История со спектаклем «Тот самый Мюнхгаузен» складывалась интересно.
Это был 2018 год, сентябрь месяц. До этого режиссер несколько раз приступал к работе. Первый раз была проба разыграть историю на троих актеров – Михаила Разумовского, Александра Рязанцева, Александра Жданова. Но не сложилось.
Позже начали репетировать на камерной сцене уже с действующей командой. В сентябре 2018 года состоялась встреча с Сашей Серенко, который совсем недавно закончил мастерскую Анатолия Праудина. На ней мы с Николаем Соловьевым прочитали два отрывка из «Мюнхгаузена». По первому распределению, Николай Соловьев репетировал Мюнхгаузена, а я в процессе репетиций начал играть сразу две роли – Судью и Пастора. Во время проб появлялись и новые, не прописанные у Горина персонажи, которые могли бы стать друзьями Мюнхгаузена: Шекспир, Пушкин, Софокл, кто-то из композиторов, – их пробовали Сергей Якушев, Кирилл Иванов, Павел Путрик. Постепенно и они отошли.
С первых репетиций Слугой был Александр Михайлович Жданов, с которым мы делали замечательные отрывки. Каждый раз, когда мы выходили на репетиционную площадку, было много импровизаций, связанных с текстом. Александр Михайлович часто от него отходил. Мы с первых диалогов (со сцены прихода Пастора в дом Мюнхгаузена) начинали что-то придумывать. Он делал вид, будто забывает, что его зовут Томас, поэтому каждый раз приходилось выкручиваться: было много отсебятины. Каждый раз я не знал, чем наша сцена закончится. И это было весело! Но, к сожалению, Александр Михайлович не долго с нами пробыл – он стал чувствовать себя неважно, и роль Томаса начал играть Сергей Якушев.
Долго были какие-то непонятные ощущения. Мы и корректировали пьесу, и что-то сокращали, что-то убирали, мы даже реплики героев переставляли. Где-то стали пробуксовывать. Шло к тому, чтобы вообще свернуть весь этот проект: чего-то не хватало.
Первый отрывок мы показали художественному руководителю в феврале 2019 года. Сергей Анатольевич отметил, что это спектакль малой формы на камерную сцену. Было очень много вопросов к нам, к режиссеру, к персонажам. Маленькая площадка, на которой каждый поворот головы – это новая мизансцена, не совсем подходила под формат спектакля. Нам было очень тесно в таком пространстве. Поэтому всей командой мы нашли выход: сыграть на большой сцене, но на ползала. Та же малая форма, но с большей сценой. Так и закрепилось.
Спустя время, на роль Мюнхгаузена пришел Михаил Лучко. И случилось то, чего не хватало спектаклю: поменялся сам Мюнхгаузен. С приходом Миши герой стал добрым. И внутри команды нам почему-то стало очень комфортно.
В спектакле и на репетициях рождалось много импровизации. Режиссер нам позволял это, говорил: «Я вам доверяю». Так родился мой проход через зрительный во время суда и напевание песенки «Суд идет, суд идет и ползала уже встало», звучащей после фразы «Встать. Суд идет». Так же, из приноса, появилась и сцена, где я распахиваю зонтик и вставляю крестик, чтобы получался церковный купол. Из импровизации родилась еще одна сцена, в которой я отвечаю господину Бургомистру, стоящему с бутылкой минералки и нетрезвым голосом говорящему фразу «я готов»: «Я вижу, что Вы УЖЕ готовы».
Помню забавный импровизационный момент, который произошел совсем недавно. У меня выпало перо для письма, которое сохранилось от первого суда. Оно упало между первым рядом и сценой. Я выхожу на сцену, иду к столу и вижу: из зрительного зала встает мужчина, поднимает перо и подходит к ступенькам, чтобы подняться на сцену и отдать его. Только он встает на ступеньку, протягивает перо, я тут же перехватываю и … В паузу, в знак благодарности я ничего другого не придумал, как погладить его по голове, на которой сверкала лысина. Зал взорвался смехом и аплодисментами!
У меня не было референсов в роли. Я исключал все воспоминания фильма Захарова. Мы многое искали сами. При разработке роли шли от школы: от внутреннего в предлагаемых обстоятельствах. Отходил от ощущения непонимания, «куда я попал» – от такого внутреннего состояния при общении с Мюнхгаузеном. Меня это заводило, отсюда и определился конфликт.
Для меня было важно, что Саша Серенко – ученик Праудина, а с Праудиным за 5 лет до этого мы работали над спектаклем «Зойкина квартира». Мне уже был знаком принцип работы с режиссером школы Праудина. Как и с Анатолием Аркадьевичем, с Сашей Серенко мы много работали в рамках этюдного метода. По характеру Серенко в процессе репетиций был не взрывной, но в нужные моменты он показывал, что именно он режиссер и что решающее слово за ним. Я понял, что меня это ведет в добром направлении, я не сопротивляюсь себе, для меня работа идет легко и интересно.
«Тот самый Мюнхгаузен» – третья или четвертая моя работа с момента прихода в театр. Вторая – с репетиционного периода (первой была в спектакле «Превращение» Тростянецкого»). В тот момент я все еще ощущал себя в театре новичком. По-прежнему были опасения и страхи. Но когда собралась команда и мы стали увлекаться игрой, я почувствовал себя комфортно.