Массовая цензура на российских стендап-площадках в 2025 году стала повседневной реальностью. Пришли времена, когда комики боятся своих же шуток. Многие из них выбирают два пути: либо уезжают за границу, либо переписывают материал, чтобы вписаться в рамки дозволенного.
В интервью Тёма Печерский рассказал Соне Рябикиной, как живёт и работает комику в стране, где политическая сатира ныне практически табу.
Тёма Печерский вышел на сцену впервые в 14 лет — в далёком 2018 году. Сегодня ему 22, но на крупных проектах он появляется редко. Комик предпочитает выступления на открытых микрофонах и живое общение с залом оффлайн. В интернете его почти нет — по словам Тёмы, шутки, которые работают на сцене, не всегда подходят для онлайн-формата.
Он застал время, когда тема цензуры в стендапе почти не обсуждалась. Сейчас всё иначе: давление усиливается, а свободы становится меньше. Кто-то из артистов уезжает, кто-то перестаёт выступать вовсе. В этом интервью — разговор о том, как устроена цензура на российской стендап-сцене и как она влияет на жизнь и творчество комиков.
В 2025 году после громкого скандала с задержанием и уголовным делом в отношении стендап-комика Артемия Останина, которого обвинили в разжигании ненависти и оскорблении участников специальной военной операции из-за шутки про мужчину без ног, организаторы массово начали проверять программы выступлений, вводя жёсткие запреты на политическую сатиру и «треш». Столкнулись ли вы лично с запретами?
— Да, но я, в отличие от Тёмы Останина, сталкивался с менее сильной цензурой. Сейчас она используется не для того, чтобы запретить что-то говорить, а просто потому, что последствия за сказанный материал будут неприятны. Однажды я ляпнул опасную шутку, желая вызвать смех, во время интерактивного шоу «Стендап за 60 секунд». Ребята из проекта зацензурили слово, вырезали звук, чтобы было непонятно, что именно я сказал. Это было правильно.
В целом, гипотетически можно сказать даже политический материал, просто нужно быть уверенным, что в зале никто не снимает и среди зрителей нет сотрудников спецслужб. Но в такие моменты публика напрягается. Этого не хотят ни зрители, ни комики. Все помнят пример с Тёмой Останиным. И, на мой взгляд, в данных условиях, в которых мы сейчас находимся и живём, цензура — это вполне себе хорошее решение. Другой вопрос: нормально ли, что мы находимся в таких условиях?
Организаторы выступлений ввели так называемый «чёрный список» комиков, которым запрещено выступать на площадках. После скандала с Артемием Останиным началась массовая блокировка артистов. Как часто сегодня артисты сталкиваются с угрозой попасть в этот список? Официальный ли данный процесс на практике? Открыт ли он для аудитории?
— Не совсем понимаю, что подразумевается под «чёрным списком» на площадках. Есть просто комики, которых не приглашают выступать. Иногда организаторы на местах отсеивают подозрительных ребят, если те вызывают сомнения, но среди выступающих я такого не замечал.
Те, кто хотел говорить о запрещённых темах и не мог делать это в России, уже давно уехали или постепенно уезжают. Сейчас организаторы выступлений, например, в рамках шоу вроде «Открытого микрофона» или «Проверки материала», заранее прописывают условия участия: что можно, а что нельзя говорить. Потому что если кто-то нарушит эти правила, последствия будут и для комика, и для организаторов. А чтобы кому-то совсем запрещали выступать — такого нет.
Если комик, например, уже выступал на площадке, но всё же пошутил на «запрещённую» тему и его за это зацензурили, то в следующий раз его всё равно могут пригласить, если он пообещает, что больше не будет шутить на такие темы?
— Конечно. Но суть в том, что таких комиков в стране уже нет. Сейчас в России никто не выступает с подобными материалами.
В 2024 году комика Дмитрия Гаврилова арестовали за видео на YouTube, которое тот опубликовал в 2023 году с «русофобскими шутками». После ареста он вернулся и провёл тур по России, что вызвало общественное неодобрение. Всем ли комикам, которые вернулись в Россию с «запрещёнными» в интернете темами площадка просто сразу же скажет нет? Как будто бы он в неформальном чёрном списке для организаторов.
