Каждое утро он выходил раньше всех. Город ещё не просыпался, окна были тёмными, только кое где на кухнях мерцал свет, как сигнальные огоньки на далёком берегу. Воздух был влажным и холодным, снег под лампами казался не белым, а чуть голубым.
Он шёл к своему участку, таща за собой скрипящую лопату и маленькую металлическую тележку. Снег за ночь снова лёг толстым слоем. На нём остались только редкие следы: кошачьи лапы, чей то поздний путь от остановки до подъезда, ровная колея машины, вернувшейся слишком поздно.
Его работа была простой: стереть всё.
Прочистить дорожки, посыпать песком ступени, сбить сосульки. Вернуть городу возможность сделать вид, что здесь ничего не происходило.
Он любил первые минуты, когда снег ещё живой. Можно было прочитать историю ночи, как листок. Вот кто то споткнулся у порога и сделал лишний шаг в сторону. Вот возле лавки кружили двое, не решаясь разойтись, шаги перекрывали друг друга, как несогласованные фразы. Вот ребёнок прыгал через сугробы, пока взрослый шёл ровно, не позволяя себе лишнего сантиметра.
Он видел всё, как Наблюдатель, которому доверили только одно: стереть.
Когда лопата врезалась в снег, следы исчезали. Линии, по которым ночью кто то шёл домой, превращались в ровный коридор. Через пару часов здесь пойдут другие люди и даже не догадаются, что их маршрут уже был использован, отыгран, перечёркнут.
Иногда он спрашивал себя, сколько чужих историй прошло через его руки. Сколько признаний, ссор, молчаний, решительных шагов было стерто, пока город ещё зевал и потягивался. От этих мыслей становилось странно пусто. Как будто сам он тоже всего лишь чья то рабочая лопата.
В тот год зима затянулась. Снег выпадал почти каждую ночь, и каждое утро ему приходилось снова начинать сначала. Город, казалось, не любил следы. Как будто боялся, что если оставить их слишком много, станет видно, как на самом деле живут люди.
Однажды он задержался. Ветер был резким, снег лип к лицу, инструмент выскальзывал из рук. Он остановился, выпрямился и вдруг увидел себя со стороны. Человек в старой куртке, согнутый над землёй, который с фанатичным усердием стирает всё, что указывает на чьё то присутствие.
"Ничего удивительного, что меня самого никто не запоминает", подумал он.
Он жил в этом районе уже много лет. Соседи знали его по кивкам и коротким "здравствуйте". Никто не спрашивал, как его зовут по настоящему, как он живёт, что любит. Он тоже не спрашивал. Удобнее всего было оставаться частью городского фона, человеком, который делает так, чтобы утром было чисто.
В очередную снежную ночь ему приснился странный сон. Будто он идёт по своему участку, а снег не поддаётся. Лопата скользит, но следы остаются. Шаги, колеи, рисунки. Они постепенно переплетаются и образуют что то вроде огромной спирали, уходящей к центру двора.
В центре стоял он сам, только другой: выпрямившийся, без лопаты, с пустыми руками. Вокруг него кружились кусочки фраз, взглядов, улыбок людей, которых он когда то видел. И это уже были не следы. Это были письма, которые никому не удалось отправить.
Проснулся он от будильника с тяжёлой головой. На улице снова навалило. Он взял лопату, вышел во двор и вдруг решил, что сегодня попробует не только стирать.
На первой площадке перед подъездом он расчистил снег как обычно, но перед тем, как выровнять всё до идеальной дорожки, остановился. Кончиком лопаты он аккуратно провёл линию. Потом ещё одну. Получился простой рисунок: круг, внутри него маленькая стрелка. Ничего особенного, только знак, что здесь прошёл человек, который не захотел полностью исчезать.
Дальше на углу двора он нарисовал вторую фигуру, чем то напоминающую волнообразную стрелку, уходящую вверх. На третьей дорожке выводил буквы, которые были понятны только ему самому. Не слова, а намёки.
Когда он закончил участок, город уже просыпался. В окнах зажёгся свет, первые люди вышли на улицу. Он сел на край своей тележки и сделал вид, что проверяет перчатки, а сам украдкой наблюдал.
Сначала никто не реагировал. Люди спешили, обходили рисунки, иногда наступали прямо на них. Но потом на площадке появилась женщина с ребёнком. Мальчик остановился, уставился на круг со стрелкой и вдруг спросил:
"Мам, смотри, это будто компас. Куда он показывает?"
Женщина улыбнулась рассеянно, что то ответила про "дворник балуется", но мальчик, уходя, всё равно обернулся и посмотрел на рисунок ещё раз. Как будто пытался запомнить.
Чуть позже к угловой площадке подошёл пожилой мужчина с собачкой. Увидев волнообразную стрелку, он не стал стирать её ботинком, как многие. Вместо этого обошёл аккуратно, а проходя мимо, вслух сказал: "Интересно". Не кому то конкретно, просто в воздух. Но дворник услышал.
В тот день он вернулся домой с необычным ощущением. Как будто часть него самого осталась на этих дорожках вместе с узорами. Не крик, не подпись, не "я тут был", а тихий шёпот: "я тоже есть".
На следующей неделе снег снова выпал, потом ещё и ещё. Рисунки, конечно, не жили долго. Их засыпало свежим слоем, их разбивали каблуки, размывало оттепелью. Но дворник стал повторять этот странный ритуал. Где то рисовал спирали, где то маленькие стрелки к дереву, где то просто три точки рядом с лавкой.
Через какое то время во дворе начали происходить мелочи, которые раньше бы прошли мимо. На лавке кто то оставил книгу с запиской: "забрал, верну сюда же". На стене у подъезда появилась не ругать, а аккуратная надпись: "спасибо, что чисто". Ребёнок, тот самый, с "компасом", однажды принёс во двор мел и нарисовал рядом с подъездом солнце.
Город продолжал стирать следы, как и прежде. Весной снег растает, от лопаты останутся только мозоли. Но теперь он знал, что есть вещи, которые не исчезают с первым тёплым днём.
Не все заметят эти маленькие знаки. Не все поймут, кто их оставил. И не обязательно. Важно другое. Пока ты оставляешь хоть что то своё, город - даже холодный и равнодушный - уже не может сказать, что ты был здесь просто тенью на утреннем снегу.