Экономика — базис, все прочее — надстройка. Петр Алексеевич Романов эту прописную истину понимал задолго до введения ее в экономическую теорию Карлом Марксом. Поэтому сразу после взятия Шлиссельбурга приступил к сооружению в устье Невы ПОРТОВОГО ТОРГОВОГО города Санкт-Петербурга, и лишь в 1712 году, когда стало ясно, что с Карлом, собственно, усё, официально утвердил град на Неве в качестве столицы. О важности затеянного Петром предприятия для экономики державы можно судить по сравнительной статистике посещений иностранными судами Петербурга и Архангельска, бывшего ранее «торговыми воротами» России. 1713 год: в новую столицу приходит первый корабль, в Архангельске их за год побывало 31. Проходит всего 5 лет. 1718 год: Петербург уже опережает Архангельск в два раза: 54 против 28. А к концу правления Петра уже 180 («все флаги в гости будут к нам») к 7. Совокупно количество иностранных судов, посещавших Россию, за десятилетие увеличилось в пять раз!
Для защиты нового экономического центра начали строительство крепости на острове Котлин. Царь (императором Петр Великий станет в 1721 году) частенько наведывался с инспекциями в будущий Кронштадт. При этом большую часть пути проделывал по суше вдоль южного побережья Финского залива, дабы по возможности сокращать передвижение по воде из-за осенней и зимней непогоды (не бывавшим в Петербурге осенью и зимой докладываю: Балтика, как и Ладога, в октябре-ноябре, пока не встанет лед и при шквальном ветре — это ад). Поэтому Петергоф и возник именно на этом месте - он находился на пути постоянных царских поездок. Для удобства государя там даже были возведены «светлицы» - небольшое, сохранившееся до конца XVIII века деревянное здание, где можно было обогреться, закусить и при желании даже переночевать. Поэтому когда встал вопрос о сооружении парадной резиденции для демонстрации перед иностранными гостями экономического и культурного благополучия новой европейской державы, выбор пал на уже «намоленное» место.
В 1714 году царь Петр издал указ о постройке будущего Большого дворца (Нагорных палат): «В Питергофе полатки зделать, также канал до моря выкопать; а буде трудно будет всю землю выносить, то только с того с канала землю выкопать и камнем диким выкласть». Для начала был заложен Монплезир («мое удовольствие»), небольшой дворец у самой кромки воды, выстроенный в любимом государем голландском стиле.
Но в 1717 году Голландия в сердце Петра "пала". Состоялась его поездка во Францию («Второе великое посольство»). Версаль с его фонтанами и парками оказал на нашего монарха огромное впечатление. По возвращению в Россию возник естественный вопрос: а мы чем хуже? Благо под рукой был прибывший годом ранее во главе большой партии французских мастеров «королевский» архитектор Жан-Батист Леблон. Его предшественнику немцу Браунштейну указали на дверь, и работа, теперь уже на французский манир, закипела. Болотистую почву Петергофа дренировали. Была спроектирована огромная фонтанная система. К несчастью, пробыл в России Леблон всего два с половиной года. После чего умер от оспы. Работы продолжил итальянец Николо Микетти. Он довел до ума фонтаны и каскады, закончил Монплезир и пристроил к Большому дворцу галереи. Поставленная Петром задача была выполнена. В Петергоф из Европы стали привозить предметы декора и роскоши. Здесь возникла первая в России картинная галерея. Но насладиться созданным великолепием первый наш император не успел. Хотя он и страдал последние годы своей жизни от мочекаменной болезни, смерть его 28 января 1725 года (по старому стилю) после сильного переохлаждения была явно преждевременна. Императору было всего 52, по меркам той эпохи возраст солидный, но отнюдь не старческий. Петр был энергичен и полон грандиозных планов. Вот только воплотить их не успел. С его смертью наступила эпоха венценосных женщин.
