Срок жизни увеличился и может быть концы
Поэтов отодвинулись на время!
В.С.Высоцкий
Но время шло и вышло, сорок два – вот новый срок!
Ещё один шагнул в тот мир, за гранью,
Не всё успел сказать и прокричать, но дал зарок:
«Я к вам вернусь, я не люблю молчанье!»
Путём он Млечным шёл сквозь бездну и Вселенной мрак,
На молоке обжёгшись, дул на воду.
Вода есть жизнь, он лёг на курс и к нам в возвратных снах,
Лучом Нетленным рвётся с небосвода.
Тем, кто любит Владимира Высоцкого
Хочу рассказать о своем знакомстве с Верой Владимировной Зражевской, автором
стихотворных посланий, записанных ею без какого-либо сознательного намерения
или желания что-либо сочинять и о своих усилиях, попытках опубликовать их,
заинтересовать этим явлением как можно большее количество людей.
Явление это называют автоматическим письмом и практикуют его представители т.н.
оккультных наук, желающие установить связь с "Зазеркальем". Но, в данном случае
эта связь была установлена по инициативе корреспондента с той стороны, из другого
мира, "мира теней". Известен и убедителен (для меня) подобный опыт общения с
ушедшим из нашего мира человеком, изложенный в книге Эльзы Баркер "Письма
живого усопшего", написанной более сотни лет назад. Сам я тоже испытал нечто
подобное, подчёркиваю - подобное, поэтому могу высказать своё суждение,
основываясь на личном опыте. Стоит ли упоминать, что официальная наука, "с
порога" отметает подобные проявления человеческой природы, как подлинные?
Противостояние "официальной" и "неофициальной" науки давно уже набило оскомину
всему человечеству, а наука, я думаю, бывает только "первой свежести", поэтому
руководствоваться при исследовании чего-либо подобного плана, нужно простыми
человеческими чувствами, раз уж научные мужи не изобрели соответствующих
приборов и инструментов.
Начинать нужно бы "с начала", но тогда я, как говорил Малыш из одноимённой
повести Стругацких, буду рассказывать столько, сколько живу. Поэтому быстро
пропускаю своё, непонятное мне долго, до описываемых событий, пристрастие к
постоянному проигрыванию и прослушиванию мной 8, 9-летним мальчишкой
пластинки Высоцкого с "Черным золотом", "Утренней гимнастикой", "Кораблями" и
"Холодами". Потом по мере выхода и все остальные миньоны заняли почетное место
около проигрывателя "Юность", в теплой компании с "Бременскими музыкантами" и
маминой Валентиной Толкуновой. Магнитофона у нас не было и, когда у соседа по
коммунальной квартире дяди Володи я услышал "магнитофонного" Высоцкого, то не
сразу поверил, что это тот же самый человек, который мощным, мужественным
голосом поёт "Мы вращаем Землю", "Сыновья уходят в бой" и т.д., под звучный
аккомпанемент ансамбля "Мелодия" Георгия Гараняна.
На магнитофонах-то тогда, в основном, блатной, спортивный, да сказочный Высоцкий
преобладал. Ладно, дело прошлое, но как не вспомнить...
Смешное воспоминание вдогонку - узнав от старшего брата, что в "Служили два
товарища" играет Высоцкий и само собой, будучи уверен, что он обязательно
красного героя должен играть, выбирал между Янковским (Некрасовым) и
Быковым(Корякиным), сравнивая с невнятной, хотя даже и цветной, фотографией на
пластинке с "Утренней гимнастикой". Янковский был крайне симпатичен, но по цвету
волос не подходил, а Быков по энергетике и резкости характера соответствовал, но
казался мелковат и суетлив. "Вертикаль" я по малолетству пропустил, так что первое
очное свидание с Высоцким у меня состоялось только с выходом на экраны фильма
"Сказ о том, как царь Пётр арапа женил".
Ну, там-то он отлично и сыграл, и выглядел, хоть и был намазан сапожной ваксой, как
адмирал Кусаки в "Приключениях капитана Врангеля".
Так, кажется, все это я собирался быстро пропустить? Но, знаете ли, быстро
только те животные родятся, которые сейчас половину интернетовских, тик-токовских
открыток занимают. Да и вообще, что мы, читатели, между собой не договоримся?
В 17-18 лет в 1979-80 годах я услышал французские, канадские диски. Вот тут-то и
взяло уже по-настоящему за "живое". Сам уже пел, играл прилично, - Дольский,
Окуджава, Суханов, Никитины, Визбор, само собой. Аккомпанемент гитарный
Дольского, Суханова на слух снимал, повторял. И вот Владимир Семёнович. Две
судьбы, Прерванный полёт, Разбойничья, Канатоходец. Слушал, слушал,
наслаждался. Думаю, ну что, спеть что ли самому, - красота, подбирать нечего, 5-6
аккордов? Не тут-то было! Голосочек-то привык к нежным песнопениям для дам-с, ну,
максимум, к дворовым концертам под портвейн "Кавказ" с песнями "Машины
времени", "Воскресенья", а здесь нечто другое совсем. В детстве-то я не подпевал,
только слушал. Понял, короче говоря, сколько силы заключено в этом человеке -
Владимире Высоцком. Тут и 25 июля 1980-го подоспело, будь оно проклято.
Не могу сказать, что испытал какие-то особые чувства при известии об уходе
Высоцкого, но позже пришло осознание, что вместе с ним ушла целая эпоха. Моя
собственная судьба вдруг стала совершать непонятные скачки и выделывать
загогулины. Вероятно, в день похорон Владимира, как мы узнали от старшего
поколения, читающего газеты - Семёновича, вся наша дворовая капелла вместе с
солистом сильно превысила обычную норму потребления спиртосодержащих
напитков и я, бывший тихоня, хорошист, самый малопьющий из всей компании,
очнулся в автобусе, подъезжая к дому, с побитой физиономией и с содроганием
вспомнил, что напал! с кулаками на милицейский наряд при входе на станцию метро
"Библиотека имени Ленина". На следующее утро, перед работой, зашёл за вещами,
которые у меня отобрали, чтобы не потерял, поблагодарил за науку и извинился.
Девушки вдруг пошли, что называется, косяками, то есть скорее я к ним пошел, на
третий этаж аж к ним лазил по водосточной трубе в компании с дворовым
авторитетом дембелем-десантником Васей Афанасьевым, а потом не успел
оглянуться, как оказался мужем "телезвезды районного масштаба" из 59 школы им.
Гоголя, - её "ходоки" из нашей 57-й заприметили в передаче" Семнадцатилетние" на
тогдашнем 1 канале Центрального телевидения, где она с одноклассницами спела
песню Вадима Егорова "Друзья уходят." Ну, они пришли и ушли, а женился-то я один.
Следующий "зигзаг удачи", и я отчислен из заранее прошедшей медкомиссию на ГСП
команды допризывников, предназначенной для отправки, после парашютной
подготовки, в Афганистан, так как моё совершеннолетие наступало только через
неделю после назначенной заранее даты призыва и отлёта. А вот уже я, счастливый
19- летний отец дочери, как я думал и весь полк оповестил, Оксаны, стою в ленинской
комнате в/ч 51808 первого Московского кольца ПВО и пою по просьбе начальника
РТЦ подполковника Корнилаева, к дню Победы: "Что-нибудь Высоцкого."
Ну, я и выдал на радостях, любимую свою: "В тот вечер я не пил, не пел", чем
несколько его, а особенно, замполита майора Денисенко огорошил. А дочь, в
последней момент передумавшие жена и теща, назвали Катей.
Прошу читателей простить меня за затянувшееся вступление, но хотелось дать им,
таким образом, опосредованное представление о личности человека, своей, то есть,
который взял на себя смелость убедить аудиторию в том, что Владимир Высоцкий
жив в самом прямом, хотя возможно, и не буквальном смысле слова, опираясь при
этом, всего лишь на "простые" человеческие чувства. Вот, давайте и обопрёмся
покрепче и не будем отрываться от этой опоры и в дальнейшем, - на чувства,
которые вызывает меткая фраза Михаила Булгакова, вложенная им в уста Азазелло:
"Разве для того, чтобы считать себя живым, нужно непременно сидеть в подвале,
имея на себе рубашку и больничные кальсоны?"
Ну, или применительно к Высоцкому, - непременно нужно сидеть в квартире на Малой
Грузинской, в компании с вымотанными жестокой со-зависимостью с больным
товарищем, Валерием Янкловичем и Анатолием Федотовым, не имея ни единого
шанса вырваться "за флажки" своего недуга.
В 1996 году, нарезая на своей «восьмерке» бесконечные круги по ночной Москве в
поисках средств для пропитания трёх, к тому времени, детей, слушая постоянно
самые сильные, дающие возможность выдержать изматывающей марафон извоза,
песни Высоцкого, я проезжал по Малой Грузинской, в доме на углу со Столярным
переулком которой и сам жил около года в 1986-м в «коммуналке» завода «Рассвет»
в комнате родственника жены. Когда прозвучали последние слова "Черных бушлатов"
я, поравнявшись с домом 28, неожиданно для себя, с чувством (самым, что ни на есть
простым) воскликнул: "Этот человек не мог умереть!" И меня, как я теперь ясно
понимаю, услышал тот "кому дано заранее все знать" и кому нужно сказать: "Спасибо,
что живой!". Думаю, он в тот момент наведался в католический костёл на другой
стороне Малой Грузинской, чтобы проследить за ходом его реставрации.
Минуло 6 лет и мне представилась возможность подкрепить свою догадку чем-то
более вещественным, чем "простое чувство". Друг- приятель из той самой дворовой
компании в переулке Янышева, одноклассник по 57 школе Димка Родионов, с
которым 10 лет был в ссоре, после нашего объяснения и примирения, чему по
способствовал уход из физического мира его отчима Евгения Леонидовича, дал мне
почитать невзрачную книжку в серо-голубой затрёпанной обложке, сообщив, что сам
её не читал, но как ему подсказывает странное чувство (простое, само собой), мне
она "в самый раз" придется. Сам Дима, был когда-то, подобным "макаром", выбран
музыкантами рок-группы "Нюанс", как сочинитель текстов, хотя стихи до этого не
сочинял и не привечал. Ему просто было сказано: "Старик, ты сможешь!" И он смог.
Книжка носила малопонятное, вызывающее ассоциации с религиозным лексиконом,
название " Исповедимый путь".
Написал её и добился издания в 1990 году ленинградец Анатолий Васильевич
Мартынов. В ней он излагал умозрительную теорию этого самого исповедимого пути,
как противовес неисповедимым путям, которыми ходит Отец наш небесный. Теория
его, в сжатом виде, гласила: Живи по совести - всегда будешь удачлив и не
встретишь зла.
Это утверждение он позаимствовал из восточных религий, в чем честно и
признавался. Его же заслуга состояла в создании зрительного образа: Надо, мол,
представление о чёрно-белых полосах везения и невезения, поперек нашего
жизненного пути, развернуть на 90 градусов и идти по белой, светлой, то есть полосе,
не сворачивая в черноту и темноту "кюветов".
Книга была обильно "гарнирована" перечислением всех экстрасенсорных и
телепатических чудес, которые ходили в "самиздате" ещё с начала 1980-х годов.
Себя автор неустанно называл физиком, чая подобным титулом усилить воздействие
своей мыслеформы на воспитуемых и просветляемых, а следом начинал
перечислять свои достижения на ниве целительства, телепатии, лозоходства, поэзии
и всего, всего, всего...
Вот в перечне эфемерных чудес и присутствовал одинокий абзац, повествующий о
некой "пожилой москвичке" принимающей послания Высоцкого из мира "за чертой".
