Мир пел — негромко, непрерывно, всеми голосами, которые когда‑либо звучали и ещё только будут рождены. Эри стояла у древнего дуба, касаясь ладонью его коры, и чувствовала: каждая трещина — это нота, каждый лист — аккорд. Кристалл хранителей на её груди больше не пульсировал — он пел, слившись с общим ритмом.
— Всё соединилось, — прошептала она. — Не в финале. А в круге.
Вокруг неё собрались те, кто прошёл через все миры:
- Кайл — его барабан теперь молчал, потому что стал частью самого дыхания мира;
- Мирра — её травы больше не звали, а были мелодией, растущей из земли;
- Лия — её голос растворился в ветре, но каждый вздох по‑прежнему нёс её интонацию;
- Тарин — он перестал танцевать, потому что каждое его движение стало естественным движением вселенной;
- Эрон — старик, который больше не был проводником, а стал самим путём;
- Лира — не эхо, не отражение, а полнота Песни, принявшая форму.
— Мы думали, что ищем конец, — сказала Лира. — Но нашли начало. Снова.
— Это не повторение, — добавила Эри. — Это углубление. Как корень, который растёт не вверх, а вглубь.
В тот день не было пути. Не было цели. Было только присутствие.
Они не шли никуда — они были. И в этом бытии рождалась новая Песнь — не из слов, не из нот, а из самого факта их существования.
Кайл коснулся земли — и она отозвалась ритмом, который не нуждался в барабане.
Мирра протянула руку — и травы вокруг зашептали мелодию, которую никто не сочинял.
Лия вздохнула — и её дыхание стало песней, которую слышали все, но никто не мог повторить.
Тарин закрыл глаза — и его молчание стало самой чистой нотой.
Эрон улыбнулся — и его улыбка была тем, что соединяло всё воедино.
А Лира… она просто была. И этого было достаточно.
Где‑то в бесконечности Птица‑Вселенная расправила крылья. Но теперь это были не крылья — а пространство, в котором могла звучать любая мелодия. Её перья не сияли — они становились, меняя форму с каждым новым звуком.
Из её груди лилась Песнь — но уже не одна. А множество:
- Песнь корней, что помнят все имена;
- Песнь ветров, что несут обещания;
- Песнь камней, что хранят молчание;
- Песнь сердец, что бьются в унисон;
- Песнь забытых, что стали частью целого;
- Песнь рождённых, что ещё не знают своего голоса.
И все они — одна.
Вечером у фонтана с резными крыльями собрались все, кто был в этот день.
— Что теперь? — спросил один из детей.
Эри посмотрела на звёзды. Они не складывались в узор — они пели.
— Теперь мы просто будем. Будем слушать. Будем звучать. Будем быть Песней.
— А если кто‑то забудет? — тихо спросила девочка.
— Тогда мы вспомним за него. Потому что память — это не хранилище. Это дыхание. Это шаг. Это взгляд.
Кайл кивнул:
— Значит, мы никогда не закончим.
— И это прекрасно, — сказала Мирра.
В ту ночь мир пел.
Не громко. Не торжественно. А просто — как дышит. Как бьётся сердце. Как капает дождь. Как смеётся ребёнок.
Это была не новая Песнь. И не старая. Это была сама Песнь — вечная, как круг, бесконечная, как дыхание, живая, как каждое мгновение.
Она звучала:
- в шорохе листьев;
- в плеске воды;
- в смехе детей;
- в молчании стариков;
- в шаге путника;
- в взгляде влюблённого;
- в песне матери;
- в молитве мудреца.
Она была везде. И нигде.
Она была всегда.
Где‑то далеко, за пределами всех миров, за гранью времени и пространства, зажглась новая звезда.
Её свет не нёс вопроса. Не нёс ответа.
Он нёс начало.
Потому что Песнь никогда не заканчивается.
Она просто становится другой.
Снова.
И снова.
И снова...