«Веселая царица была Елизавет» - писал про дочь Петра Великого Алексей Толстой. Ее правление вдохнуло в Петергоф вторую жизнь. Еще при Анне Иоановне количество людей в придворном штате российской императрицы начало расти как на дрожжах. Елизавета Петровна старалась не отстать от предшественницы. Вот состав придворного штата за 1748 год: «стол — 389 человек, свита и прислуга — 228, увеселения — 73, церковь — 36, гардероб — 23 (с учетом 15 тысяч, согласно Ключевскому, или 3746, согласно Амелёхиной, платьев императрицы — вообще мизер), медицина — 7». Совокупно 756 персон! Всю эту ораву надо было где-то размещать. Увеличивающаяся роскошь и пышность императорского быта потребовала расширения покоев петергофской резиденции. В 1745 году ее перестройка была поручена архитектору Бартоломео Растрелли. Под его руководством дворцу придали привычный нам сейчас облик. Средняя часть здания была значительно расширена, добавлены галереи. Одна из них была закончена помещением церкви, другая — так называемым «корпусом под гербом».
Внутренняя отделка была выполнена в соответствии с господствовавшей тогда французской модой и оформлена в причудливом стиле рококо. По соседству с палатами расположились владения Чернышевых, Воронцовых, Румянцевых, Сиверсов. Правление Елизаветы Петровны — пик Петергофа. Вот запись из камер-фурьерского журнала о жизни двора: «воскресенье — бал, понедельник — маскарад, вторник — маскарад, среда — то же, пятница молебствование и итальянская опера, суббота — французская комедия и молебен в комнатах, воскресенье — куртаг» (т. е. приёмный день, ну наконец-то! Может, и выпавший куда-то четверг был рабочим?) Остается только удивляться, как при таком плотном графике вообще осуществлялось управление государством. Как и на развлечениях, на чревоугодии также не экономили. Оцените такие блюда: «суп из селедочных щёк», «говяжьи глаза в соусе поутру проснувшись». Приемы пищи проходили под итальянские концерты, исполняемые придворной капеллой. «В казне ни гроша, а расходы возрастают со дня на день» - с горечью писал современник.
Пришедшая на смену Елизавете Екатерина Великая (полугодовалое правление ее благоверного Петра III, свергать которого царственная супруга выехала именно из Петергофа, вынесем за скобки), предпочитала Царское Село, но свою лепту в Большой дворец внесла: по ее приказу архитектор Фельтон в конце 70-х годов XVIII века переделал несколько залов в новом классическом стиле. Один из них — Чесменский, чьи стены украшены картинами, посвященными победе русского флота над турецким в бухте Чесмы 1770 года. По преданию, немецкому художнику Якобу Хаккерту никак не удавалось передать краски взрывающегося и горящего корабля. Тогда на его глазах по приказу Алексея Орлова в итальянском порту Ливорно был взорван 66-пушечный фрегат «Святая великомученица Варвара». Гете в созданной им биографии художника писал: «фрегат был нагружен таким количеством пороха, сколько нужно было, чтобы его взорвать, и в шести милях от Ливорно на рейде при невероятном стечении народа зажжен и менее чем в час взорван на воздух; безусловно самая дорогая модель, которая когда-либо служила художнику». Современные историки, правда, считают этот эпизод всего лишь газетной уткой, запущенной ловким корреспондентом и с готовностью «переваренной» падкими до сенсаций европейцами (Взорвать целый фрегат ради картины! Как это по-русски! Чего еще ждать от этих восточных варваров!) Наряду с Чесменским залом Фельтон заново оформил Столовую и Тронный зал, а Жан-Батист Валлен-Деламот создал в 1766-67 гг. два Китайских кабинета.
В дальнейшем Большой дворец не подвергался значительным изменениям, превратившись в памятник эпохе начала имперского правления, но тщательно поддерживался в надлежащем состоянии. При любившем порядок Николае I были проведены значительные реставрационные работы. Архитектором Штакеншнейдером в 1846 году была отделана так называемая Ольгинская половина дворца, подражающая елизаветинскому рококо парадных зал. Эти помещения располагаются в восточном корпусе, выступающем в Верхний сад, на месте бывших здесь ранее личных комнат Александра I. Отделка была приурочена к свадьбе дочери Николая I Ольги с принцем Вюртембергским. Позже, до последних дней монархии, этот флигель фактически стал придворной гостиницей, в которой летом размещали знатных иностранцев. Последним гостем Восточного крыла Петергофа был попеременно занимавший то пост президента, то премьер-министра Франции (Гм! Что-то это напоминает!) Раймон Пуанкаре летом 1914 года.