Теория Мартынова оказалась весьма действенной и прекрасно проявила себе в
практической области. Произведя ревизию своих мыслей и поступков, я убедил себя,
что должен иметь законное место на отгороженной от сил зла, неудач и невезения
светлой магистрали. Как работают эти механизмы, представляющие из себя симбиоз
веры в себя, веры в силу и действенность добра, которая в свою очередь приводит в
движение энергии стихий Земли и Неба, побуждает к действию сотрудников небесной
канцелярии, умеющих манипулировать пространством-временем, как фокусник своим
реквизитом, я смогу узнать только после прибытия на Альфу Центавра, где они,
вероятно, и дислоцируются. А на тот момент я с удовольствием пожинал плоды
своего добронравия. Люди, без разбора (за 12 лет извоза я, уставший от общения с
ночным контингентом 1990-х годов, чуть ли не половину голосующих оставлял "за
бортом") допускаемые мною в качестве пассажиров в мой самодвижущийся экипаж,
просеянные неведомым и невидимым ситом, все без исключения оказывались теперь
поглощены заботой о ближних, обуреваемы идеями добра и света, либо быстро
становились таковыми под влиянием моих речений и непоколебимой уверенности,
что за меня весь Млечный путь "горой стоит". Тут следует сделать важное
примечание для неофитов: Ни в коем случае не доходить до идиотизма, всегда помня
народную мудрость: «На Бога надейся, но сам не плошай!». Я лично дошёл, но к
счастью, сумел вернуться целым и невредимым.
Желая полюбопытствовать, почему изобретатель столь действенной мыслеформы не
спешит на прием в Большой Кремлёвский дворец с целью вручить всепобеждающий
щит и меч добра в руки главы государства, по совместительству, являющимся
Верховным Главнокомандующим и, разумеется, помня про "пожилую москвичку" с
посмертными стихами Высоцкого, сообщение о существовании которых накрепко
засело в моей черепной коробке, я предпринял поиск, прибегнув к помощи
вышеупомянутого друга Димы, который уже умел пользоваться Интернетом. Кто
помнит начало 2000-х, не удивиться, - у нас, например, в 2001 году во всём дачном
поселке у меня одного мобильник был. Мартынов отыскался в том городе, где в 1937
году родился и провел 872 дня блокады, необходимых, видимо, по мнению
распорядителя судеб земных, для формирования личности будущего поэта, физика,
лирика, целителя, писателя, имеющего, судя по фотографии, приятное внешнее
сходство с героем "Республики ШКИД" Гришей Черных, воплощенным на киноэкране
обаятельным Львом Вайнштейном.
Позвонив по добытому Димой городскому петербургскому номеру, я попал в какой-то
дом культуры, администратор которого объяснила мне, что вожделенный мною
Мартынов бывает наездами в Москве, где проводит встречи с читателями,
почитателями и, как выяснилось потенциальными пациентами во Дворце Культуры
АЗЛК. Установив место встречи, не составило труда установить теперь и её время.
Встречи с читателями назывались беседами за круглым столом. Посидев, послушав,
вопросы свои я задавать постеснялся. Узнав, что Мартынов, до сих пор, занимается
целительством, я решил поговорить с ним на приеме. Мне в 40 лет лечится было
абсолютно не от чего, поэтому я уговорил поехать со мной тёщу, суля ей излечение
от всего, чего сама пожелает.
С собой я взял книгу отца - Александра Лаврентьевича Колпакова, автора "печальной
памяти романа "Гриада", как обзывали эту космическую оперу завистники и
конкуренты в борьбе за издательские площади. Отец пропал без вести в 1995 году, в
пути из Ашхабада в Москву и я хотел попросить Мартынова, попытаться определить в
каком из миров он находится. Книга, - сборник рассказов, которую я взял для
авторитета, с целью настроить оператора, на максимальную мощность, называлась
"Нетленный луч" и имела на форзаце фотографию отца. Именно по ней я попросил
произвести поиск. Озадаченный неожиданным переходом от приятного общения с
моей моложавой, привлекательной тещей к столь печальным материям поиска
пропавшего 7 лет назад человека, Анатолий Васильевич посерьёзнел, погрустнел,
провел несколько раз над фотографией проволочным уголком, с помощью которого
определял границы биополя у пациентов и печально посмотрев на меня, объявил,
что рамка-лоза биополя не фиксирует, а стало быть физическое тело этого человека
жизнь покинула. Ну, это я, так витиевато, в контексте своего повествования, перевожу
его слова, а на самом деле, сказал он по-простому: "Среди живых его нет."
Спросил его и про "пожилую москвичку". Он сообщил, что сам с нею хорошо знаком и
оказывается, сюжет про неё присутствует в документальной ленте "Киевнаучфильма"
"9 лет с экстрасенсами", а киногруппе режиссера Виктора Олендера именно он
сообщил о её даре. Продолжая после этого знакомство, посещая его "Круглые
столы", я завязал с ним "дружбу с интересом", постаравшись стать ему полезным,
чтобы выведать попутно всё, что меня интересовало в фенОмене, как произносил это
слово Анатолий Васильевич, исповедимого пути и посмертных стихов Высоцкого.
Встречал и провожал его на поезда, получал и привозил в ДК допечатываемые
тиражи "Философии жизни", как теперь именовался труд его жизни, обильно
дополненный цитатами и сюжетами из Библии, которые ранее он поосторожничал
помещать по соседству со ссылками на физическую природу своей теории.
Подвижничество это продолжалось около полутора лет и, без сомнения, обогатило
обоих: "ученика волшебника" духовно, а самого волшебника - морально. Ученик
тактично, но твёрдо высказал на прощанье ряд конструктивных замечаний о роли,
правах и обязанностях философа-целителя в человеческом обществе и "был таков",
достигнув к тому времени всех поставленных перед собой целей.
С Верой Владимировной Зражевской я познакомился 15 января 2003 года, которое
отмечалось ею, как день первого контакта. Как это произошло и в течении 22-х лет
развивалось, пересказывать не буду, отрывок из фильма и сам фильм есть в Сети,
благодаря, возможно и моему участию. Я, завладев в Госфильмофонде видеокопией
фильма, размножил её и раздал по друзьям и знакомым. Описываю только само
знакомство и атмосферу того вечера. Я приехал вместе с Мартыновым, был шутливо
представлен им Вере Владимировне и компании её пожилых друзей (она 1922
г.р.), как "паж" и Ученик и отправился резать деликатесы на кухню, озвучив приятную
женскому уху весть о том, что 8 лет работал поваром в ресторане "Прага". Вера
Владимировна, освобожденная мной от хлопот по уходу за уже принявшей по первой
и распевающей под руководством опытного хормейстера Мартынова компанией,
вполголоса почему-то, спросила меня, глядя в глаза: "Алексей, как вы относитесь к
Владимиру Семёновичу?" Я сказал, что всегда здороваюсь с ним, проезжая мимо его
дома. "Надо же! - обрадовалась она, - вы, значит, как и я, считаете его живым?". "А
они, - она показала в сторону комнаты, - мне кажется, не очень-то в это верят." Потом
мы присоединились к пирующим и я, ожидавший поначалу, что сейчас-то речь пойдёт
о предмете моего интереса, убедился, что кроме меня и Зражевской, это никого за
столом не волнует. Увидев висящую рядом с портретом Высоцкого гитару с частично
обломанными ручками колков, попросил у хозяйки пассатижи и, настроив её, спел
несколько песен человека, из-за нежелания которого отмалчиваться даже на том
свете, присутствующие оторвались от своих важных дел и пройдя сквозь январскую
метель, оказались в Чертаново. Только в дверях, при прощании, когда хор уже
распевал свой репертуар на лестнице, я попросил Веру Владимировну прочитать мне
что-нибудь из её стихов-писем. Фильм я тогда ещё не видел, Мартынов читал с
охотой только свои собственные стихи, так что это стало первым знакомством,
первым ярким впечатлением, окликом из другого мира. Вера Владимировна
прочитала, то же стихотворение, которое читает в фильме, также заканчивая его
словами:
«И тяну свои руки к Высокому Небу я,
не в молитве, а в крике: «Дайте жизни опять!»
В рукописи, последнее четверостишье ещё сильнее, но мне хватило и этих слов,
чтобы своими "простыми" чувствами понять: " Живой!".
Более ничего из стихов-писем я, до момента знакомства с рукописью, не слышал.
Веру Владимировну я ещё два раза видел, но коротко, на ногах. За зиму и весну
несколько раз звонил ей, пытаясь уяснить, почему она не публикует эти стихи. Она
объяснила, что опасается столкнуться с неверием и нечистоплотностью деятелей
СМИ и пусть, мол, после её кончины этим кто-нибудь из друзей займётся. Ну, что ж,
как говорят, бойтесь своих желаний. В сентябре, вполне здоровая и энергичная Вера
Владимировна, уже скончалась от саркомы лёгких. На кладбище я не пошел, считая,
что это дело семейное. Мартынова в Москве в тот момент не было, поэтому и он не
присутствовал при прощании. Через месяц-полтора я позвонил сыну Веры
Владимировны Юре Зражевскому, желая узнать его намерения, планы в отношении
этих стихов, да и вообще отношение к феномену в лице его матери. Он сказал, что в
данный момент у него выявлена та же фатальная болезнь, как и у матери, так что
теперь ему: "Ни до чего". Позвонил Мартынову, тот сказал, что своим творчеством
стихотворным сильно занят, вот потом может.. В январе 2004 года я попросил его
съездить со мной к Юре и попробовать облегчить его состояние, насколько это
удастся. Трезво оценивая свои силы в борьбе со столь серьезным недугом, он тем не
менее не мог мне отказать. Визит наш состоялся, вызвав душевный подъём у
больного, который появляется от искреннего сочувствия и желания помочь и сам по
себе, является лучшим лекарством, но не от столь серьезных заболеваний, к
сожалению. Выяснилось, что отпечатанные матерью стихи Юра отсканировал и уже
на поминках раздавал желающим. Сканы получились очень плохого качества, но,
наконец-то, я мог ознакомиться с содержанием, столь необычным способом,
продиктованных стихотворных посланий.
Прочитав за одну ночь весь диск, я стал осмысливать прочитанное и думать о
возможностях опубликования. Те возможности, которые дают нынешние
информационные технологии с появлением социальных сетей, тогда ещё не были так
развиты и легко доступны, как сейчас. Да, к тому же, стихи мне не принадлежали, а
стало быть требовалось согласие родственников Зражевской. Но у Юры Зражевского
и его жены Натальи все силы и физические, и душевные отнимала борьба с
болезнью, а их сын и дочь находились в юношеском возрасте.
.
Хочу сделать отступление от повествования, чтобы задать всему советскому, далее
российскому, а теперь, наконец, "просто" русскому народу несколько риторических
вопросов. Я, что же, самый главный любитель, почитатель Владимира Высоцкого на
нашей шестой части суши? Фильм «9 лет с экстрасенсами» был закончен и выпущен
на экраны в 1989 году. Не знаю, сколько он набрал, говоря современным языком,
просмотров, но, наверно, на десятки тысяч, в самом худшем случае, счёт должен
идти. В 1990-х отрывок с Верой Владимировной тоже демонстрировали на ТВ, в
передачах подобной направленности, пусть и не на первых каналах. В 2000-х, в
Интернете повис ролик с отрывком, да и сам фильм. Где, где сонмы филологов,
литературоведов, лингвистов, жаждущих изучить этот материал? Где клянущиеся в
любви к Высоцкому на форумах в Интернете и тысячах комментариев к любой
дзеновской статье о нем? Где его влиятельные друзья, обладающие и
организационными, и материальными возможностями для изучения и публикации?
