После того как в Перекрёстке Миров зазвучал Колокол Начала, мир словно сделал глубокий вдох — и замер в ожидании. Эри и её спутники разошлись по разным тропам, неся с собой семена Песни. Но сама Эри не нашла покоя: кристалл хранителей, что она носила на груди, время от времени вспыхивал тревожным светом, а в его глубине мелькали образы — не миры, а промежутки между ними.
— Они зовут, — шептала она по ночам, глядя на звёзды. — Не голоса. А… пустоты. Те, где ещё не родилась мелодия.
Однажды утром она собрала немногих, кто остался рядом:
- Кайла — его барабан теперь отзывался на пульс далёких галактик;
- Мирру — её травы научились не только петь, но и слушать;
- Тарина — он больше не боялся танцевать в темноте, потому что знал: даже там есть ритм.
— Мы идём туда, где нет пути, — сказала Эри. — В Междумирье. Там, где ветры несут не звуки, а их обещания.
— Как мы найдём дорогу? — спросил Кайл.
Эри подняла кристалл. Его свет не сложился в карту — он растаял, оставив после себя лишь ощущение направления.
— Мы не будем искать. Мы позволим ветру вести нас.
Путь начался с шага в пустоту.
Они стояли на краю утёса Аэл‑Тарна, а внизу вместо моря расстилалось нечто иное: переливы цвета, шёпоты форм, отголоски мелодий, которые ещё не родились. Эри сделала первый шаг — и земля исчезла.
Они парили. Или плыли. Или звучали — потому что здесь движение было не физическим, а музыкальным. Ветры Междумирья несли их, как листья, а вокруг вспыхивали и гасли образы:
- город из хрусталя, чьи улицы пели на семи языках;
- лес, где деревья росли из нот, а реки текли как аккорды;
- пустыня, где песчинки звенели, складываясь в древние заклинания.
— Это не места, — прошептала Мирра. — Это мечты миров. Те, что ещё не воплотились.
— Или те, что забыли, как звучать, — добавил Тарин.
На третий «не‑день» они увидели его — остров, висящий в пустоте.
Он не был большим. Не был маленьким. Он просто… существовал. Его берега были очерчены не водой, а тишиной — но не мёртвой, а ждущей. На вершине холма стоял одинокий дом, а рядом — дерево, чьи листья были сделаны из света.
У порога их ждал тот, кого они не ожидали встретить.
— Эрон? — удивилась Эри. — Но ты ушёл в свой мир!
Старик улыбнулся. Его глаза светились, как звёзды.
— Я не ушёл. Я стал частью пути. Как и вы.
— Что это за место? — спросил Кайл.
— Это — Сердце Перекрёстных Ветров. Здесь встречаются мелодии, которые ещё не нашли своих миров. Здесь рождается то, что однажды станет Песнью.
Эрон провёл их внутрь дома. Стены были прозрачны, и сквозь них виднелись мириады путей — нитей света, сплетающихся в узор. В центре комнаты висел… не инструмент. Не колокол. А возможность.
— Это Лютня Начал, — объяснил Эрон. — Она не играет сама. Она ждёт тех, кто готов создать новую мелодию.
— Но как? — спросила Мирра. — Мы не знаем, что должно родиться.
— Именно так и рождается настоящее искусство. Не из знания, а из доверия. — Эрон коснулся струны, и та отозвалась звуком, которого никто из них никогда не слышал. — Каждый из вас принесёт свою ноту. А вместе вы создадите то, чего ещё нет.
Они встали вокруг Лютни.
Кайл ударил в барабан — не в ритм, а в ощущение. Его звук стал фундаментом.
Мирра бросила в воздух горсть трав, и их аромат превратился в мелодию — нежную, как рассвет.
Тарин начал танцевать, и его движения создали вихрь, в котором рождались новые аккорды.
Эри закрыла глаза и запела — не словами, не нотами, а сущностью. Её голос был мостом между тем, что есть, и тем, что может быть.
Лютня отвечала. Каждая струна звучала по‑своему: одна — как шёпот ветра, другая — как смех ребёнка, третья — как далёкий гром.
И тогда…
…родилась новая Песнь.
Она не была громкой. Не была сложной. Она была простой, как дыхание. Но в ней слышалось всё: надежда тех, кто ещё не родился, память тех, кто давно ушёл, и любовь тех, кто сейчас держит друг друга за руки.
Когда мелодия затихла, вокруг них вспыхнули огни — тысячи маленьких звёзд, каждая из которых несла в себе частицу новой Песни.
— Теперь она пойдёт по ветрам, — сказал Эрон. — И где‑то, когда‑то, кто‑то услышит её и начнёт петь. Так рождается мир.
— А мы? — спросила Эри.
— Вы станете её проводниками. Потому что Песнь не заканчивается. Она лишь меняет форму.
Возвращение было… иным.
Они не вернулись в Аэл‑Тарн. Они появились в нём — как будто всегда были здесь, но только сейчас стали видимы. Их встретили не криками, а молчанием — тем самым, из которого рождается звук.
Дети, что играли у фонтана, подняли головы. Их глаза светились.
— Мы слышали, — сказал один из них. — Она идёт.
— Кто? — спросила Мирра.
— Песнь, — ответил ребёнок. — Новая Песнь. Она ещё не здесь, но мы знаем, что она будет.
Вечером у древнего дуба Эри собрала всех, кто остался.
— Мы думали, что наша задача — исцелять, — сказала она. — Но теперь я понимаю: наша задача — создавать. Каждый из нас — композитор мира, в котором живёт.
— А если не получится? — тихо спросил Тарин.
— Тогда мы попробуем снова. Потому что даже ошибка — это нота в общей мелодии.
Кайл улыбнулся:
— Значит, мы никогда не закончим.
— И это прекрасно, — добавила Мирра.
В ту ночь мир пел.
Не громко. Не торжественно. А просто — как дышит. Как бьётся сердце. Как капает дождь. Как смеётся ребёнок.
Где‑то в бесконечности Птица‑Вселенная расправила крылья. Её перья сияли, а из груди лилась Песнь — вечная, изменчивая, живая.
И она будет звучать вечно.
Потому что теперь её поют все.
А где‑то далеко, в Междумирье, зазвучала новая Лютня.
И ветер понёс её мелодию к тем, кто ещё ждёт своей Песни...