Доктор физико-математических наук Артем Зернов был не из тех, кого называют «сумасшедшими учеными». Он был педантичным, дотошным инженером, чья жизнь была расписана по графику точнее, чем орбиты планет. Его царством была заброшенная лаборатория на окраине Зеленограда, а подопечными — тонны металлолома и генераторы, способные создавать магнитные поля, от которых плавилось стекло.
Его последняя навязчивая идея — сплав ТК-17, тулий-кобальтовый композит с аномальной кристаллической решеткой. Теория предсказывала, что при определенной поляризации в переменном мультиполярном поле его диэлектрическая проницаемость может стать отрицательной. На пальцах это объяснялось так: сплав мог стать невидимым для радиоволн. Практическое применение — революция в стелс-технологиях.
Три дня Артем настраивал установку, похожую на гигантский ускоритель частиц, согнутый в бублик. В центре, на керамическом держателе, лежал отполированный до зеркального блеска брусок ТК-17, размером с ладонь. Наконец, все было готово.
— Протокол эксперимента № 147, — бормотал он, включая запись. — Подача поляризующего напряжения. Частота — 47 гигагерц.
Лаборатория наполнилась низким гулом. Воздух зарядился статикой, волосы на руках встали дыбом. Артем медленно, плавно увеличивал мощность электромагнитов.
— Выхожу на расчетную точку... сейчас...
Он повернул ручку регулятора до упора. Гул перешел в оглушительный визг. Вспыхнули предохранительные диоды. И тогда он это увидел.
Брусок ТК-17 не исчез тихо. Он словно «расслоился». Его очертания поплыли, замерцали, как мираж в пустыне, а затем — щелчок. Не звуковой, а скорее, щелчок в самом восприятии. Там, где секунду назад лежал металл, была пустота.
Артем вырубил установку. В наступившей тишине слышалось лишь шипение перегретых трансформаторов и его собственное прерывистое дыхание. Он подошел к держателю. Провел рукой по воздуху. Ничего. Сплав испарился. Не расплавился, не испарился в дым — исчез. Физически. Масса, объем — все обратилось в ничто.
Он просидел в лаборатории до утра, перебирая в уме уравнения, проверяя логику. Нарушение закона сохранения массы. Этого не могло быть. Значит, он где-то ошибся. Сплав должен был... куда-то деться.
Последующие дни были похожи на кошмар. Он писал отчет, но вычеркивал его. Нельзя было написать «образец исчез». Над ним бы просто посмеялись. Он проверял вентиляцию, искал скрытые полости в установке — все тщетно. ТК-17 пропал.
На четвертый день отчаяние сменилось странным оцепенением. Артем пришел в лабораторию, чтобы просто сидеть и смотреть на пустой держатель. Он машинально сел за пульт, не включая его, уставившись в одну точку.
И тут его взгляд зацепился за что-то. На керамическом держателе лежал ровный, отполированный до зеркального блеска брусок ТК-17.
Артем не поверил своим глазам. Он медленно, боясь спугнуть видение, подошел ближе. Это был он. Тот самый сплав. Тот же размер, та же идеальная поверхность. Он протянул дрожащую руку и дотронулся. Холодный, твердый металл.
Он отшатнулся, как от удара током. Это было невозможно. Мистика. Помешательство.
Взяв образец щипцами, он положил его на аналитические весы. Масса — идентична исходной. Спектральный анализ подтвердил: состав без изменений.
Только вечером, когда первая волна шока отступила, его инженерный ум начал выстраивать гипотезы. Исчезновение. Возвращение. Значит, это не аннигиляция. Это... перемещение. Но куда? И, что важнее, насколько долгим был его уход? Для Артема прошло четыре дня. А для сплава?
Он рискнул провести эксперимент повторно, на крошечном осколке ТК-17. На этот раз он установил камеры с высокоскоростной съемкой и всевозможные датчики. Когда поле достигло критической точки, осколок снова исчез. Но датчик гамма-излучения зафиксировал кратковременный, мощнейший всплеск. А камеры показали не просто исчезновение. В течение одной миллионной секунды на месте образца возникла сфера абсолютной черноты, которая мгновенно схлопнулась.
Артем понял. Поляризация в сверхмощном поле не делала сплав невидимым. Она на доли мгновения «выворачивала» его. Не в другом измерения, как в сказках. Это было проще и страшнее. Он отправлял его в нулевую точку. В момент сингулярности, предшествующий Большому Взрыву. В состояние, где не существует времени.
Для сплава между исчезновением и возвращением не проходило ни секунды. Он был изъят из потока времени и возвращен обратно. Аномалия, порожденная полем, была подобна камню, брошенному в реку. Река времени обтекала его, и через несколько дней — по меркам внешнего наблюдателя — камень возвращался на свое место, не изменившись.
Жуткое, леденящее душу открытие обещало власть над самой тканью мироздания. Но Артем Зернов смотрел на блестящий брусок ТК-17 и чувствовал не триумф, а животный, первобытный ужас.
Он представил себе не образец, а целый корабль, обработанный его сплавом. Корабль, который можно на несколько дней «выключить» из времени, сделав неуязвимым, а затем вернуть. Но что, если однажды расчеты окажутся неверны? Что, если он не вернется? Или вернется не туда? Или, что страшнее всего, вернется, но принесет с собой в наш стабильный, предсказуемый мир частицу того первозданного хаоса, из которого все возникло?
Он подошел к сейфу, положил внутрь брусок ТК-17 и записку с формулами. Запирая массивную дверь, он повернул ключ, зная, что это не просто замок. Это — печать. Печать на двери, за которой скрывалась не просто технология, а джинн, выпускать которого на свет было бы величайшим безумием.
Лаборатория погрузилась в тишину. Но отныне эта тишина для Артема Зернова была наполнена гулким эхом временных вод, бьющихся о хрупкую стенку реальности, которую он, сам того не желая, едва не проломил.