Честно, не понимаю. Я что, псих- одиночка с мотором? Тот самый редкий мальчик,
которому доверили "красить забор"? "Вот такой я человек!": Ролан Быков.
Осенью 2004 я получил согласие Зражевских на возможную
публикацию и взял саму "рукопись", толстую стопку листков необычного формата,
которые Вера Владимировна начала печатать ещё в 1980-е и закончила в 1998 году.
Стихи-письма, за 1998-2003 годы, которые она никому не читала и даже, по её мне
признанию, не хотела говорить об их существовании, остались в её рабочей тетради,
которую она демонстрирует в фильме и на разрозненных листах. Не разобранный
архив теперь находится на даче внучки Веры Владимировны, где погребён (это как
бы тут поизящней выразиться) в хозстроении, среди малонужных вещей.
Я перевел рукопись в электронный вид руками, головой и красивыми карими глазами
своей дочери Кати и стал готовиться к атаке на радиоцентр на улице Казакова. На
Русском радио-2, вещавшем в те годы, еженедельно выходила передача Владимира
Большедворского "Время Высоцкого". К нему я и решил обратиться. На сайте
радиостанции его персональных телефонов, либо адресов не было, попытка
проникнуть в здание не дала результатов, через домофон охрана послала меня на
электронную же почту, и я решил произвести штурм ночной порой, позвонив в прямой
эфир передачи Большедворского об авторской песне, героем которой по странному
совпадению, в тот полночный час оказался Вадим Егоров, своей песней в
незапамятные времена поспособствовавший моему знакомству с будущей женой,
матерью Кати. Подготовка к атаке на медиа персону и настройка себя на
соответствующий лад заняли минут 15 и получив от полусонной Кати стопку дискеток,
я взял курс с улицы Шверника, чуть не переименованную в 1990-е годы в улицу
Высоцкого, на Курский вокзал и из машины позвонил в эфир. Девушке оператору я
объяснил, что не по теме передачи звоню, но что у меня для ведущего очень важное
сообщение и попросил его номер. Попросили перезвонить, когда будет идти в эфир
песня. Взявший трубку Владимир, выслушав моё сжатое сообщение, сказал, что
слышал об этом феномене и как-нибудь потом можно это будет обсудить. Я возразил,
что потом не надо, я в машине и буду у ворот радиоцентра через 10 -15 минут со
стихами и фильмом. Он согласился и вот я уже обмениваюсь с сидящим в машине
Егоровым ( родившемся в Эберсвальде, когда 9-и летний Володя Высоцкий жил там с
отцом и мачехой, не странно ли?) приветственными жестами и приятными улыбками.
Подошёл Большедворский, крупный мужчина, поглядывая на меня с некоторой
опаской. Я заверил его, что времени не займу, в "падучей" биться не собираюсь и
извинился за то, что пришлось использовать такой кавалерийский наскок. Вот
дискета, вот вам фильм, я позвоню. "А что вы, собственно, хотите?": спросил он. «Я
хочу, чтобы люди об этом знали»: ответил я. Вообще-то, странный вопрос в устах
радиожурналиста, делающего еженедельные передачи про Высоцкого, но я ни тогда,
ни в последующие встречи не посчитал возможным поучать его, а объяснил, что
семья, владеющая правами на эту интеллектуальную собственность, находится в
бедственном положении с крупными долгами, после двухлетней борьбы с саркомой и
попросил его помочь с изданием, если это возможно.
Он обратился к знакомым издателям и ему объяснили, что прежде чем что-то
получить, нужно что-то и вложить, а сами они рисковать не хотят, вкладываясь в это
сомнительное предприятие. Мы с Владимиром встречались ещё раз в длиннющим
подземном переходе, ведущим от "Курской" на улицу Казакова, хотя всё уже было
сообщено им мне по телефону. Он вернул мне видеокассету (вот тоже ценность), а
потом сочувственно глядя на меня, предложил обратиться в музей Высоцкого, к
Людмиле Абрамовой, с которой до этого по работе имел контакты, интервьюировал
её. Он посоветовал мне выяснить, как, вообще, семья Высоцкого отнесётся к
возможной публикации и под чьим именем она может быть осуществлена. Забегая
вперёд, скажу, что с Владимиром мы встретились ещё один раз при обстоятельствах
поистине фантастических, достойных пера Булгакова. Но это через полтора года.
А пока я направился в Нижний Таганский тупик, где находится музей В.С. Высоцкого.
Там я выяснил, когда бывает в музее Людмила Владимировна и как можно с ней
связаться. Но, тут судьба вильнула хвостом, а может Гомеостазис Вселенной
избегающий тепловой смерти, начал ставить рогатки на моем пути. Представитель
родственной коренной национальности нашей страны, в столице республики
которой, славном городе Казани, мои бабушка и мама находились в эвакуации в
суровые годы Великой Отечественной, управляя тяжеленой "Волгой" Газ 31029,
влетел сзади в мое остановившееся у края тротуара механическое транспортное
средство, которое я за секунду до этого успел покинуть, чтобы передохнуть от трудов.
Вот повезло, так повезло, - в обоих смыслах. До дома мой автомобиль, всё-таки,
доехал своим ходом, повизгивая зажатым в колёсной арке левым задним колесом.
Но, остановить меня, "взявшего разгон" было уже невозможно, поэтому на
следующий день, договорившись с Абрамовой Л.В. о встрече я, пересев на
автомобиль супруги и пребывая в радостно приподнятом, от своей героической
несгибаемости настроении, поехал на Таганку. Но на Альфе Центавра решили, что
мой настрой не соответствует серьезности, возложенной на меня миссии и поэтому
припарковавшись около музея и сунувшись в заднюю дверь за пакетом с кассетами,
дискетами и документами, в том числе на автомобиль и водительскими правами
жены, я убедился в "отсутствии присутствия" искомого. Пакет прихватила с собой,
выходя из машины, девица, которую в компании с милейшей, как думалось, её
бабушкой, я не удержался и, по профессиональной привычке, подвёз по пути.
Проклиная себя за глупость, я всё-таки зашёл в музей, где узнал, что и здесь мне
"ничего не светит", так как Людмила Владимировна уехала по какому-то более
важному делу. В тот же день на городской телефон мне позвонил приятель "внучки",
укравшей документы и заявив с её слов, что пакет, дескать, сам на дорогу выпал,
хоть и лежал у левой двери, а выходили они через правую, сообщил что я могу его
забрать с рецепшена некой конторы "Рога и копыта", но не бесплатно. Поборов
желание прихватить с собой милицейский наряд из Краснопресненского РУВД, где
начальствовал мой одноклассник Андрюша Семигин и проучить молодых идиотов, я
решил, что сам дурака свалял и надо самому за своими вещами следить, да и время
было дорого, не стал этого делать, съездил и забрал документы. Заново
договорившись с Абрамовой, посерьёзневший от своей оплошности, через пару дней
я уже сидел в маленьком кабинете на 2-м этаже музея Высоцкого перед строгими
очами Людмилы Владимировны Абрамовой.
Выложив на стол, передал ей стихи на дискете для помещения в архив музея, свою
аннотацию к ним, сочинённую для издательства, видеокассету с фильмом и саму
печатную "рукопись". Пояснил, что хотел бы узнать её мнение об этих стихах, если
она согласится их прочитать, а также повторил коротко "историю вопроса".
Помолчали, ведя диалог глазами. "А почему, собственно, вы ко мне обратились, а не
к Марине?": почему-то не называя фамилии, как говорят о члене своей семьи,
спросила она. Я, совершенно искренне, ответил, что её, мать сыновей Высоцкого, я и
считаю его женой, чем моментально расположил её к себе. Почувствовав,
вспыхнувший к себе интерес и доверие, внезапно покаялся, что и сам пережил 1990-
91 годах такой же роман, с тем же антуражем: (перелёты в обе стороны, звонки
ежедневные) с австрийско-подданной жительницей города-антигероя Вены русского
происхождения, тоже носившей имя Марина и созвучную с Влади, фамилию. Контакт
наш после моей исповеди упрочился, время замедлило свой ход и когда я покинул
гостеприимные "стены музея" и посмотрел на прибор, измеряющий время (так в "раже
фантастического антуража" назвал часы на пульте звездолёта "Урания" мой родитель
в своём романе), то с удивлением обнаружил, что прошло 4 с половиной часа.
Причина столь продолжительной беседы, которой я был удостоен, заключается,
думаю в том, что уставшая от несколько однообразного общения с посетителями
музея, не всегда соответствующими её уровню культуры и воспитания, Людмила
Владимировна обрадовалась приятному, обходительному собеседнику. О деле, так
сказать, речь пошла во время второй встречи, в январе наступившего 2005 года,
когда она прочитала рукопись, а в тот предновогодний декабрьский день два
разновозрастных собеседника, просто увлеченно "трепались", пили чай с печеньем и
сушками, ну, курили, конечно (Минздрав предупреждает!). Оба оказались любителями
Стругацких и разговаривали цитатами из их произведений, понимая друг друга с
полуслова. О молодом Высоцком, о их совместной жизни несколько случаев было ей
рассказано, которыми, уверен, она с широкой публикой не делилась. Приятное, яркое
воспоминание осталось, окупая мои усилия в этой необычной истории.
В начале января, 6 числа я, созвонившись с Л.В. Абрамовой и выяснив, что она
готова меня принять, поехал в музей. Противодействие Гомеостазиса Вселенной за
прошедшие полторы недели только усилилось и было перенаправлено теперь с моих
транспортных средств на моё жилище. Теперь, в нём с ночи 1 января, в просторном
холле, на детском диванчике моего семилетнего сына Серёжи, вдвинутом в
гимнастический комплекс, жил мой друг детства, Илюша Касинцев, продавший и
потерявший из-за неразумных вложений и родительское жильё, и дачу, отвергнутый
своими и женой, и дочерью, и лишившийся последнего пристанища в "однушке" своей
родной тети, после пьяной угрозы лишить её жизни. Поддавшись на её слезную
мольбу, я забрал его от дверей её квартиры, где он лежал на коврике, привалившись
спиной к двери. Но, подбадривая себя словами из песни «про джина»: "Если я чего
решил, так выпью обязательно.", я продолжал отхлёбывать из этой горькой чаши "в
том же темпе".
Начало разговора с Людмилой Владимировной было на этот раз пугающим, так как
она заявила, что фильм произвел на неё тяжёлое впечатление. Однако, тут же
пояснила, что дело в первом персонаже, который занял минут 15-20 экранного
времени, очень убедительно и красноречиво рассказывая, какой он великий
"телекинетик" и может удерживать на весу, между разведёнными ладонями
карандаши и т.п. лёгкие предметы. Но, демонстрировать перед камерой он это
отказывался, а забавлял наивную киногруппу фокусами с угадыванием карт.
Выяснилось, что этот человек был сокурсником Абрамовой по ВГИКу и ещё с юности
мистифицировал окружающих. Высоцкий, по её словам, неоднократно ловил его за
руку, вернее за леску, на которой этот фокусник-самородок удерживал карандаши.
Понятно, что после такого начала, "трудненько" ей было воспринимать всерьез
дальнейших героев документальной кинокартины.
Фильм она посмотрела весь, поделилась своими впечатлениями, а по поводу сюжета
со Зражевской, сказала, что как актриса, она видит, что эта женщина говорит
искренне, не лжёт. "Так не сыграешь" - вот её слова, которые я, с тех пор,
предъявлял, как знак качества, всем попавшим в силки моего красноречия.
