В конце ХХ века Фрэнсис Фукуяма пообещал, что повсеместная победа либеральной демократии приведет историю к концу, пояснив:
«Человечество приближается к концу тысячелетия, и кризисы-близнецы авторитаризма и социалистического централизованного планирования оставили на ринге соревнования потенциально универсальных идеологий только одного участника: либеральную демократию, учение о личной свободе и суверенитете народа».
По истечении тридцати лет картина стала уже не такой лучезарной. Военные конфликты отчего-то не прекратились, глобальные экономические кризисы-близнецы плавно перетекают один в другой, а на ринге мирового противостояния идеологий вновь стало тесно. Экономический успех благоволит уже не США, а гибкому во всех отношениях Китаю.
Обратите внимание, что Фукуяма не приводит среди причин поражения социалистической идеологии участие каких-либо конкурирующих сил. С его точки зрения, в крушении СССР виноваты лишь внутренние причины, в особенности недостатки социалистической плановой экономики.
И здесь с ним трудно согласиться: хоть успехи капиталистического хозяйствования напрямую и не привели к фатальным последствиям для социализма, тем не менее, капитализм, как вполне успешная экономическая модель, нацеленная на потребителя, создавал серьезное психологическое давление на советских граждан заметным отличием качества жизни на Западе.
И хотя в прошлом успехи первой страны социализма серьезно превосходили достижения своих капиталистических оппонентов (чего стоит только период индустриализации на фоне мирового экономического кризиса и Великой депрессии в США), тем не менее, на более длительной дистанции пролетарский энтузиазм уступил первенство свободной конкуренции.
Установка на алчность работает в человеческом обществе намного эффективнее, чем трудовой энтузиазм и бескорыстный коллективный труд. По крайней мере, в этом легко себя убедить, чтобы хоть как-то объяснить внезапное крушение СССР.
Мы можем взглянуть на промежуток истории, последовавший за крахом СССР, когда «на ринге соревнования потенциально универсальных идеологий» уже не наблюдалось сколь-нибудь заметного влияния социализма и миром безраздельно правила «либеральная демократия, учение о личной свободе и суверенитете народа». Причем правила миром лучшая из ее представительниц, благополучно процветающая под звездно-полосатым стягом.
Сейчас Фукуяма говорит, что нападение на Ирак было ошибкой. То есть несущая всем и каждому идею мира и добра либеральная демократия ошиблась, когда развязала войну? А как же «учение о личной свободе и суверенитете народа»?
Когда какой-нибудь тиран вроде Саддама Хусейна нападает на соседнее государство – это очень плохо, но вполне понятно, поскольку у тиранов не в почете стремление к свободе и суверенитет. Но когда столь приверженная либеральным идеям страна, как США, покушается на суверенитет страны, находящийся от нее в тысячах километров – это не просто плохо. Это ужасно, поскольку вступает в жестокое противоречие с географией и собственным «учением о личной свободе и суверенитете народа».
Разве иракский народ чем-то хуже американского или отчего-то не достоин права на суверенитет? Если право на суверенитет и свободу – это естественное право, то, следовательно, им априори должны обладать народы всех стран вне зависимости от их географического местоположения! Разве нет?
Либеральные права носят универсальный характер, и когда либеральные демократии их попирают, то тем самым они покушаются не только на чужой суверенитет, но и на собственные принципы.
Если президент демократического суверенного государства, выбранный в результате свободного волеизъявления народа, отказывает в праве на суверенитет какому-то народу, то, может быть, закралась маленькая ошибка в самом учении? Или все мы находимся в плену иллюзий, и мир намного сложнее, чем нас пытаются убедить?
Посудите сами. На протяжении тысячи лет в Европе безраздельно правили монархические династии. Их правление скрепляла христианская религия. Легитимность королей черпалась в Библии. Согласен с этим кто-то или нет, но если спросить у христианина: «Что есть Бог?» – он почти наверняка ответит: «Бог есть любовь».
Так разве любовь хуже свободы?
И с какой стати правление, основанное на идее свободы, может быть лучше правления, основанного на идеях любви? Откуда такая надежда?
Или даже поставим вопрос иначе.
Стремление к свободе победило стремление к любви! И что, после этого нас ждет вечный мир, полный добра, благоденствия и той самой любви?
Если бы мы задали все эти вопросы любому европейцу времен расцвета Бурбонов, то он был бы так же абсолютно уверен в своих ответах, как и его праправнук. Но вряд ли они поладили.
А на этом всё. Благодарю, что удалось дочитать.
Смело оставляйте комментарии. Автор хорошо относится к заслуженной критике, еще лучше к незаслуженной похвале.
Читайте еще на канале: