Воронин и Кацман - два главных героя эпического романа. Причём Воронин наиглавнейший, намного более важный, чем Кацман. Кацман, при всех изменениях, в общем-то константа, некий эталон. вечный читатель, вечный странник, почти Агасфер Лукич. Воронин активно меняется, он живёт, именно за его трансформациями следят авторы. Его диалоги с Наставником нам предоставлены. О чём там с Наставником беседует Кацман - не известно. Именно Наставник Воронина (Немой) был с ними почти до конца.
Тем более странным (или таков был замысел?) является тот факт, что лидерство к концу романа безоговорочно перешло к Кацману, и все выводы, развернутые подробные, тщательно выверенные, озвучивает именно Кацман
***
...Всему на свете цена – дерьмо, сказал Изя. (Это было в Хрустальном Дворце, они только что поели курятины, жаренной под давлением, и теперь лежали на ярких синтетических матрасиках на краю бассейна с прозрачной подсвеченной водой.) Всему на свете цена – дерьмо, сказал Изя, ковыряя в зубах хорошо отмытым пальцем. Всем этим вашим пахарям, всем этим токарям, всем вашим блюмингам, крекингам, ветвистым пшеницам, лазерам и мазерам. Все это – дерьмо, удобрения. Все это проходит. Либо просто проходит без следа и навсегда, либо проходит потому, что превращается. Все это кажется важным только потому, что большинство считает это важным. А большинство считает это важным потому, что стремится набить брюхо и усладить свою плоть ценой наименьших усилий. Но если подумать, кому какое дело до большинства? Я лично против него ничего не имею, я сам в известном смысле большинство. Но меня большинство не интересует. История большинства имеет начало и конец. Вначале большинство жрет то, что ему дают. А в конце оно всю свою жизнь занимается проблемой выбора, что бы такое выбрать пожрать этакое? Еще не жратое?.. Ну, до этого пока еще далековато, сказал Андрей. Не так далеко, как ты воображаешь, возразил Изя. А если даже и далеко, то не в этом дело. Важно, что есть начало и есть конец... Все, что имеет начало, имеет и конец, сказал Андрей. Правильно, правильно, сказал Изя нетерпеливо. Но я ведь говорю о масштабах истории, а не о масштабах Вселенной. История большинства имеет конец, а вот история меньшинства закончится только вместе со Вселенной...
***
Это так, для разминки, хотя упоминание блюмингов, крекингов, лазеров и мазеров несколько настораживает...
***
...Все прочее – это только строительные леса у стен храма, говорил он. Все лучшее, что придумало человечество за сто тысяч лет, все главное, что оно поняло и до чего додумалось, идет на этот храм. Через тысячелетия своей истории, воюя, голодая, впадая в рабство и восставая, жря и совокупляясь, несет человечество, само об этом не подозревая, этот храм на мутном гребне своей волны. Случается, оно вдруг замечает на себе этот храм, спохватывается и тогда либо принимается разносить этот храм по кирпичикам, либо судорожно поклоняться ему, либо строить другой храм, по соседству и в поношение, но никогда оно толком не понимает, с чем имеет дело, и, отчаявшись как-то применить храм тем или иным манером, очень скоро отвлекается на свои так называемые насущные нужды: начинает что-нибудь уже тридцать три раза деленное делить заново, кого-нибудь распинать, кого-нибудь превозносить – а храм знай себе все растет и растет из века в век, из тысячелетия в тысячелетие, и ни разрушить его, ни окончательно унизить невозможно... Самое забавное, говорил Изя, что каждый кирпичик этого храма, каждая вечная книга, каждая вечная мелодия, каждый неповторимый архитектурный силуэт несет в себе спрессованный опыт этого самого человечества, мысли его и мысли о нем, идеи о целях и противоречиях его существования; что каким бы он ни казался отдельным от всех сиюминутных интересов этого стада самоедных свиней, он, в то же время и всегда, неотделим от этого стада и немыслим без него... И еще забавно, говорил Изя, что храм этот никто, собственно, не строит сознательно. Его нельзя спланировать заранее на бумаге или в некоем гениальном мозгу, он растет сам собою, безошибочно вбирая в себя все лучшее, что порождает человеческая история... Ты, может быть, думаешь (спрашивал Изя язвительно), что сами непосредственные строители этого храма – не свиньи? Господи, да еще какие свиньи иногда! Вор и подлец Бенвенуто Челлини, беспробудный пьяница Хемингуэй, педераст Чайковский, шизофреник и черносотенец Достоевский, домушник и висельник Франсуа Вийон... Господи, да порядочные люди среди них скорее редкость! Но они, как коралловые полипы, не ведают, что творят. И все человечество – так же. Поколение за поколением жрут, наслаждаются, хищничают, убивают, дохнут – ан, глядишь, – целый коралловый атолл вырос, да какой прекрасный! Да какой прочный!.. Ну ладно, сказал ему Андрей. Ну – храм. Единственная непреходящая ценность. Ладно. А мы все тогда при чем? Я-то тогда здесь при чем?..
***
Книга, мелодия, архитектурный силуэт... Кстати, о мелодиях, музыка в том виде, что мы её знаем и любим - штука очень молодая 400-500 лет от силы.
И ни слова о науке, о главном, - о поиске ИСТИНЫ, к чему человечество всерьёз приступило те же 400 лет назад. Но может быть мы не до конца поняли?
Да, нет же. Вот имена строителей храма: Бенвенуто Челлини, Хемингуэй, Чайковский, Достоевский, Франсуа Вийон...
А как же Исаак Ньютон, Галилео Галилей, Эйнштейн, Мендель, Менделеев? Их нет!
***
...Почему мы все-таки и несмотря ни на что должны идти вперед? – А потому, что позади у нас – либо смерть, либо скука, которая тоже есть смерть.
...А зачем строится храм? Ясно, что храм – это единственная видимая цель, а зачем – это некорректный вопрос. У человека должна быть цель, он без цели не умеет, на то ему и разум дан. Если цели у него нет, он ее придумывает...
У храма есть (Изя принялся загибать пальцы) строители. Это те, кто его возводит. Затем, скажем, м-м-м... тьфу, черт, слово не подберу, лезет все религиозная терминология... Ну ладно, пускай – жрецы. Это те, кто носит его в себе. Те, через души которых он растет и в душах которых существует... И есть потребители – те, кто, так сказать, вкушает от него... Так вот Пушкин – это строитель. Я – это жрец. А ты – потребитель... И не кривись, дурак! Это же очень здорово! Ведь храм без потребителя был бы вообще лишен человеческого смысла.
***
И опять всё о шалунах, коими безусловно были "строители храма". А где же искатели истины? Воронин, как-никак, бывший астроном. Почему не вспомнил Тихо Браге, Коперника, Кеплера, Ньютона? Их-то роль несравненно выше, чем у "шалунов", писавших свои гениальные стихи и повести...
Именно Кацман написал ( и размножил) "Путеводитель по бредовому миру". Какие уж тут поиски ИСТИНЫ?
Неожиданно! А ведь именно Стругацкие - певцы науки, адепты процесса ПОЗНАНИЯ. По сути дела "Понедельник начинается в субботу" (Библия для младших научных сотрудников) - был основой нашего восприятия мира.
Что это? Хитрый ход, провоцирующий читателя? Или закономерная трансформация Привалова в Воронина, потерявшего интерес к познанию ИСТИНЫ?