Относительно стихов сказала, что, по ее мнению, на "перо" Высоцкого они не похожи,
скорее отдаленно напоминают ей Есенина. Потом, как "истинная дочь Евы", задала
сакраментальный вопрос: " А почему он вообще ей писал?» Мне, грешным делом,
даже почудились, что в её глазах, глазах женщины, рождённой 16 августа под знаком
Льва (как и моя супруга, - привет с Альфы Центавра), зажглись хищные зеленоватые
огоньки. Но, тут же, справившись со своим совершенно естественным порывом,
который лучше всяких словесных заверений может свидетельствовать о женской
любви, немного неуклюже прибавила: "А не Бродскому, например?"
Я, тактично, не развивая эту тему, обратил её внимание на то, что из содержания
нескольких писем понятно, что виртуальный автор и его корреспондент встречались в
прошлых воплощениях. Тут у нас начался схоластический диспут, из которого не
родилась на свет ни одна истина, но занявший около часа времени. Людмила
Владимировна была в тот отрезок времени, когда мне посчастливилось с ней
беседовать, привержена церковным догматам с употреблением соответствующей
лексики и если во время первой беседы это не проявлялось, то сейчас, в канун
рождества она, что называется, купалась в любимой теме. Выбраться из этого
лабиринта удалось лишь с помощью шоковой терапии. Не выдержав сильнейшего
контраста между ментальным обликом человека из мира "Полудня 22 века"
Стругацких, мира мечты, насыщенного светом и жаждой познания, мира любви и
всечеловеческого братства, который на моих глазах превращался в малограмотного
жителя королевства Арканар, я воскликнул: "Как же вы, образованный, начитанный
человек.." Она оборвала меня моментально, вернувшись из мрачных миражей
средневековья во второе тысячелетие: «Не волнуйтесь, не такая уж я фанатичка!»
« Отлично, значит я не зря зашёл, теперь я за вас спокоен!»: тут же парировал
обнаглевший визитёр. "Все- таки я считаю, что это Господь послал утешение этой
женщине": продолжила обсуждение Л.В. Я против этого возражать не стал, лишь
поинтересовался, а кто же тогда, по её мнению, автор стихов. Она не нашлась, что
ответить, а предложила мне попробовать подвергнуть стихи хоть какой-нибудь
экспертизе, попытаться узнать мнение людей науки, профессионально изучающих
поэзию и словесность. Записала мне два номера телефонов профессоров МГУ,
которые имели контакты с музеем и нескольких коллекционеров, предполагая, что и
их мнение может быть не лишним. Потом поделилась опытом работы с
издательствами, подтвердив то, что я уже знал от Большедворского, хотя и в менее
категоричной форме. Потом увлеченно рассказывала о своей музейных хлопотах и
планах музея, о том, что она хотела бы перенять из музея Сергея Есенина. Все по
делу, ради которого я пришел и которое дало мне возможность знакомства и общения
с этой достойнейшей женщиной, вызывающей глубокое уважение своим
подвижничеством, доброжелательностью и отношением к памяти Высоцкого, было
уже сказано и близился "последний звонок". Он и прозвучал в конце второго часа
беседы. Выслушав невидимого собеседника Людмила Владимировна радостно
встрепенулись, помолодела, посветлела и объявила, что она с сестрой идёт сегодня
в Большой театр, в котором "лет 100" не была, поэтому ей надо срочно собираться и
уходить. Я поднялся и перед прощанием спросил, помнит ли, читала ли она писателяфантаста Александра Колпакова. "Так вы его сын?": ахнула Л.В. Я кивнул. "Гриада" -
это же, любимый роман моей мамы, и мы с Володей его очень любили и
перечитывали. Почему вы сразу не сказали?" "Так я по другому делу приходил": изрёк
скромный герой и произнеся слова прощания, удалился.
Обдумав дальнейшие действия, я решил коллекционеров не тревожить, справедливо
полагая, что с тем же успехом можно было бы обратиться к любому человеку,
который слышал песни Высоцкого, а вот суждение университетской профессуры
может стать весомым аргументом. Кому я потом этот аргумент предъявлю, я честно
говоря, тогда даже не думал. Издательствам ли, неким меценатам, которые
поспособствуют публикации, музею Высоцкого? Вспоминая свои мысли в начале
этого "забега в ширину", могу сообщить, как наивно полагал, что стоит мне только
обратиться к заинтересованным в силу профессии людям с драгоценной рукописью,
как у меня её "с руками оторвут".
Реальность оказалась непохожей на мечту. Автор биографии Высоцкого, вышедшей в
знаменитой некогда серии "Жизнь замечательных людей", с которой я тогда не был
знаком и не знал, что этому человека судьба доверила "красить столь важный забор",
которому я позвонил первому, дал мне "от ворот поворот" предложив обратиться к
представителям оккультных наук и объявил слабым высоким голосом, который я
принял за старческий, представив себе собеседника убеленным сединами старцем в
академической шапочке, что он дорожит своей научной репутацией. Я решил не
мучить почтенного аксакала и лишь бросив на прощанье упрек: "Что ж, давайте
ещё раз похороним Высоцкого»: положил трубку. Сейчас-то я знаю, что ему было в
2005 году всего 57 лет. Только словами Серафимы Корзухиной из булгаковской пьесы
"Бег" могу я выразить своё отношение к поступку этого доморощенного биографа: "А-а, отрёкся,!" (далее по тексту пьесы). Выбирать мне было уже не из кого, поэтому,
заранее внутренне ощетинившись, я позвонил по второму номеру, который мне дала
Л.В. Абрамова. Заслуженный профессор МГУ, профессор кафедры русской
литературы 20 века Владислав Алексеевич Зайцев оказался настоящим «московским
студентом», а не "Шариковым" с учёной степенью и согласился встретиться со мной в
стенах "альма-матер", и ознакомиться со стихами Зражевской. Рукопись я уже вернул
Наталье Зражевской, поэтому ознакомить милейшего профессора с текстами стихов,
удалось лишь со второго захода, предварительно освоив тонкости процесса
книгопечатания (не даром я по матери и деду Фёдоров!). Выяснилось, что
компьютерная грамота к 2005 году, ещё не добралась до 11-го этажа
университетского корпуса филологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова,
где размещалась кафедра литературоведения. Ну, не беда, заодно и сам подтянулся,
так сказать, по этой части, научившись оперировать клавишами и координатным
манипулятором электронного мозга, который Иван Антонович Ефремов называл:
"Дурой, обладающей чудовищной способностью к счёту". Отпечатав на принтере
несколько десятков стихотворных писем, посланных в утешение В.В.Зражевской
Высшим Разумом Вселенной, но от имени В.С.Высоцкого, передал их Зайцеву В.А.
Наша третья с ним встреча, как и две первые, проходила на ногах, в коридоре
филфака, заполненного находящимися в движении будущими языковедами,
литературоведами и лингвистами, зреющими там, как "ананасы в оранжереях".
Теребя в руках стихотворные послания "с того света", он высказал своё мнение о них,
совпадающее с мнением Л.В.Абрамовой. Помимо этого, объяснил мне, что
объективной литературоведческой экспертизы не существует, так как
литературоведение не математика, и не физика и оперирует не цифрами или
показаниями приборов, а субъективными ощущениями исследователей. Пользуясь
этими ощущениями, он легко определил, что мною движет, чего я хочу, для чего
явился в университет в сопровождении своей странной свиты, состоящей из 7-
летнего сына и своего несчастного приятеля Ильи, выполняющего теперь в нашей
семье функцию матроса Чижика. "Вы, Алексей, я вижу, озабочены по-настоящему не
изданием этих стихов или изучением, а желанием доказать людям, что Владимир
Высоцкий жив. Вот сейчас вы их мне читали и возникала иллюзия, что это Высоцкий.
Вы упоминали, что хотите их попробовать исполнить, как песни, - делайте это, вам
поверят!" Что же, доброе слово, как говорится, и кошке приятно! Поблагодарив
отечески взирающего на меня с высоты своих лет и 1 метра и 90 сантиметров роста
профессора, который и сам владел, как я узнал позже, виртуозным искусством
декламирования стихотворений я, воодушевленный его словами, распрощался с ним,
вернув его к "окормлению" студенческой "паствы".
Воодушевление, конечно, вещь приятная и полезная, но находясь на земной
поверхности, в физическом теле, к нему требовалось приложить в деле создания и
обнародования песенных произведений, музыкальный инструментарий,
звукозаписывающую аппаратуру, а также, на финише, средства массовой
информации. Это, знаете ли, не на облаке с арфой в руках сидеть, посылая свои
мысли, чувства и мелодии вниз, на Землю суетящимся там, в поисках пропитания и
вышеупомянутого реквизита, коллегам, находящимся в скафандрах из плоти.
Примерно такие мысли бродили у меня в голове, пока я опираясь спиной о стену
рядом с лифтовым холлом 11 этажа филфаковской оранжереи языковедов и
прислушиваясь к радостным воплям Серёжи Колпакова, который в сопровождении
усатого и бородатого "няня" Илюши катался на лифте, безучастно буравил
маячившую у меня перед глазами табличку " Кафедра теоретической и прикладной
лингвистики, заведующий Кибрик А. Е. Той же ночью в машине, осуществляя, как
обычно, свою трудовую деятельность для прокорма своей, увеличившейся на
ещё один рот матроса Чижика, семьи, поделился с пассажиром своими заботами,
рассказав о феномене посмертных стихов. Подсадив ко мне этого молодого
человека, " небесные арфисты" передали мне, в виде исключения, не мысли и
чувства, а конкретную информацию о том, что на кафедре ТиПЛ, осуществляют
математический анализ текстов, с идентификацией авторства. Жена посланника от
моих заоблачных кураторов училась в МГУ, и от неё он слышал фамилию
профессора Кибрика А.Е. и знал об одном из направлений деятельности кафедры,
которой тот заведовал.
Путь на филфак был уже мною проторен, первый, так сказать, страх прошёл и решив
испытать все возможности, я направился на свидание с лингвистами. Заранее
звонить и договариваться, козыряя рекомендацией Абрамовой Л.В., на этот раз мне
было не с кем, никто меня не ждал. И, вообще, я ощущал внутреннее неудобство от
того, что собираюсь "впрячь в одну телегу" дифференциальное исчисление и письма
"с того света", вернее предложить сделать это совершенно незнакомому человеку.
Но, что такое внутреннее неудобство по сравнению с внешним, с теми рогатками,
которые стала регулярно выставлять на моём пути невидимая сила с момента
первого визита в музей предполагаемого автора стихотворных посланий? Убаюкивая
себя этими мыслями, я вошёл в двери кафедры Теоретической и прикладной
Лингвистики филологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова. Перед собой
я, неожиданно увидел уставленный угощениями и чайными принадлежностями
длинный стол, занимавший почти всю площадь помещения. Оказалось, я угадал со
своим визитом к дню рождения самого заведующего кафедрой, доктора
филологических наук Кибрика А.Е. Предвкушавшие праздничное мероприятие
кафедранты сообщили мне об этом и указали дверь, за которой юбиляр готовился к
чествованию. Случай, подумал я и постучавшись, вошёл в небольшой кабинет.
Поздравив достопочтенного ученого, который, как я теперь знаю, в кабинете этом
никогда не засиживался, а организовывал и проводил ежегодные лингвистические
экспедиции (на Камчатку, Памир, Туву, Грузию, Абхазию, Азербайджан и Дагестан), я
изложил суть странного дела, которое привело меня к нему. "Вы знаете: - сказал он
- сам я этим уже не занимаюсь, но на ближайшем заседании кафедры я предложу
эту тему для изучения. Запишите мой телефонный номер." "Простите, - удивленный
простотой и быстротой реакцией на мою необычную просьбу и рискуя оказаться
невежливым, переспросил я: вы хорошо расслышали, о каких текстах идёт речь?" И
уточнил, что речь идёт не о приписываемых Высоцкому стихах. "Не тревожьтесь, -
нисколько не обидевшись, успокоил он меня, - я расслышал и понял, о чем вы
рассказали." Вот это - человек, подумал я позже, вспомнив отрекшегося от героя
своего опуса, биографа, - и ведь ни слова про научную репутацию!
