#фильм ложный огонь (1996)
#оригинальный первоисточник
#часть 3 глава 7
#перевод на русский язык
предыдущая глава👇
ЧАСТЬ 3
Глава 7 "Раскаяние"
К новому году 1955 Легс Садовски стала постоянным заключенным Ред Банк
К апрелю 1955 года она стала настолько образцовой заключённой, что начальник тюрьмы сократил срок её заключения на семь недель, и 1 июня она вышла на свободу. За что Легс Садовски была ему по-настоящему благодарна; очень благодарна; но при этом ей удалось сохранить достоинство и пробормотать: «О, спасибо вам». На её глазах выступили слёзы. Она была искренне благодарна. В свои шестнадцать лет я уже знала, что власть никогда не должна отказываться от какой бы то ни было власти; что те, кто вершит наши судьбы, должны верить, что их поведением движет не прихоть, не каприз и не жест@окость, вывернутая наизнанку, а подлинная честность. Поблагодарив управляющего, она улыбнулась и оживлённо сказала: «Я никогда не забуду вашу доброту, мисс Флаглер! — никогда вас не забуду!» И женщина смотрит на неё с мрачным выражением лица, едва заметно улыбаясь. У неё сухая, покрытая пятнами кожа, как у человека средних лет, а черты лица такие, будто их сжали в тисках. «Что ж. Надеюсь, что так, Маргарет»
Когда в то утро Лон Ловелл, самый жест@окий из охранников, пришёл, чтобы освободить Легс Садовски из «Комнаты», где она провела сорок восемь часов, одного взгляда на девушку ему было достаточно, чтобы понять всё, что ему нужно было знать: шелушащаяся кожа, воспал@ённый левый глаз, выражение печального смирения и спокойствия — всё это говорило о переменах. «Перелом в сознании», как называли это сотрудники. Предсказать это было невозможно, но распознать — всегда. Офицер Ловелл, рыжеволосая, широкобёдрая, мускулистая женщина лет тридцати, может, чуть больше, из тех, о ком говорят, что они не так уж плохи, если узнать их получше, пугается и почти сожалеет, увидев этот взгляд в глазах бедняжки Легс, её давней соперницы Легс. Она протягивает руку, чтобы помочь дрожащей девушке подняться на ноги, касается кончиком пальца её опух@шего глаза и говорит: «Ладно, милая, хватит дурачиться, да?» Лэгз неуверенно выходит на солнечный свет. Безумное ослепительное утро, какого месяца, она не могла бы сказать, да и какого года тоже. Она спала как убит@ая на этом грязном матрасе. А может, и вовсе не спала последние сорок восемь часов. Она вытирает сли@зь, стекающую из левого глаза, и её потрескавшиеся губы кривятся в печальной улыбке. Она говорит, как будто это шутка, как будто Ловелл взял над ней верх и знает об этом: «Да. С меня хватит. Хватит валять дурака. В течение нескольких дней об этом говорили во всём Ред-Бэнк. Даже девушки, которые не были с ней близко знакомы, восхищались ею, удивлялись ей издалека. Как Легс Садовски, которая всегда противостояла персоналу, которая иногда вела себя почти безум@но, была такой безрассудной в своём вызове и так защищала других, более слабых девушек, изменилась: «предала». Такое случалось. Это было нечасто, но и не редко. Особенно в случаях с молодыми эмоциональными девушками, не имеющими прочных семейных связей. Заключённая, которая, казалось бы, неисправима и не поддаётся раскаянию и реабилит@ации, внезапно становится в одночасье, часто после череды стремительно нарастающих конфлик@тов и наказа@ний, сговорчивой, разумной, послушной и хорошей. Поэтому Датчгерл, которая за полтора года до этого пережила такой же перелом, ищет Легс, чтобы ткнуть её в бок и прижаться к ней так близко, словно собирается укус@ить за шею. Она подмигивает и говорит: «Давно пора, детка». Никто и ничто больше меня не тронет. Если кто-то и должен кого-то уби@ть, то это буду я. Конечно, Легс Садовски совсем не похожа на Датчгерл, она одна из самых популярных доверенных лиц. Она помогает своим почти безграмотным сёстрам читать и писать, организует игры в софтбол, волейбол, баскетбол, помогает на уроках «личной гигиены» и «косметологии», а в случае чрезвычайной ситуации всегда рядом. Никогда не доносит на своих сестёр, но и не станет лгать за них. А религ@иозна ли она? — поёт в воскресном хоре, её хриплое альт-сопрано звучит плоско, но громко, оптимистично и решительно. Мэдди, я учусь, становлюсь сильнее с каждым днём. Никто больше не поставит