Алкоголь в России — это не про веселье. В некоторых регионах это единственный «антидепрессант», который людям по карману.
Почему Чукотка и Марий Эл пьют в десятки раз больше Москвы? Правда ли, что запреты на продажу алкоголя работают? На эти сложные вопросы в интервью Илье Гуррари отвечает специалист в области аддиктологии Валерия Дорофеева.
Согласно статистике Минздрава, уровень алкоголизма на Чукотке, в Марий Эл и Архангельской области в десятки раз выше, чем в Москве. Это сказывается на самой болезни? Говорят, например, что на Чукотке зависимость развивается стремительно и тяжело, с психозами, а в Архангельской области — это, скорее, хроническое «бытовое» пьянство. Это правда?
— Клиническая картина алкогольной зависимости сама по себе не отличается от региона к региону. Стадии развиваются поэтапно, независимо от места проживания. Другое дело, что в регионах с более суровым климатом и сложными условиями жизни население часто находится в состоянии фрустрации, то есть психологического состояния напряжения, тревоги и отчаяния из-за невозможности достичь желаемых целей или удовлетворить потребности. На этом фоне частота употребления алкоголя может быть выше, а значит, и алкоголизм может быстрее прогрессировать до третьей стадии по сравнению с более благополучными регионами.
На скорость развития зависимости также влияет и образ жизни. В городе у человека есть выбор: театр, кино, рестораны. А в деревне или посёлке часто этого выбора нет, и алкоголь изначально воспринимается как развлечение, способ расслабиться и скрасить досуг. Из-за регулярности такое «бытовое» употребление и перерастает в пьянство.
В Москве, Петербурге и Ленинградской области самые низкие официальные показатели алкоголизма. Это реальное положение дел или люди там чаще обращаются к частным врачам, уходя от государственного учёта?
— Уйти от государственного учёта хочет каждый, независимо от места жительства, потому что это влияет на трудоустройство и другие сферы жизни. Поэтому в государственные учреждения чаще попадают люди не по своей воле, а например, когда родственники вызывают врача для капельницы или госпитализации. Именно тогда гражданин и ставится на учёт.
Те же, кто осознаёт проблему и хочет себе помочь, обычно обращаются в платные медицинские центры, к частным врачам и психологам, чтобы избежать фиксации в официальных документах.
Кроме того, в более развитых регионах, например, в Москве и Санкт-Петербурге, снижение статистики по алкоголизму может быть спорным, потому что одна зависимость часто заменяется другой. Человек может перейти на другие психоактивные вещества или поведенческие аддикции — навязчивые состояния, при которых объектом зависимости становится не вещество, а определённое действие. Например, это может быть компульсивная тяга к азартным играм, шоппингу или видеоиграм.
Как вы объясните колоссальную разницу в потреблении алкоголя между мусульманскими республиками Кавказа и северными регионами? Здесь главную роль играет религиозный запрет или разная эффективность социальной политики в этих регионах?
— В мусульманской культуре исторически не принято употреблять алкоголь. На территории, например, Чеченской республики, найти алкоголь сложно — для этого нужно преодолеть определённые трудности. Во многих районах, особенно за пределами городов, магазины, торгующие спиртным, работают всего 2-3 часа в сутки, а в некоторых населённых пунктах их может не быть вовсе. Плюс, не каждый рискнёт покупать алкоголь регулярно, потому что в условиях тесных социальных связей это быстро становится известно общественности. Культура и вероисповедание оказывают сильное сдерживающее влияние, даже при теоретической доступности.
На Севере — совершенно другая история. Там свои правила, своя культура и суровый климат. Алкоголь изначально может восприниматься не как болезнь, а как инструмент: чтобы согреться, отвлечься, расслабиться. А уже при регулярном использовании это перерастает в клиническую зависимость.
В Вологодской области алкоголь теперь продают только с 12 до 14 дня в будни. После введения ограничений алкомаркетов стало меньше, снизилась смертность от спиртного, реже фиксируют отравления и случаи алкогольных психозов. Статистика улучшилась. Но при этом появилась нелегальная доставка алкоголя — «алкотакси». Скажите, вы, как врач, рады таким хорошим результатам? Или вам кажется, что проблема не решилась, а просто спряталась, и со временем суррогатный алкоголь из подполья принесёт больше вреда, чем пользы от этих запретов?