Через неделю лингвист, путешественник, сын ленинградских художников и
несбывшийся кинорежиссер сообщил мне, что попробовать подтвердить или
опровергнуть авторство Высоцкого вызвалась кандидат физико-математических наук,
старший научный сотрудник кафедры газовой и волновой динамики, доцент
Ильюшина Е.А. Что её подвигло на этот подвиг ( тысяча извинений за каламбур), мне
не совсем понятно, наверно научное любопытство, а возможно, отчасти и женское, -
все мы люди, как известно. Дело в том, что загружена преподаванием она была
весьма серьезно, времени у неё свободного почти не было, значения творчества
Высоцкого она не понимала и поэтом его не считала. Это было сказано не сразу, а
когда, "дело не заладилось".» Что вы так (не помню точно метафору) прицепились к
Высоцкому?» Таков был примерный смысл её слов. Он же не поэт даже. А кто? -
опешил ходатай по делам усопших. «Ну, стихотворец, стихосложитель,
стихосочинитель..». «Хорошо, Елена Алексеевна, я согласен даже на куплетиста,
лишь бы получить от вас результат!»: нашелся остроумец. Но, результат, увы, не
спешил появляться на свет. Метод, компьютерная программа, которая давала
возможность подтвердить авторство прозаического текста, оказалась не действенной
для поэтического. Не желающая сдаваться без боя, Е.А. Ильюшина пыталась создать
новую комбинацию компьютерных инструкций для того, чтобы сорвать покров тайны с
имени автора загробных куплетов, но всё "втуне". Вернее, она обещала попытаться,
когда кончатся - сессия, семестр, а также секвестр, реестр и заодно кадастр. Для
этого она затребовала от меня предоставить ей, все! стихи, сочинённые Высоцким до
25 июля 1980 года. Хорошо, что не в трёх экземплярах и не в письменном виде. Ну,
всё равно, работы Екатерине Алексеевне Колпаковой привалило. Странное, между
прочим, дело - люди, попавшие в сферу притяжения этой научной загадки и ставшие
причастными к её решению, имели отчество, образованное от имени, которым меня
нарекли родители. Напомню их имена: Владимир Розанов(Большедворский),
Владислав Зайцев, Елена Ильюшина.
Елену Алексеевну я беспокоил своими звонками до осени, каждый раз получая
однотипный ответ, - сессии, экзамены, студенты, мол, не дают продыха, времени
свободного для создания нового алгоритма выкроить не удаётся. Забегая вперед,
могу сказать, что и к 2010 году, когда беспокойный "усопший куплетист", через 30 лет(
всего!) после того, как "пробил тараном лёд и ушёл "ввысь по гамме", дождался
кинематографического воплощения, и когда Сергей Безруков, изнемогая и задыхаясь
под слоями силиконового грима, воскрешал его на раскаленной добела, от света
"юпитеров", съёмочной площадке, - дело лингвистической экспертизы стиховпосланий "воскрешаемого", так и не сдвинулось с «мёртвой» точки.
Вернусь обратно в 2005 год и перечислю, тело и голосодвижения, которые я
совершал параллельно с "набегами" на радиостанцию, музей и филологический
факультет, в деле возвращения в жизнь "всенародного Володи".
Понимая тщетность и смехотворность попыток подражания уникальному голосу
Высоцкого, но, в то же время, считая необходимым иметь связующие нити со
звуковой его матрицей, я, ещё в 2004 году, самоучкой освоил "семиструнку" с
классическим стилем. Сделать это мне было несложно, так как ещё в 80-х годах,
желая добиться схожести музыкального сопровождения при исполнении песен Сергея
Никитина, я, механически, нота за нотой, перенес аккорды с шестиструнной гитары на
семиструнную, но с минорным строем, который он использовал для аккомпанемента.
Те аккорды, которые у меня получились в результате такой "самодеятельности»,
разумеется, отличались от никитинских, но вполне устраняли диссонанс, резавший
мне слух ранее. Теперь я пошёл ещё дальше и желая дополнительно обогатить
бедноватое звучание классического строя при игре на семиструнке боем, который
почти всегда использовал Высоцкий, я ухитрялся зажимать и удерживать большим
пальцем, при этой манере игры, басовые струны.
Но гитара, посредством игры на которой я некогда популяризировал и без того
популярное творчество четы Никитиных, к описываемому мною периоду времени уже
перешла на службу другим носителям разума, но не совести. Её в 1995 году, на моих
глазах, похитили из машины подвыпившие гуляки числом в шесть голов "безрогого
скота", успевшие к моменту моего прибытия с монтировкой в руках, ( я бежал с
третьего этажа), стремительно ретироваться. Жалко, редкий был инструмент,
собранный неведомым любителем из грифа от "ленинградки" и неизвестного кузова с
самодельной перламутровой накладкой, который я купил в 1987 году в одной из трёх,
на всю Москву комиссионок, торгующих музыкальными инструментами, вперемешку с
диванами и шкафами.
Нужно было заново обзавестись семиструнной «лирой», и я поехал в магазин
"Аккорд" на Нижней Масловке.
Позволю себе ещё дальше отступить от основной темы, чтобы описать историю
своего знакомства с гитарой, этим непременным атрибутом дружеских и дворовых
посиделок ушедшего века. Ещё 5-6 летним несмышлёнышем я ощутил притяжение
чудо-инструмента. В "казарме для придворных служащих", как именует дом 1868 года
постройки "Энциклопедия Москвы" по адресу Манежная улица, д.11, и где я провел
первые 15 лет своей жизни, над дверьми при входе в комнаты длиннющего коридора
(те самые 38 комнаток из "Баллады о детстве Высоцкого), были устроены широкие
деревянные полки, которые называли по-деревенски полатями. Вот на эти-то полати,
какими-то ветрами, "занесло" гитару. Ни родители, ни дедушка с бабушкой на гитаре
играть не умели, возможно она осталась от бабушкиного воспитанника, детдомовца
Коли, который после службы на флоте, с молодой женой Тамарой пришел к нам в
гости и сердечно благодарил "маму Дусю" за любовь и заботу. Кузов этой гитары был
насыщенно-красного цвета, как у гитары, на которой Ю. Никулин и Г. Вицин по
очереди аккомпанируют себе в "Операции "Ы", исполняя знаменитую "Постой,
паровоз", а форму имел необыкновенно изящную, с выпуклой нижней декой. Струн на
ней не было, но меня она почему-то буквально притягивала к себе, и я подолгу мог
держать её в руках и любоваться. Мой дед по матери, Михаил Евстигнеевич Фёдоров,
которого я никогда не видел, ещё до войны, с которой он вернулся майором,
кавалером ордена "Красная звезда", был, по поздним рассказам двоюродной
бабушки, нянчившей мою маму в младенчестве, уличным заводилой-гитаристом на
Филях, где жило многочисленное семейство Фёдоровых. Видимо от него, через
таинственные механизмы родовой памяти, перешла ко мне тяга к гитаре. Отец мой, в
свою очередь, упоминал о некой цыганской девочке, подобранной предками-казаками
в разорённом цыганском таборе и ставшей женой кого-то из моих прапрадедов. От
неё и достались всем Колпаковым "очи черные, очи страстные", у мужчин - жгучие, у
женщин - прекрасные. Ну, а цыган без гитары, как брачная ночь без невесты.
Ленинградская гитара, на которой я учился играть, появилась в нашем доме в 1976
году. Её вытребовал у родителей и бабушки в виде подарка на 16-летие, мой старший
брат Валера. Гитара эта была оборудована звукоснимателем, который нам был
совершенно не нужен, но в день, когда мы её покупали в Военторге, кроме шиховских,
печально, как папин роман, известных изделий, ничего другого не продавалось.
Стоила гитара, из-за ненужной и непонятной нам детали, вставленной на зажимах в
"голосник", то ли 21, то ли 22 рубля. Денег брату было выделено по числу прожитых
им лет (а именно столько стоила "ленинградка" без звукоснимателя), поэтому он
подослал меня к бабушке, как её любимчика, за недостающей суммой. Дедушкина
родовая память, как и цыганские глаза большинства Колпаковых из села Мачеха,
прошли мимо "блондинистого" Валерки, поэтому учился играть он чисто
"механистически", зазубривая аккомпанемент по тетрадочкам с расставленными над
словами песен аккордами. Хорошо помню, как я, быстро научившийся подбирать
музыкальное сопровождение песен на слух, горячо "наезжал" на старшего брата со
словами: "Ну что, ты не понимаешь, - сейчас этот аккорд должен быть, а следом вот
этот!" Какими волнами, вибрациями, энергиями передаётся это понимание? Точно
также я, лет через десять, учился играть на пианино, временами испытывая странное
чувство, - как будто руки играют сами по себе, без команды мозга. От каких предков
досталось мне это знание, не знаю, скорее всего от бабушки по отцу, Марии
Ивановны, происходившей из зажиточной семьи станицы Урюпинской
Следующий инструмент я подарил себе сам на 25-летие в 1987 году. Эта, купленная
в ГУМе за целых 45, ещё полновесных советских рублей, чешская "Кремона" и сейчас
со мной. Несколько лет она провела в I-школе на Студенческой, в которой учился
сын, где использовалась в качестве учебного пособия в музыкальном кабинете.
Гитару там изрядно обшарпали и затёрли, но на акустические достоинства это, к
счастью, не повлияло. Такого звука мне не доводилось извлекать из самых
"раскрасивых" гитар, попадавших мне в руки у друзей или знакомых. Просто чудо, а
не гитара. Но в осуществлении моего замысла она мне помочь не могла, так как была
шестистрункой с нейлоновыми струнами, металлические на таких гитарах запросто
отламывают гриф и струнодержатель от кузова.
В "Аккорде" я кроме авторских дорогущих изделий, нашел только две семиструнки, -
расфуфыренную красавицу, произведенную в Южной Корее и киевскую "Трембиту" с
большим черным кузовом, которая выглядела менее презентабельно и стоила в два
раза дешевле корейской. Побренчав на них в магазине, разницы в звуке я не
почувствовал и, не собираясь мелочиться в деле воскрешения человека, который
рвал сердце, нервы и горло, себя ради людей не жалея, попросил выписать мне
восточноазиатское произведение столярно-декоративного искусства. Но
добросовестный продавец, которые и должны только встречаться на исповедимом
пути, сказал, что у "Трембиты" звук очень хороший и лучше взять её, если гитара
нужна для игры, а не для украшения стены в "гостиной комнате". Спасибо этому
хорошему человеку, он сказал правду. Две корейские семиструнки я через несколько
лет всё-таки купил, одну за другой. Они внешне выглядят отлично и играют неплохо,
но "Трембита", сделанная неведомыми мастерами в городе-герое Киеве, на родине
моего пращура Ковпака, оказалась "тем, что надо".