— Зависит от того, где именно ты выступал. Если когда-то пошутил на запрещённую тему, потом уехал, а спустя время вернулся, то организаторы могут даже не вспомнить, что ты когда-то выходил на их сцену. Это вопрос именно к публикации своих материалов в медиа, где ты представляешь своё дело, своё творчество не только на офлайн мероприятиях. Если у тебя политические шутки в интернете с резким отношением к власти, то странно, что ты вообще возвращаешься.
Переезд многих российских стендап-комиков за пределы страны и отказ от политического материала изменили их аудиторию и формат выступлений. Как эти изменения влияют на карьеру ваших коллег и возможность гастролировать?
— Комики, которые ездят по разным городам с гастролями, — это стендаперы, у которых трудно найти причины для цензуры. У них уже практически нет политического материала. Те, кто переехал в другую страну, перетащили с собой и часть аудитории. Я прожил год в Армении, куда уехало значительное число комиков, и вместе с ними туда переехала их публика. Таким образом, они выступали в основном для тех, кто их уже знает. Конечно, по рассказам коллег, аудитория заметно сократилась.
Некоторые комики, у которых в репертуаре нет «запрещённых» тем, тоже уехали, потому что чувствовали небезопасность из-за цензуры.
Многие известные российские стендап-комики из-за цензуры и давления со стороны организаторов и властей были вынуждены сменить свой стиль шуток, подстраиваясь под новые правила. Один из ярких примеров последних лет — Слава Комиссаренко. Его в 2025 году лишили российского гражданства, но теперь он публично заявляет, что готов отказаться от острых политических шуток. Бывали ли случаи, когда цензура или давление подобного рода заставляли вас изменить стиль и отказаться от определённых тем?
— Да, приходилось, конечно. Когда я был в Ереване, у меня было ощущение полной свободы слова — это тогда многим сносило крышу. Вернувшись обратно, я понял, что те же шутки нужно переписывать, если хочу продолжать выступать с теми же темами.
Раньше у меня были другой уровень, стиль и опыт. За это время я многому научился. Со временем тем для выступлений становилось всё меньше, появлялось всё больше запретных шуток, и выступать стало сложнее. Поэтому материал постоянно приходилось менять. Сейчас я редко касаюсь тем, которые могут вызвать напряжение у зрителей. Но всё же иногда выбираю такой подход, чтобы сохранять интерес и взаимодействие с аудиторией.
После массовых запретов на политические темы для стендаперов стали повседневностью самозапреты на свои материалы.
Как это повлияло на ваши взаимоотношения с аудиторией?
— Если ты поднимаешь какую-то политическую тему и понимаешь, что она вызовет у зрителей определённую реакцию, можно снять напряжение следующей шуткой. Так ты сначала вводишь аудиторию в нужное эмоциональное состояние, а потом начинаешь с ним работать. Но я так делаю нечасто. Просто не хочется, чтобы зал сидел в напряжении, поэтому стараюсь сокращать количество таких завуалированных шуток.
Нарастает использование метафор и завуалированных высказываний, позволяющих аудитории считывать скрытый смысл без прямых утверждений. Как вы относитесь к такой форме юмора? Считаете ли вы это хорошим решением для избежания наказания?
— Да, я считаю это чудесным решением, потому что в подобных рамках ты всё равно придумываешь больше шуток, делаешь материал интереснее. Но это единственный плюс, который есть. Подобные обстоятельства вынуждают тебя делать материал сложнее.
В последнее время аудитория российского стендапа стала заметно более чувствительной к социальным и политическим шуткам. Это проявляется в виде быстрых откликов в соцсетях, негативных отзывов. Особенно остро воспринимаются шутки на религиозные, этнические и политические темы. Сталкивались ли вы с этим? Как вы справлялись с таким негативом от своей аудитории за свои шутки?