После победы Революции советское правительство национализировало промышленность и банки, аннулировало царские долги, сделало народным достоянием дворцы и парки. Большой дворец в Петергофе в 1918 году был превращен в музей. Первоначально билеты в него выдавались по письменному заявлению в Петергофскую художественно-историческую комиссию, но в 1936 году Большой дворец открыли к свободному посещению для всех ежедневно, установив цену за билет в 1 рубль.
Немецкая оккупация во время Великой Отечественной войны едва не уничтожила Петергоф. По плану Гитлера Ленинград должен был быть захвачен за месяц, но защитники Лужского оборонительного рубежа надолго задержали наступавшие части Вермахта. Выигранное время позволило подготовить город к обороне. Больше всего из пригородов пострадал именно Петергоф. Многое удалось спасти благодаря разработанному еще в 1936 году плану эвакуации (горячий привет всем, кто считает, что к предстоящей войне никто не готовился), пусть и не охватывавшему весь объем хранящихся в Петергофе художественно-исторических ценностей. Скульптура была частично закопана и спрятана на территории парка, другая ее часть благополучно пережила блокаду на товарной станции Московского вокзала в Ленинграде. Половина экспонатов коллекции Большого дворца была эвакуирована в Поволжье и за Урал. Остальное, увы, погибло.
Немцы вошли в Петергоф 23 сентября и оставались в нем два с половиной года. В день захвата дворец загорелся от попавшего в него снаряда. Оккупанты запретили тушить пожар, дворец горел несколько суток. За годы оккупации были разрушены многие фонтаны, строения превратились в руины. При этом немцы уходя, старательно минировали все, что еще оставалось от дворцово-паркового ансамбля. Восстановление былой красоты казалось невозможным. Всерьез рассматривался вариант создания на этом месте парка культуры и отдыха. Однако, согласно указу И.В. Сталина, в 1946 году были начаты реставрационные работы. Продлились они вплоть до XXI века, только в 2000 году заработал взорванный немцами Львиный каскад. О том, какой подвиг совершили советские реставраторы, не стоит даже упоминать — достаточно взглянуть на размещенные выше фотографии руин, оставшихся на месте Петергофа после освобождения от немецко-фашистских захватчиков. Посмотрите на них и сравните:
Благодаря популярности туристического маршрута добраться до Петергофа можно без труда: от станции метро «Автово» постоянно отходят автобусы №200, 204, 210. Ехать около 40-50 минут, чем раньше прибудете — тем меньше времени придется стоять в очереди. Стоимость билета в Нижний парк в период работы фонтанов в 2025 году составляла 750 р. для взрослого и 550 для ребенка от 14 до 18 лет, младше — бесплатно. Отдельно за ту же цену нужно покупать входной билет в Большой дворец. При входе внутрь формируется группа из 20-25 посетителей (ждать недолго, желающие увидеть внутреннее великолепие прибывают постоянно) и для вас проводится экскурсия. Экскурсоводы грамотные, радиогиды в уши выдают, потраченные деньги отбиваются до копейки.
Ранее я уже делился своими впечатлениями от посещения Павловска, Ораниенбаума, Гатчины. Все эти дворцово-парковые комплексы красивы и по своему неповторимы. Однако, Петергоф, как и Царское Село (Пушкин) — это основное. Это как горы, возвышающиеся над сопками. Побывать в Петербурге и не доехать до Петергофа — позор. Жаль только фонтаны уже отключили, в этом году, кстати, очень поздно: 4 ноября, к Дню народного единства. Но и без бьющих в небо струй в парке есть на что посмотреть, благо с 5 ноября вход в него сделали свободным. К посещению обязательно. Только предварительно утепляйтесь — ветер с залива порой дует такой, что впору держаться за ограждения, чтобы не докатиться по дорожке прямо до дворца. Некомфортно бывает даже летом, не говоря уже о зиме и поздней осени.
Приятной прогулки!