Даже с теми струнами, которые стояли на ней при продаже, она давала при игре
боем, ровный, без лишних звонов звук. При игре перебором или щипком из-за
глуховато звучащих басовых струн она проигрывала "Кремоне" и корейским
красавицам, но мне не было надобности использовать эту манеру игры. Кроме
музыкального, "Трембита" имела для меня в этом необычном деле и психологическое
значение, так как имела сходство с одной из гитар Высоцкого, запомнившейся на его
концертной фотографии, да ещё была изготовлена в городе, где жили его дедушка и
бабушка. Опыта музыкального сочинительства у меня не было, "секрет простых
мелодий" мне известен не был, но я, решив, что раз из коацерватной капли могли,
путем эволюции, получиться слон и человек, значит и я могу эволюционировать в
нужном направлении. Эволюция эта длилась лет пять и дала свои плоды, ведь
говорят же, что и зайца можно научить на барабане играть. Первые же свои опыты по
части музыкального обрамления стихотворного текста, мне сейчас стыдно слушать.
Целый год, ночью, за рулём, я на разные лады, как старший помощник яхты "Беда"
Лом, разучивающий английский алфавит, голосил семь отобранных мною
зарифмованных посланий из пятого измерения. Когда же я, поспав пару часов до
момента побудки своим сыном, не желающим ходить ни в детсад, ни в первые два
класса школы (домой учительница приходила), брал в руки гитару, получалось нечто
несообразное высокой(Высоцкой) миссии. Ноты и слова разбегались друг от друга,
как ошпаренные, не составляя гармоничного единства. Но, вода камень точит,
терпенье и труд - все перетрут. И вот в августе 2005 года, наконец уговорив, под
угрозой вывоза в лес (я не шучу), своего несчастного друга-жильца Илюшу
Касинцева, лечь в 17-ю наркологическую больницу, отправив всё остальное
семейство в родовое поместье СНТ "Колпяна" и оставшись, наконец, дома один, я
"взял, да и нажал на кнопку "Пуск", - в данном случае, не Пуск, а "Запись".
Теперь хоть одно из посланий, пришедшее на Землю в Нетленном Луче мыслей и
чувств Владимира Высоцкого, обрело музыкальную гармонию, зафиксированную на
магнитофонной кассете.
Вернусь на полгода назад в своём повествовании, чтобы рассказать о своей попытке
переложить сочинительские и исполнительские хлопоты на музыкантапрофессионала. Опять-таки от пассажира своей "колесницы", я узнал, что есть
человек, который поет песни Высоцкого, почти один в один. Разыскав и
познакомившись с ним, я с сожалением понял, что Олег Чесноков, так зовут этого
одаренного музыканта-самоучку, помочь мне не сможет, так как великолепно
исполняемые им хиты рок-музыки и есть его настоящее призвание. Высоцкого же, он
пел неестественным, "шансонным" голосом. Увидев по глазам, что пение его в
ресторанной манере режет мне слух, он, отключив фонограмму аккомпанемента к
"Коням привередливым", спел под одну гитару "Тот, кто раньше с нею был". Его
естественный, без "нажима" голос оказался по тембру точь-в-точь, как у меня самого.
Знакомство я все же продолжил, пригласив его в гости к себе, все ещё надеясь, что,
если не исполнение, так подбор мелодии, он сможет осуществить. Олег приехал с
сыном, ровесником моего чада, сдружившиеся мальчишки занялись своими играми, а
мы с Олегом отправились на кухню, где я познакомил его с женой. Олег родился и
вырос в Ташкенте, но чудны дела твои, Господи, - оказался её дальним
родственником и однофамильцем. Его настоящую фамилию я до этого не знал, лишь
сценический псевдоним - Ташкентский. После веселого застолья, вызванного
радостной встречей двух потомков московских коннозаводчиков, мы попытались
заняться делом. Когда я напел Олегу свои наработки, он чутьём опытного шоумена
определил, что его помощь мне не нужна. Сказано было коротко, веско и честно:
"Зачем я тебе нужен, ты сам поёшь, без меня справишься". Ободряющие эти слова,
слова человека, знающего толк в музыкальном и сценическом деле, повысили мою
самооценку и укрепили уверенность в своих силах. Ещё хочу упомянуть, что
благодаря Олегу я познакомился с замечательным гитарным мастером Димой,
который превратил случайно доставшуюся мне сломанную гитару с необычным
кузовом в форме виолончели и облезлым грифом в произведение искусства не
только декоративного, но и акустического.
Вернусь в август 2005 года. Прослушав несколько раз записанную, в первом
приближении к желаемому результату песню, начал "ковать железо, пока оно горячо".
Напевшись до изнеможения, я понял, что весь "пар ушёл в свисток", то есть в первую
запись. Слишком дорого обошлись мне восемь месяцев этого года, заполненные
бесконечной "дерготнёй", визитами в университет со своим детсадом на выезде,
хлопотами по Илюшиным запутанным делам, поиски его самого, несколько раз
сбегавшего из нашей домашней "тюрьмы", сон по два-три часа в сутки, ну и, конечно,
- "работа, работа и никакого отдыха бедному Джеку". Но, мне было всего 42 года и
когда через несколько дней силы вернулись, я с прежним пылом продолжил свои
музыкальные экзерсисы. Куда я понесу плоды своего творчества, понятно было ещё
меньше, чем в случае с самими стихами-посланиями. Ясно было одно - начатое
нужно было доводить до конца, потому как: "Кто делал и не доделал, тот совсем
ничего не делал". И тут сработала другая народная мудрость: Бог дал дитя, даст и на
дитя", а песни, ведь тоже, живые создания. Позвонив с поздравлениями к дню
рождения однокласснику Руслану Шахновскому и попутно рассказав про "эпопею" с
Илюшей, получил от него настойчивое, директивное приглашение-предложение
немедленно начинать оформлять визу и ехать к нему в Хельсинки, чтобы отдохнуть и
набраться сил. Руслан, обладающий способностью чувствовать чужую боль, как
свою, впечатлился моими мучениями, «влез в мою шкуру». Ему очень подходит
эпитет - друг сердечный. (Ну-ка, кто помнит крик боцмана Израэля Хендса из
"Острова Сокровищ: Держи по ветру, друг сердеШный!"). И я стал держать "по ветру",
с благодарностью приняв его великодушное предложение. Финскую визу, вернее
визы, так как со мной поехала 15-летняя дочь Оля, крестница Руслана, рождённая в
45-ю годовщину победного 1945 г., я получил с "космической" скоростью, стало быть
ветер дул, как говорится, свежий. В страну Суоми, в город, известный по
классической литературе, как Гельсингфорс, нас с дочерью доставила моя
свежеокрашенная, восстановленная по страховке, после декабрьской нечаянной
атаки уроженца Казанского ханства, Лада- десятка.
Автомобильный экспорт из России прекратился ещё до выхода в серию ВАЗ-2110,
поэтому финны, живущие в соседних с Русланом домах, и всю жизнь проездившие на
Ладах, приходили посмотреть на серебристую красавицу, которую желающий внести
свою лепту в родительское гостеприимство Стасик Шахновский, также мой крестник,
отмыл и наполировал местными чудо-средствами до зеркального блеска.
Никогда в жизни я так хорошо себя не чувствовал, как у Шахновских в гостях, и тем
сентябрем и ранее в 90-е годы, когда несколько раз приезжал за машинами, - век
добро буду помнить! Великолепный рассказчик и интересный собеседник Руслан,
красавица и рачительная хозяйка Лена, повзрослевший 18-летний Стас, которого я не
видел 3 года, воспитанный и уравновешенный, в отличии от импульсивных и
любящих погорячиться родителей, юноша. Нагулявшись по Хельсинки, сплавав с
Русланом и Олей на пароме в Стокгольм, я "взялся за старое", то есть за
семиструнную свою подругу. Руслан оснастил меня микрофоном, объяснил, как
оперировать программой звукозаписи на компьютере и вся семья, не забыв мою Олю,
отправилась гулять по поросшим сосновым лесом окрестностям поселка, - другого
слова не подобрать для этого района финской столицы в нескольких километрах от
центра. Ну, а я тем временем ударил по струнам и по голосовым связкам.
Отоспавшийся и отдохнувший, не стеснённый ничьим присутствием, менестрель, а
вернее миннезингер (с учётом австрийской Liebesgeschichte и приёмного дедушки
Павла Робертовича Эльцберга), ваш покорный слуга заголосил во "всю Ивановскую".
Вот за эту-то запись, мне до сих пор стыдно перед самим собой, хотя если
потраченную при этом энергию и страсть преобразовать в электроэнергию, то можно
было бы ею мартеновскую печь для выплавки стали запитать. Но, отрицательный
результат эксперимента, был не менее ценен, чем положительный. Я убедился, что
"плохому танцору ноги мешают», никакие микрофоны и компьютеры мне не помогут и
за меня не споют, а нужно терпеливо учится и двигаться в нужном направлении.
Привык я в кавалерийские атаки ходить, да на врожденных способностях выезжать, а
эти вот сочинительские, - не вродились.
Испытываю большой соблазн написать строки: "И вот прошло 20 лет и можно наконец
предъявить результаты своих усилий и трудов", но.. Результаты можно было бы
предъявить и не затевая всей этой длиннющей повести с всхлипываниями,
оправдания и жалобами на препятствия, регулярно возникающие на пути, но
здоровое самолюбие вперемешку с нездоровым честолюбием заставляет, презрев
очередное препятствие в виде оставленной до утра машины по имени "Надежда", с
разъятым мною пополам двигателем, возвращаться мысленно в 2006 год. Начался
он, как бы это смешно не звучало, с появления на пороге нашей квартиры, все того же
персонажа. Сбежавший из больницы, проживший недели две на улице, потерявший
лицо, имя и паспорт (второй уже раз) персонаж, обманув бдительность тещи, проник в
опочивальню, где я вкушал заслуженный 4-часовой сон и ласково потянул меня за
ногу. "Лёха, отвези меня в больницу": промычало несчастное, перемазанное грязью и
источающее дурные запахи, человекообразное существо, стоящее, согнувшись, в
моих ногах около кровати. Ну, что нам холод, что нам зной, что нам дождик
проливной... Через два часа, отыскав у Илюшиных собутыльников в
Крестовоздвиженском (бывшем Янышева) переулке паспорт, мы с 8-и летним уже
Серёжей, сдали моего заклятого друга на попечение врачей и медсестёр. Вторжение
этого человека в мою судьбу дало мне возможность понять, ощутить кошмар
созависимости с пьяницей, через который прошли близкие люди(жены) героя этого
повествования. Родился Илья почти в один с Высоцким день, 26 января, в этот же
день, через год, в 2007 году, его, упавшего навзничь в вестибюле станции метро
Семёновская, подняли уже бездыханным. Видимо, Владимир Семёнович, похлопотал
в небесной канцелярии за моего друга, избавив его от дальнейших мучений.
Теперь поведаю о последней встрече с человеком, который не имел смелости
подняться над земной суетой, использовав предоставленные ему судьбой
возможности, "попал на карандаш" заоблачных спецслужбистов и был принудительно
доставлен для отчёта и ответа в небесный ареопаг.
В феврале или марте 2006 года, в середине ночи, на углу 3-го Колобовского переулка
и Петровского бульвара ко мне в машину сел грузный бородатый мужчина, наполнив
салон автомобиля дразнящими ресторанными ароматами. На пересечении с
Петровкой, я, остановившись на светофоре, включил магнитолу. Пел Высоцкий,
бронзовый памятник которому, раскинув руки-крылья, стоял прямо перед нами, в
центре поля зрения. "Это у вас диск играет?": поинтересовался вкусно пахнущий
эпикуреец, сидящий рядом. "Это передача "Время Высоцкого" на Русском радио-2":
поведал водитель, питающийся в это время суток, в основном, духовной пищей. "А
вы знаете, радостно объявил бородач, - я, как раз, автор этого медиапроекта -
Владимир Большедворский. Я вгляделся в пассажира, пытаясь найти соответствие
облику спортивно выглядящего, гладко выбритого «мужчины в полном расцвете сил»,
с которым я дважды виделся полтора года назад. "Простите, я вас не узнал:
тронувшись на зелёный светофор, проезжая мимо устремившего взгляд в ночное
небо бронзового монумента, сказал я, - а вы меня помните, я вам стихи приносил
посмертные Высоцкого?". И добавил: "Вам ещё что-то доказывать надо? Вот кто нас
тут свёл, на Петровке?"