меня на место. Я больше никогда ни от кого не буду терпеть дер@ьмо. Прохладным ветреным утром в начале апреля, в день Вербного воскресенья, то есть за неделю до Пасхального воскресенья, восемь очень смущённых девушек, или, скорее, молодых женщин, юных леди из Объединённых церквей Хаммонда приезжают на арендованной машине в Ред-Бэнк, чтобы открыть программу для девочек «Старшая сестра — младшая сестра». Так, по воле случая, Легс Садовски знакомится с Марианной Келлог. Легс — шестнадцатилетняя «младшая сестра», Марианна Келлог — девятнадцатилетняя «старшая сестра». Но это была очень юная и неопытная девятнадцатилетняя девушка. Заключённых проводят в дневную комнату (комната со знакомыми унылыми чертами преобразилась или почти преобразилась: по такому случаю волонтёры подарили три прекрасные терпкие и ароматные пасхальные лилии). Смущённые и растерянные, они сталкиваются с восемью посетительницами — испуганными девушками в красивых воскресных платьях, чулках и лакированных туфлях. Легс, которая думала, что программа — это просто развлечение, способ скоротать время, внезапно начинает стесняться, напрягается, чувствует себя неловко и жалеет, что согласилась участвовать. Стоит ли ей признаться, что ей здесь не место? Что она не христианка? Один из сотрудников подзывает её к себе, и вот она — девушка, с которой её поставили в пару, высокая, стройная, светлокожая, простая, почти симпатичная девушка в красном шерстяном платье в клетку и очках в розоватой пластиковой оправе. Она мило и неуверенно улыбается и протягивает руку Легс: «Привет! Меня зовут Марианна Келлог! А тебя — Маргарет?» Легс почти неслышно бормочет: «Да… да. Маргарет.» Имя звучит так странно в её устах, как будто она никогда раньше его не произносила. Насколько она помнит, Легс никогда ни с кем не пожимала руку, это удел мужчин, да и то только в кино. Какой странный обычай! Легс вслепую и молча протягивает руку, сжимает прохладные влажные пальцы Марианны Келлог и почти сразу же их отпускает. С коротким смешком, явно чтобы скрыть смущение, Марианна говорит: «Это совпадение, наши имена звучат почти одинаково. Я имею в виду — они почти одинаковые». На что Легс, парализ@ованная застенчивостью и ощущением нереальности происходящего, сильным, как уд@ар по голове, не может придумать подходящего ответа. Они садятся на один из диванов с виниловым покрытием. Они смущённо улыбаются друг другу. Марианна откашливается, чопорно поправляет очки на носу и говорит: «Наверное, это немного неловко.
Мы просто пришли познакомиться, ненадолго заглянуть. Знаешь, — говорит она с надеждой, — просто поболтать». Лэгз касается маленького шр@ама на её подбородке, не зная, что делать. В присутствии Марианны Келлог она чувствует себя слишком уязвимой. Визит длится не больше сорока пяти минут, но кажется, что проходит гораздо, гораздо дольше. Краем глаза Легс замечает, что каждая из ее сокамерниц ведет беседу, на первый взгляд христианскую, со старшей сестрой. Им предлагают кофе, горячий шоколад и шоколадное печенье, но девушки из «Красного банка», обычно прожорливые, едят и пьют мало; старшие сестры тщательно расправляются с салфетками, но аппетит у них не очень. Марианна Келлог — самая приятная из гостей, думает Легс. Гладкие блестящие волосы, ослепительно-белая улыбка, аккуратно подстриженные ногти без лака. Марианна тихо рассказывает о своей работе в церкви: она говорила, что в детстве хотела стать миссионером в Китае, но теперь уже не так уверена. — Думаю, это может быть опасно. Я имею в виду — нести Слово Бож@ье туда, где его не хотят слышать. Легс, взволнованная близостью Марианны Келлог и её настойчивой болтовнёй (все Старшие сёстры настойчивы и практически без остановки расспрашивают своих застенчивых, угрюмых или косноязычных Младших сестёр), не могут сосредоточиться и не понимают, что говорит девочка. Быстро, как змеиный язык, то появляясь, то исчезая из поля сознания, она думает о том, что Марианна Келлог, несмотря на свою неуклюжесть, наверняка из очень обеспеченной семьи: из одного из тех буржуазных жилых кварталов на севере Хаммонда, куда в ночь на Хеллоуин вторгся ФОКСФАЙР. Легс резко говорит с улыбкой, которую Марианна Келлог вряд ли сможет истолковать правильно: «Да? Так и есть?»