолжил путь к коврику. Я ступила в него босиком. Ледяная липкость взлетела по пятке, как молния.

У меня внутри что-то щёлкнуло. Медленно. Угрожающе.

Я закрыла глаза. Чтобы не сказать что-то резкое. Чтобы не сорваться. Чтобы не начать день с того, о чём потом буду жалеть.

И вот в этот момент, когда тишина в моей голове была натянутой, как струна, младшая подошла. Она взяла меня за палец своей маленькой, тёплой ладошкой и сказала:

— Мамочка, я помогу.

Сказала так искренне, будто это было самое серьёзное обещание в её жизни.

Струна лопнула. Но не в ту сторону, в которую я боялась. Наоборот — напряжение исчезло. Исчезло совершенно нелогично. Как будто маленькая рука выключила бурю одним движением.

Старшая, увидев это, взяла тряпку. Средняя принесла таз. Младшая методично размазывала сок по полу, искренне считая, что помогает. Я смотрела на всё это — и впервые за утро смеялась. Настоящим, живым, освобождающим смехом.

Мы устроили мини-спецоперацию по спасению кухни. Кто-то бы сказал, что это была катастрофа. А я вдруг заметила, что между нами появилась какая-то редкая, почти забытая лёгкость.

И тут выяснилось, что старшая всё-таки не проспала контрольную — её перенесли. Средняя вспомнила, что у неё сегодня показ мод для кукол в классе — и бантик реально был важен. А младшая, когда я попыталась снять с неё колготки с головы, гордо сказала:

— Это мой шлем. Я сегодня рыжий космонавт.

Как можно злиться на рыжего космонавта?

Мы куда-то бежали, торопились, одевались на ходу, забывали что-то важное, возвращались, снова бежали. Да, мы опоздали. В сад, на школу, на работу. Но когда мы выбежали из подъезда, старшая неожиданно сказала:

— Мам, по-моему, сегодня очень классное утро получилось.

Классное. С пролитым соком, сорванным полотенцем, бантиком-переживанием, космонавтом в колготках на голове и моим босым следом на кухонной плитке.

И вдруг я поняла: иногда утро специально рушит привычный порядок, чтобы ты заметила то, что давно перестала видеть. Своих детей — настоящих, живых, смешных, нелепых, искренних. Себя — слабо уставшую, но всё ещё умеющую смеяться. И семью — как она есть, хаотичную, но удивительно настоящую.

Иногда день действительно начинает за тебя. Но иногда — начинает для тебя.