Н. В.Гоголь, комедия "Ревизор", пятое действие, немая сцена.
Дар речи вернулся к радиожурналисту, барду и туристу только на Пушкинской
площади, возле памятника Александру Сергеевичу, который при чтении Николаем
Васильевичем своей блестящей сатиры, по воспоминаниям Жуковского, катался от
смеха. "Как ваши дела?": поинтересовался Владимир. Я рассказал ему про свои
визиты в музей Высоцкого и в университет. Сказал, что решил сделать несколько
песен из стихов-писем и включил ему самую первую свою запись. "Но, это же не
Высоцкий!": заявил он невпопад. Да, разумеется, я и не претендую на сходство
голоса, но это то, что я могу и буду делать, то что в моих силах.
Спрашивать его, почему он не хочет или не может сам рассказать об этих стихахписьмах радиоаудитории, я опять-таки не стал, решив, что каждый выбирает для
себя. Большедворский сообщил, что скоро в подмосковном Калининграде будет
проходить конкурс по исполнению песен Высоцкого и "...может я хочу тоже, туда
послать эти песни". Не помню, что я и ответил на эту очередную попытку переложить
свои прямые обязанности по донесению до людей ценной информации по
приоритетной теме его профессиональной деятельности, пусть эта информация и
выходила за рамки стереотипов, довлеющих в общественном сознании.
Больше ни о чем дельном, по дороге в Митино, где он жил, мы не говорили. Деньги за
проезд я с него брать отказался.
А летом, подвергшись лёгкому приступу болезни под названием: "Полазить в
Интернете", я, набрав на клавиатуре имя и фамилию, под которыми я знал этого
человека, узнал его настоящую фамилию - Розанов и то, что он преждевременно
закончил своё присутствие на земной поверхности. Теперь он трудится в других,
заоблачных сферах человеческой деятельности, под руководством любимого им, вне
всякого, для меня, сомнения, поэта.
В 2007-2008 годах большая часть стихов-писем, записанных Верой Зражевской была
издана А.В. Мартыновым и вместе с плодами его творчества, им же
распространялась на встречах с читателями, на поэтических вечерах и т.п. Рукопись
он не использовал, стихи-письма перепечатал с диска, который получил от Юры
Зражевского и потом в Интернете жаловался, как трудно было ему разбирать плохо
отсканированную копию. Волю Веры Владимировны он исполнил, а почему не
известил об этом издании наследников я, как говорил Редрик Шухарт: "Комментариев
не имею". Можно лишь порекомендовать, желающим упрекнуть старого волшебника,
прослушать песню Высоцкого "Я вырос в Ленинградскую блокаду..." У меня бабушка
тоже всегда хлебные крошки со стола собирала пальцем, а за выброшенный хлеб
могла покарать нешуточно.
Об издании стихов я узнал не сразу, да, на моих планах это никак и не отразилось, я
продолжал идти своим путем. Стихи-письма большей частью, при чтении глазами, не
производили сильного впечатления, не были похожи на творчество Высоцкого до
рокового 25.07.1980, - другой размер, не всегда точные рифмы, непонятные термины
из "иномирья". От этого, как феномен, они своего значения не теряли, но хотелось
усилить их действие, доказать, что это он, Володя Высоцкий, что он жив, что он
вернулся, он снова с нами. Те семь стихотворений, которые я выбрал для этой цели,
за относительно для меня тихие (видимо Гомеостазис Вселенной отвлекся на
Анатолия Васильевича) 2007-2008 годы были запеты "до дыр", в разных вариантах,
разных ритмах, записаны на диски и опробованы на всех "встречных и поперечных",
которые с этого момента становились "попутными и параллельными". Купейный
эффект - сильная вещь и когда в "ночной тиши", после нейтральной завязки беседы
(сам я никогда первым не начинал общение), сидящий рядом "рулевой" незаметно и
умело переводил её в фантастическое русло и вдогонку предъявлял музыкальную
аргументацию, это производило сильное впечатление. Громкостью излишней, я
старался не злоупотреблять, но в машине много и не надо, что бы "пробрало до
печёнок." Тем не менее, слушая один, заметил, что при увеличении громкости,
странным образом, огрехи исполнения, недотянутые ноты начинали исчезать, как
будто кто-то, сидя за пультом звукорежиссёра, вычищал, выводил запись. О
подобном странном явлении рассказывала в услышанной мной позже радиопередаче
Вера Таривердиева, вдова композитора, представляя диск с органной музыкой мужа
из его архива. Она тоже говорила, что при увеличении громкости запись будто бы
редактируется невидимой рукой. Расскажу, с неохотой, и о ещё одном факте,
связанном с именем Микаэла Таривердиева. Наталья Зражевская рассказывала мне,
что Вере Владимировне неоднократно звонила женщина, тоже Наталья, называющая
себя вдовой Таривердиева и настойчиво, в нелицеприятной форме требовала
опубликования стихов-писем. Она говорила, что ей постоянно снится муж и она,
дескать, выполняет его наказы. Она продолжала звонить и после ухода Веры
Владимировны, её сыну и в один из последних звонков, осыпала Юру и так стоящего
у "последней черты", страшными, без преувеличений, проклятиями, с пожеланием
смерти, которая не замедлила наступить. Тут уж не добавить, не прибавить, бывает и
такое, - Бог ей судья, этой женщине.
Наступил 2009 год и ко мне напрямую обратился невидимый "уважаемый редактор".
Я бы тоже, как мой папа, с удовольствием сочинил что-нибудь "про реактор и
любимый лунный трактор", но с начальством не поспоришь.
В 2009-м году исполнялось 30 лет с момента окончания мной школы и на встрече с
одноклассниками, Паша Золотаревский, с которым отучились все 10 классов в
реальном училище Карла Мазинга (то есть школе N° 57), спросил меня, сочиняю ли я
по-прежнему стихи. Я выразил недоумение, не понимая, о чем идёт речь, так как от
стихов в отрочестве бегал, как персонаж народных сказок от ладана. Был правда
один случай, когда прочитанные мною на уроке литературы "Про скрипку..." и "Все мы
лошади..." Маяковского растрогали до слёз заслуженного педагога РСФСР Инну
Яковлевну Кленицкую, но чтоб сочинять самому... С Пашей мы в походе, как-то раз,
шли рядом, таща на себе по два рюкзака, - свои и девчоночьи, обмениваясь при этом,
для приободрения, разными фантастическими историями, - может и: «стишки какиенибудь выкинулись». Как бы там ни было, но Паша прочитал мне вполне приличный,
складный стих, повторив, что это мое творение. «Ну, вот, Паша - пошутил я - теперь
мы с тобой вдвоем, один целый Пушкин!», так как Пашка имел с Александром
Сергеевичем сильное портретное сходство. Знать бы тогда, что через 4 года, я буду
прощаться с Пашей в траурном зале ЦКБ...
Стихотворение это я не записал и не запомнил, но сама мысль о том, что я,
оказывается, не только "скворец- пересмешник" и ходатай по делам других творцов,
побудила меня июльским ранним утром, после ночной "смены", взять в руки пишущее
приспособление и начертать на листе бумаги заголовок "Баллада о Балласте".
Первый куплет из пяти строк, начинающийся словами: "Балласт несправедливо был
намечен, как образ груза бесполезного, Молвой", - я сконструировал за полчаса,
около часа вымучивал второй, постепенно теряя первоначальный запал, как вдруг,
вне всякой связи с содержанием и темой моей попытки самовыражения, в голове, в
сознании появилась, беззвучно "прозвучала" строка:
"Есть любовь, есть признание,
жизнь ушла от меня".
Ещё не понимая, что меня, наконец-то "Вызывает Таймыр", я записал эту фразу на
чистом листке. Немедленно возникла следующая:
"Напишу в оправданье,
вы узнайте друзья"
Диктовка продолжилась:
" Вы поверьте ребята,
я не знал, что творил,
Жил судьбою проклятой,
где спешил, где грешил.
Спотыкался не раз я,
Но вела колея.
Может в песне напрасно
Осудил её я?
Напрягался сверх меры,
Бился пульс долотом,
Я перестал записывать и попытался заменить "долотом" на другую метафору, не
понимая, что она предельно точна. Минута, две и я со страхом ощутил, что связь
рвётся, что следующая строка, из которой я не слышал, не видел ни слова, но
которую ощущал, как физический объект, уплывает во тьму. Бросив умствовать, я
практически, как на нынешних сенсорных экранах, рукой, даже обеими руками
вцепился в ускользающую фразу и выволок её в поле мысленного дисплея:
"Ради счастья химеры,
Разрушал я свой дом.
Ради славы мгновений,
Хвост держал я трубой,
Не дрожали колени,
Фатум вёл за собой!
Был везучим и ловким,
Смерть видал я в гробу!
Жаль, она рокировку
Провела, на беду.
Сам я верно виновен,
Где ж ты, мой "ход конём?"
В этот раз меня кони
Занесли в бурелом.
Но, теперь я свободен,
Гроб распался в земле!
Полный круг мною пройден,
Скоро новый забег!
Не хочу кривить душой и сразу скажу, что через год или два, несколько слов в
последних трёх четверостишьях я изменил, исправив нечёткие рифмы и образы,
когда перестал относиться к этому посланию, как к "священной корове". Сознание,
находящееся в физическом теле, как я понял, вносит свои коррективы в принимаемую
"мыслеграмму", вернее сказать, развоплощённый разум легко откликается на
желания и мысли своего "перципиента". Как пример, приведу первоначальный
вариант последней строки:
"За телесность мгновений, благодарен тебе!"
В любом случае, заоблачный "Юстас", посылая земному «Алексу» депеши, вынужден
пользоваться тем шифром, теми устойчивыми формами, фразами, образами,
которые присущи принимающему послания. Поэтому-то в стихах, записанных Верой
Зражевской, не чувствуется стиль, манера Высоцкого, а личностные его качества
прорываются большей частью эмоциями, желаниями, страстями, воспоминаниями о
Земле, горечью от разлуки с ней. Так же и в стихотворении, которое я записал, нет
явного соответствия с любым из поэтических текстов его творчества, но никто и
никогда не убедит меня, что тем июльским утром моей рукой водило, - на выбор:
собственное раздвоенное сознание, сдвоенное подсознание, Бог-Господь( см.
"Театральный Роман" Булгакова М.А.) или же инопланетный десантник Квадрат
четыре из повести "Главный полдень" Александра Мирера. Нет, дорогие товарищи,
это сбылись мечты героев "Туманности Андромеды" о мгновенной связи с любой
точкой Вселенной и воскрешённый, как академик Самойлов из "Гриады" или
Горбовский из "Волны гасит ветер" Владимир Высоцкий - "весёлый, светлый,
молодой" продиктовал мне с Альфы Центавра своё исповедальное письмо, облегчая
душу и готовясь к возвращению.
Отложив свою недописанную балладу, я на следующий день уже сознательно
попытался настроиться на соответствующий лад, волну, чтобы дать возможность
высказаться невидимому собеседнику. Эксперимент удался и так же, как первый раз,
строка за строкой было записано письмо Оксане Афанасьевой. Имя её не было
названо, но я уже видел горький, как лекарство, документальный фильм Виталия
Манского "Смерть поэта" и понял, о ком идёт речь, кому адресовано письмо. Приведу
его здесь, оно того стоит:
Милая девочка, как я скучаю,
Было бы тело, рванулся к Земле!