— Здесь нет ничего однозначного. С одной стороны, позитивная статистика, конечно, радует. С другой — мы понимаем, что сформированная зависимость никуда не делась. Она либо замещается другой (игры, курение, кофемания, шоппинг), либо уходит в тень.
Появление нелегального «алкотакси» говорит о том, что потребность осталась. Если бы люди приняли ограничения как данность, спроса на такие услуги не было. Но потребность есть, и на неё находится предложение. Проблема действительно ушла в тень, и люди начинают искать сомнительные выходы: нелегальный алкоголь, который может привести к отравлениям, или замещение одной зависимости другой.
Кроме того, у многих зависимых есть сопутствующие психиатрические диагнозы (пограничное расстройство личности, депрессия). Алкоголь мог снимать их симптомы, работая как «обезболивающее». Когда его убирают, все эти проблемы выходят на поверхность, и мы видим новую волну обострений.
В Вологде планируют запретить продажу алкоголя в магазинах меньше 200 квадратных метров. Как это повлияет на жителей маленьких посёлков, где таких магазинов просто нет? Не получим ли мы там всплеск потребления суррогатов?
— Здесь два варианта развития событий. Первый: люди будут преодолевать расстояния и закупаться алкоголем в крупных магазинах в городе. Зависимость — это болезнь, которая сильнее воли человека, и для зависимого преодолеть путь за дозой — не проблема.
Второй вариант, более вероятный для деревень: люди начнут гнать собственный самогон. В конечном счёте, человек всё равно найдёт способ достать алкогольную продукцию.
В Якутии более 200 сёл живут в условиях полного «сухого закона». Как врачебная практика показывает: это действительно формирует трезвую культурную норму или создаёт иллюзию решения проблемы, когда при выезде в город человек компенсирует упущенное с удвоенной силой?
— Здесь важно учитывать и биологические процессы. У северных народов — якутов, бурят — организм анатомически и ферментативно не приспособлен к переработке алкоголя. Минимальные дозы для них могут быть смертельно опасны.
Культура, образ жизни, климат и физиология вместе создают среду, где люди действительно могут жить счастливо и без алкоголя. Конечно, возможны единичные случаи, когда человек при выезде в город «компенсирует», но если смотреть на статистику, в таких регионах потребление будет значительно ниже, чем в центральной России, Сибири или на Урале.
В открытых источниках можно найти карту алкоголизма, которая почти точно накладывается на карту бедности и безработицы. Можно ли сказать, что в том же Марий Эл или на Чукотке алкоголь для многих — это не удовольствие, а доступный антидепрессант и способ бегства от реальности?
— Абсолютно верно. В таких регионах алкоголь — это не про удовольствие, а про выживание. Когда у человека нет работы, перспектив, когда каждый день — это борьба за существование, психика ищет самый простой и быстрый способ отключиться. Бутылка становится тем самым «лекарством» от безысходности.
Это именно способ бегства. На время выпивки тяжёлая реальность отступает, проблемы кажутся менее острыми. Но, конечно, это иллюзия — проблемы-то никуда не деваются, а только усугубляются. И чем сложнее социально-экономическая ситуация в регионе, тем чаще люди будут хвататься за это «спасение». Ведь на поход к психологу, в спортзал или даже просто в кино нужны деньги и силы, которых у них просто нет.
Меняется ли портрет зависимого в депрессивных регионах? Становится ли там больше пьющих женщин и молодёжи, или эта проблема всё ещё касается в основном мужчин старше 40 лет?
— Зависимым может стать любой. Зависимость — это не слабость характера, а болезнь, прогрессирующая и смертельная. Употребление алкоголя — это лишь верхушка айсберга, следствие глубинных проблем: человек не справляется с чувствами, с жизнью, не в контакте с собой.
Возьмём двух подростков из разных семей. Один попробует алкоголь, и ему станет некомфортно. Другой почувствует свободу и облегчение, скажет, что это «то состояние, которое я так долго искал». У второго шансов пристраститься и регулярно употреблять будет больше.
С биологической точки зрения, женщины более подвержены быстрому развитию зависимости из-за особенностей гормональной системы. Раньше считалось, что женщина в силу социальных обязательств не может позволить себе пить, но сейчас, на фоне выгорания и депрессивных состояний, алкоголь становится для них таким же доступным инструментом. Поэтому алкоголиком может быть кто угодно: молодой, пожилой, женщина, мужчина.