— Люди очень по-разному реагируют на политические шутки — всё зависит от формата мероприятия и от того, насколько зрители выпившие. Весной 2022 года я написал шутку на тему недавних событий, но она совсем не сработала: в зале сразу повисло напряжение. С тех пор я больше не хочу её произносить, даже сейчас не стал бы писать подобное. Тогда я заметил, что публика вроде бы смеётся, но при этом словно стыдится этого смеха. Он был неловкий, сдержанный — как будто сквозь зубы.
Сейчас для аудитории больше востребован материал, например, про психотерапию, про заботу о себе и тому подобное. Потому что зрители приходят со своими проблемами и надеятся, что стендап-комик и его нестандартная точка зрения — именно то, что им нужно. Они зачастую хотят просто услышать, что проблема, которую они испытывают, тоже знакома кому-то.
Как проходит процесс цензуры на этапе монтажа записей выступлений? Всегда ли организаторы согласовывают моменты, которые нужно вырезать с авторами, или бывают случаи, когда изменения вносятся без их ведома?
— Для комиков, которые выступают на крупных площадках и выкладывают выступления в интернет, вопрос цензуры стал особенно важным. После съёмок с ними работает юрист: он объясняет, какие фразы могут быть двусмысленно истолкованы и что лучше убрать. Это происходит вместе с авторами и режиссёрами, которые готовят выпуск к публикации. При этом комик сам приглашает юриста, чтобы тот помог вырезать из материала всё лишнее.
Юристы нужны ещё и потому, что сейчас в законодательстве разобраться непросто. На этапе создания шоу комики уже заранее понимают, где будет опубликован выпуск — например, во «ВКонтакте» — и исходя из этого, подбирают темы, которые не вызовут проблем. Сейчас артисты подписывают договоры даже на съёмках небольшого уровня. Если предполагается, что выступление увидят десятки тысяч зрителей, участникам выдают специальные формы, где прописано, что комик соглашается на монтаж без своего участия.
Платформы вроде YouTube и TikTok часто служат убежищем для комиков от излишней цензуры. Но как часто ограничения накладываются на ваш цифровой контент и ваших коллег?
— Зависит от того, в какой стране живёт комик. Контент моих цифровых коллег, например, из ближайших стран (Казахстан, Армения, Польша) на русском языке, потому что у них русскоязычная аудитория. Есть комики, которые уехали дальше в Европу и выступают на английском. Поэтому комики из Европы, выкладывая что-то на YouTube, абсолютно не беспокоятся по поводу того, что скажут, потому что они не в России.
В чём вы видите ключевые различия в подходах к цензуре между телевидением, публичными концертами и интернет-платформами? Каковы плюсы и минусы каждой из этих площадок с позиции свободы слова для вас?
— В интернете свобода слова немного больше, чем на телевидении, но в таком случае комик должен быть непопулярным и малоизвестным. Я монтирую рилсы специально для одной компании и делал нарезки со стендапа на ТНТ. Там я увидел монолог комика с шуткой про депутатов и удивился, что такую шутку пропустили на ТВ.
В оффлайне выступать сейчас свободнее, если тебя никто не снимает. Однако зрителям не всегда нравится, когда ты накаляешь атмосферу политическими шутками. Важно чётко понимать, кто перед тобой в зале.
На небольших мероприятиях, где я выступаю, мне проще оценить аудиторию. Это позволяет немного поиграться с шутками и почувствовать азарт от реакции зала. На крупном шоу, например на «Открытом микрофоне», сделать это сложнее — времени ограничено, часто по 5–7 минут, а перед тобой много комиков с разными темами. Настроиться на зрителя и понять, с чего они готовы сейчас посмеяться, бывает очень сложно. В интернете и на ТВ такой живой обратной связи нет.
Существуют ли в России сегодня профессиональные организации или неформальные группы, которые защищают права стендаперов и помогают бороться с цензурой? Каковы их возможности и ограничения?
— Таких уже нет. Раньше это встречалось, но сейчас, если ты открыто выражаешь сильную солидарность, тебя скорее воспринимают как соучастника, как единомышленника. Сегодня большинство ограничивается тихим сожалением или сочувствием. Есть, конечно, неравнодушные люди, которые по-настоящему поддерживают артистов, но их единицы.
Автор: Софья Рябикина.