Ты до сих пор для меня, как святая,
Я за любовь благодарен тебе.
Знала бы ты, сколько чудных мгновений,
Милых открытий несла ты с собой,
Я бы не знал, что все девочки - дети,
Если б тогда не встречался с тобой.
Жаль только, встречи оборваны Смертью,
Жаль, не осталось детей у тебя,
Если захочешь, доверься в ответе,
Тем, кто письмо передаст от меня.
Записав через пару дней ещё одно стихотворное послание Станиславу Говорухина, я
решил остановиться на достигнутом, убедившись, что, как явление, такой способ
связи существует, а коли Владимир Семёнович желают кому-чего сказать, так пусть и
являются им во снах, в зыбком лунном свете. Передачу писем я отложил на
"прекрасное далёко", которое, наконец, наступило, хотя и не для всех.
Здравствуй, Слава! Что ж ты, брат?
Ни ответа, ни привета.
Скоро тридцать "в аккурат",
Как Жеглова "песня спета".
Что ты медлишь? Поспеши!
Раны плохо время лечит.
Время вынуть из души
То, что вслед за "Местом встречи".
"Ворошиловский" - хорош!
Жаль лишь, не для слабонервных.
Этак зло не прошибёшь!
Хоть прицел ты выбрал верный.
Мысли нет тебя пугать,
Знаю, пробовать не стоит!
Буду рад тебя обнять.
Слав, я жив! Я не покойник!
Теперь, после подтверждения достоверности явления связи с развоплощённым
разумом и обретения способности к самостоятельному стихосложению необходимо
было менять стратегию. Не то, чтобы я сидел, погруженный в раздумья, составляя
подробные планы, нет. Решения принимались на ходу. Подталкиваемый светлой,
здоровой завистью, которую всегда испытывал, читая глазами стихи Высоцкого,
поражаясь избыточности его фантазии, богатству языка, я взялся за "перо", чтобы
создать, хотя бы подобие его стихотворных шедевров. Не подражая, не
подделываясь, выбираясь «своей колеёй». Тема была или сейчас можно сказать,
стала общей для всех стихов-песен, которые я "накропал" в конце 2009, и в 2010 году,
- возвращение на Землю. Работал всерьез, без дураков, не щадя себя и
окружающих. Возмущенные превращением покорной "рабочей скотинки" и "прислуги
за всё" в запойного рифмоплёта, окружающие неохотно расступились и выпустили на
четыре месяца из своих нежных, цепких ручек своего отца, мужа и зятя. Говоря попростому, я переселился к другу Диме, который после ухода своей мамы, жил, что
называется, "анахоретом", один в двух комнатах. К семье, в Кунцево, я приезжал
каждый вечер, перед чтением ночного цикла лекций, совмещённого с
транспортировкой физических тел абитуриентов, чтобы дома от меня не отвыкли и не
разбаловались. А с 5 утра до отключения, находящегося в моей черепной коробке
процессора, я горел творческим огнём в Строгино, на 10-м этаже стоящей полукругом
семнадцатиэтажки, в самом фокусе её гигантского "гиперболоида вращения", в
комнате матери Димки Надежды Андреевны Инютиной, отец которой вдвоем с
Георгием Седовым в 1913 году обогнул на санях северную оконечность Новой Земли.
Домой, после "Строгинской осени" я вернулся на Рождество 2010-го, с
монументальным трудом, имеющем, по иронии судьбы, название "Я вернулся в свой
дом" и заканчивающимся словами: «с ним (то есть с Иисусом Иосифовичем) на
Землю прорвёмся из плена мы Смерти назло!". Символическое возвращение
получилось, только сейчас, сию секунду, когда пишу, это до меня дошло. Стих этот,
единственный из всех сопутствующих и последующих, был написан от имени
Высоцкого, имел порядка десяти разных редакций и был оснащен рифмами и
строчными, и межстрочными, в общем, я постарался не ударить "в грязь лицом",
выдать "на-гора" достойный опус.
Кроме этого сокровища у меня наличествовала самодельная, из перегнутых пополам
листов бумаги, тетрадь весом с "полкилограммчика" со стихами про всех, кого люблю,
написанными, как говорил Костя Кудинов из "Хромой судьбы" Стругацких: "…писано
так, между делом, одной левой". Шучу я, простите, граждане.
Просто по сравнению с вымученным, выстраданным, выжавшим все силы "Я
вернулся..", все остальные стихи писались легко и "приятственно", как любил
выражаться радушный внук матроса "Святого Фоки" Андрея Инютина мой друг
Дмитрий Николаевич Родионов, терпеливо выслушивавший, приходя с работы, мои
свежеиспечённые сонеты и мадригалы. Те несколько стихотворений, ставших
песнями, которые нужны для иллюстрации основной темы, я представляю на суд
общественности вместе с песнями на стихи-письма, записанные Верой Зражевской.
Все меньше причин остаётся у меня, чтобы заставлять уважаемых читателей
слушать, как писали Илья Ильф и Евгений Петров: «...трескотню молодого нахала о
тёмных делишках его знакомых», но поскольку нахал теперь молод только душой, а
"делишки" вполне светлые, то рискну ещё немного испытать терпение людей,
которым несколько десятков тысяч печатных знаков назад была обещана всего лишь
история знакомства с Верой Зражевской. Уже без лишних кривляний сообщу голые
факты, представляющие интерес для любителей нумерологии и загадочных
совпадений, хотя ими и так уже насыщено повествование. Одновременно мне
придется сообщить не самый полезный, в воспитательном смысле, факт (в 3-х экз.)
своей биографии, но из "песни слова не выкинешь"
Я три раза женат (не говорю был, так как уверен, что бывших жен не бывает). Все мои
жены родились под теми же знаками Зодиака и китайского гороскопа, как и жены
Высоцкого. Сына Серёжу крестили в день 60-летия Высоцкого. Вера Зражевская
ушла из жизни одновременно с Ниной Максимовной Высоцкой. Людмила Абрамова
ушла в день 90-летия моей матери Валентины Михайловны Павлиновой. В качестве
остренькой, солёненькой приправы для любителей кармических "штучек"; - за
последние 7 лет, строго по порядку, в дни своих бракосочетаний я на ровном месте
падал на спину, ломая сросшуюся из-за болезни Бехтерева шею (а так был бы труп) и
ребра. Так мне и надо, чтоб не скучал, не застаивался, да и рассказать есть что, не
правда ли? "Но надо, надо, сыпать соль на раны - чтоб лучше помнить, пусть они
болят!" В. С. Высоцкий.
Понимание того, что разошедшиеся не на шутку вселенские службы исполнения
наказаний могут на четвертый раз (найдут за что!) меня доконать, сделав мою
телесную оболочку непригодной для функционирования в ней бессмертного
программного обеспечения и стало стимулом к написанию этого манускрипта. А
событием, непосредственно предшествующим стала поездка на Северное Хованское
кладбище, к моей бабушке Пименовой Евдокии Ивановне, тело которой было
предано земле, вы не поверите, 25 июля. За последующие 47 лет у её легкомысленно
возвышенно-поэтической дочери, моей мамы, у меня и моего брата не нашлось
лишнего рублика на создание достойного ритуального антуража на месте
захоронения. В 1992 году, мама, в короткий переходной период от увлечения йогой до
увлечения Богом, побудила меня съездить с ней и с трудом отыскав могилу,
перепоручила мне её содержание. В 1994 мы с женой высыпали в провалившуюся за
16 лет могилу два прицепа песка и установили, сделанную руками её отца, Николая
Николаевича Чеснокова, "засекреченного ракетчика", мастера в оборонном НИИ,
вечную титановую надгробную "доску" с крестом, Ф.И.О. и датами рождения и ухода.
Следующие 30 лет, я, хотя ежегодно и приезжал на могилу, вырывал сорняки и
подкладывал, перекладывал цветочки живые и пластмассовые, но не мог позволить
себе выделить сколько-нибудь значимой суммы денег на традиционные ритуальные
атрибуты, оградку или цоколь. И вот, месяц назад, в сентябре текущего 2025-го года,
заскрипели, затрещали, заверещали заржавевшие, закостеневшие шестерёнки,
"пружинки и шептала" моей совести и я, освобожденный от забот "няньки" при 28-
летнем сыне, благодаря его наконец состоявшейся женитьбе, отдавший в январе
последние крупные (для меня) деньги на покупку машины для дочери (не выношу
слова падчерица!) Олеси, тряхнул своим тощим кошельком, поддавшись на уговоры
кладбищенских тружеников, готовых сделать на могиле хороший "сокол"(цоколь) за
реально скромную, по нынешним временам, сумму. Договорившись с трудолюбивыми
выходцами из Средней Азии я, прямым ходом, направился на опустевшую после
завершения летнего сезона, дачу, минуя генштабовскую "сталинскую" пятиэтажку в
Кунцево, где последние 15 лет кипели нешуточные страсти, бои "местного значения"
с недугом, поразившем наших детей, тем же, который отнял жизнь у Владимира
Высоцкого и был побеждён нами, я уверен, и с его незримой помощью, и с помощью
того, кому надо сказать: «Спасибо, что живём!»
Ещё на МКАДе, "Надежда" ВАЗ 2120, возмущенная непонятными для неё нерациональными
тратами, могущими быть, по машинному разумению, направленными на лечение запущенных её
болевых точек, закипела, вынудив меня остановиться в удачно подвернувшемся тупичке бывшего
въезда на лесную дорогу, перегороженную теперь забором. Через пару минут, пока я, открыв
капот, гипнотизировал недоуменным взглядом верное сердце своей «тачанки-тольяттчанки»,
пытаясь понять причину перегрева, заметивший добычу эвакуаторщик, подрезав фуру, получил от
неё хороший пинок, нисколько, впрочем, ему не повредивший, но заставивший его вместе с
покалечившей бампер фурой остановиться для оформления ДТП, почти перегородив мне выезд.
Дождавшись понижения ректально-фатальной температуры моторного агрегата и успокоив
жаждущего утешения эвакуаторщика расхожей формулой: "Кто сзади, тот и виноват", я протиснул
свой полноприводный семиместный минивэн в двухметровый проём между аварийными
машинами. Презрев через 200 метров альтернативу возвращения через ВКЦ им. Бакулева на
Рублёвку и далее домой, на Полоцкую, где в моём присутствии отпала острая необходимость, я
продолжил движение в СНТ "Колпяна", где через поле, "на горе, на горушке" в селе Федоровском,
видна четырёхъярусная колокольня Богородице-Рождественского монастыря, рядом с усадебным
комплексом потомков математика Леонарда Эйлера и князей Шаховских. Через каких-то 10 часов,
делая длительные остановки для охлаждения "сорвавшегося с катушек" двигателя через каждые
7-10 километров, уже на рассвете нового дня, я на истерзанной перегревом машине въехал в
ворота своей усадьбы со стороны старого дома и не забыв, по дороге к новому, погладить две
сросшиеся берёзы, в корнях которых, в "капсулах времени" покоится прах мамы и старшего брата,
поднялся на высокое крыльцо и, отомкнув замок, вошёл в наш «светлый терем с балконом на
море» - трав, цветов и деревьев. Счастливый, не сдавшийся, не струсивший, добравшийся до цели
я открыл клавиатуру планшета и отпечатал крупным шрифтом заголовок:
Я ЖИВ, СНИМИТЕ ЧЁРНЫЕ ПОВЯЗКИ!