На Чукотке смертность мужчин, связанная с употреблением алкоголя, в 2-6 раз выше среднероссийских показателей. По вашему опыту, насколько часто гибель в северных регионах происходит от опосредованных причин — например, когда человек в сильном опьянении замерзает на улице? И можно ли в таких случаях считать алкоголь основной причиной смерти?
— Прямо сказать, что смерть наступила от алкоголя, нельзя, но алкоголь поспособствовал состоянию, в котором человек не смог контролировать себя и оказался в обстоятельствах, приведших к летальному исходу.
Трезвый человек не ляжет спать в сугроб. А человек в изменённом сознании теряет самоконтроль, адекватное восприятие себя и окружающей обстановки. Он может замёрзнуть, упасть, неудачно удариться, не заметить машину. Все эти бытовые травмы и смерти — прямое следствие нахождения в нетрезвом состоянии. Так что алкоголь здесь, безусловно, имеет косвенное, но решающее влияние.
С 1 сентября 2025 года телемедицина запрещает наркологам первичную постановку диагноза и назначение лечения удалённо — требуется очный осмотр. При этом выездные услуги частных клиник в той же Анадыре платные и недоступны для многих. Получается, житель отдалённого посёлка на Чукотке не может получить помощь, если у него нет денег и возможности доехать до нарколога? Существуют ли легальные пути решения? Например, может ли местный терапевт по телемедицине консультироваться с наркологом и под его контролем начинать лечение?
— Да, это общее правило для всех врачей: по телемедицине мы можем только советовать и рекомендовать, но не ставить диагноз и не назначать лечение, потому что мы не видим пациента и не проводим осмотр.
Решение — это выездные бригады. Врач приезжает, осматривает пациента, оценивает его состояние, степень интоксикации или абстинентный синдром. В этом случае он несёт ответственность и может проводить манипуляции — ставить капельницы, назначать препараты.
Что касается консультаций, в медицине существует практика консилиумов. Терапевт из Чукотки, который лично осмотрел пациента, может созвониться по телемедицине с наркологом из Москвы и коллегиально обсудить случай. Это абсолютно легально. Главное, чтобы хотя бы один врач увидел пациента и оценил все риски. Назначение лечения вслепую, только через экран, может привести к осложнениям.
В Нижегородской области представители бизнеса добиваются смягчения антиалкогольного закона, ссылаясь на риски потери тысяч рабочих мест и миллиардных инвестиций. На чьей стороне должна быть врачебная позиция в этом конфликте? Какой аргумент может перевесить для властей доводы о налоговых поступлениях — например, данные о смертности мужчин трудоспособного возраста или расчёты, что лечение последствий алкоголизма обходится бюджету дороже акцизов?
— Как врачи, мы всегда на стороне пациента, жизни и здоровья. Человеческая жизнь — это самое ценное, и её нельзя сравнивать ни с какими налогами и акцизами.
Безработица — это не знак равенства с алкоголизмом. Неизвестно, как сложится жизнь человека, оставшегося без работы. Но если алкогольный бизнес развивается, а человек уже употребляет, мы точно знаем, что болезнь будет прогрессировать, и прогноз здесь печальный. Никакие деньги и документы не могут быть важнее жизни и здоровья.
Если бы у вас был карт-бланш, какую единую стратегию для самых проблемных регионов вы бы предложили? Одних запретов, очевидно, мало. Что должно быть в основе: создание рабочих мест, развитие досуга или что-то другое?
— Запреты — это необходимое первое действие. Нужно удалиться от источника разрушения. Когда в одном доме 2–3 алкогольных магазина, это провоцирует употребление.
Но второе и главное — это альтернатива. Недостаточно просто занять человека работой. Нужно восполнить его ресурсы, дать доступ к другим способам досуга: спорт, туризм, кино, кружки. Чтобы у человека был выбор, куда пойти вечером, кроме как налить себе алкоголь перед телевизором.
Плюс, должна быть доступна помощь: наркологические службы и сообщества, такие как «Анонимные алкоголики». Они работают по всему миру, их участники, сами прошедшие через зависимость, бесплатно помогают другим. Очень важно сотрудничество с такими сообществами, в том числе и с религиозными организациями, которые предоставляют помещения для групп поддержки.
Просто убрать алкоголь недостаточно. На его место нужно поставить поддержку, сообщество и полноценную социальную жизнь. Тогда мы сможем помочь людям увидеть, что жить можно по-другому.
Автор: Илья Гуррари.