Оставшись одна, Саша заскучала. Чтобы как-то развлечь себя, она снова включила телевизор. На экране шли "Новости", и она, просмотрев несколько кадров, приуныла и выключила аппарат.
НАЧАЛО:
"Надо делом заняться", - решила Саша и пошла к себе разбирать вещи в шкафу. Она вытряхнула всю одежду с полок на кровать и принялась складывать вещи в аккуратные стопки, одновременно отбирая то, что непригодно для носки: старое и потерявшее вид. Хороших вещей оказалось немного, зато изношенных - с избытком. Те, что еще годились, Саша вернула в шкаф, остальные она уложила в старый обшарпанный чемодан с замками - он остался от прежних владельцев дома.
Саша никогда не выбрасывала вещи сразу. Прежде чем расстаться с чем-то, она обычно выдерживала паузу: месяц, а то и больше. Быстрое расставание с предметами быта всегда давалось ей тяжело.
Когда с разбором одежды было покончено, Саше вдруг захотелось заглянуть в комнату отца. В детстве она часто мечтала ее обследовать, но вход туда был под запретом, и девочка боялась наказания. Со временем запрет превратился в незыблемую данность, однако сегодня любопытство взяло верх, и она решила комнату открыть.
Ключ от комнаты Саша нашла на гвоздике рядом с дверью. Она не сразу зашла внутрь, а сначала внимательно оглядела комнату через приоткрытую дверь. Там была железная кровать с клетчатым покрывалом, двустворчатый шкаф, письменный стол, а в углу примостилась радиола. По стене тянулись полки с книгами, у окна стояли два венских стула, а посреди пола раскинулась шкура медведя. Взгляд Саши невольно задержался на шкуре, и к горлу подступила тошнота.
В комнате царил идеальный порядок - такой, какой всегда любил отец. Он не раз пытался приучить к нему и Сашу, но все без толку. "Какая же ты бестолочь, Алекс!" - злился он, когда дочь забывала положить вещь на место. Почему-то он всегда называл ее Алекс, хотя остальные звали Шурой или Сашей.
Саша подошла к радиоле, стоявшей рядом с дверью, и провела пальцем по ее поверхности. Палец тут же покрылся пылью - Саша стряхнула ее на пол. Когда-то здесь лежали пластинки, которые отец слушал каждый вечер. В такие часы маленькой Саше строго-настрого приказывали сидеть тихо и не высовываться из своей комнаты.
Толстый слой пыли покрывал не только радиолу, но и все предметы в комнате. "Видел бы это отец!" - подумала Саша и направилась к столу, который из всей обстановки комнаты вызывал у нее наибольший интерес. Она помедлила, собираясь с духом, а потом выдвинула верхний ящик. Внутри лежали книги на немецком языке, шкатулка и какой-то сверток, задвинутый в самый угол. Книги не удивили Сашу: отец увлекался немецким и читал Гете и Шиллера в оригинале.
Главное любопытство вызывала шкатулка. В ней лежало несколько писем, перевязанных лентой. Приглядевшись, Саша разочарованно вздохнула: текст на конвертах был на немецком. Несмотря на старания отца и школьные уроки, язык Саша знала плохо. Единственное, что ей удалось разобрать, была фамилия адресата: "Крамер". "Интересно, кто это такой?" - задумалась она, но ответа так и не нашла. Ее внимание переключилось на фотографию, лежавшую под письмами.
Это был черно-белый снимок симпатичной молодой женщины с кудряшками и очаровательной улыбкой. Фотография выглядела старой, изрядно поблекшей от времени. И снова в голове Саши зазвучал тот же вопрос: "Кто ты?" - но ответа по-прежнему не было.
Помимо писем и фото в шкатулке лежал еще один предмет: почерневшая от времени зажигалка со свастикой. "Трофейная", - вспомнила Саша слова отца и ощутила прилив гордости. Она была такой же как в детстве, когда Саша хвасталась перед ребятами, что ее отец воевал на фронте. Она покрутила зажигалку в руках, щелкнула несколько раз и невольно поежилась. В памяти всплыло, как отец частенько пугал ее этой самой зажигалкой и смеялся над ее страхами. Тогда Саша всерьез боялась огня, а теперь нет. Она снова порадовалась своему выздоровлению.
В этот момент со стороны двери послышался какой-то звук, и Саша, словно пойманный на месте преступления вор, тут же задвинула ящик. Зажигалку же она машинально сунула в карман. Повернувшись к двери, Саша увидела отца и вся съежилась под его строгим взглядом.
- Алекс, не ожидал я от тебя такого, - сердито произнес отец. - Что ты делаешь у меня в комнате? Разве ты забыла, чему я тебя учил?
- Я... Я... Я ничего не трогала... Я только что зашла... - испуганно, как в детстве, пролепетала Саша.
- Стоило бы наказать тебя, но я сегодня добрый, - уже мягче сказал отец, но его колючий взгляд говорил об обратном. - Сообрази-ка мне что-нибудь поесть, Алекс. Я очень устал с дороги.
- Да-да, сейчас, - закивала Саша и, опустив глаза, метнулась мимо отца в сторону кухни.
Она быстро сделала бутерброды с колбасой и сыром, налила чай в кружку и все это поставила на поднос, чтобы отнести в комнату. Отец уже лежал на диване, тер рукой плечо и морщился от боли. Через рубашку проступало кровавое пятно.
- Наткнулся в лесу на сучок, - заметив любопытный взгляд дочери, объяснил он.
Отец спустил ноги с дивана, сел и принялся жадно есть с подноса, который поставил рядом на диван. Саша стояла тут же возле него и смотрела, как он ест. Отец не обращал на нее внимания, будто она была просто частью интерьера.
Когда тарелка и кружка опустели, Саша нерешительно спросила:
- Может, еще что-нибудь?
- А вафли у тебя случайно где-нибудь не завалялись? - спросил отец.
Саша замотала головой. В детстве она так объелась вафлями, что теперь не переносила их на дух. Отец же всю жизнь их любил и мог за раз осилить целую пачку. Так что раньше вафли в их доме никогда не переводились.
- Жаль, - состроил недовольную гримасу отец. - Присядь-ка. - Он кивнул на стоявший неподалеку стул, и Саша подчинилась. - Ну, как ты тут? - поинтересовался отец. - Надолго домой?
- Меня насовсем выписали, - сообщила Саша.
- Да ну? - как-то безрадостно удивился отец.
- Илья Осипович сказал, что я теперь абсолютно здорова, - продолжила Саша.
- Неужели больше не боишься его? - спросил отец, имея ввиду огонь.
- Нет, не боюсь, - уверенно заявила Саша.
- Значит, от огня больше бегать не будешь? - отец рассмеялся.
- Могу даже и сама его зажечь, - с вызовом сказала Саша, которую задел смех отца.
- Да ладно, не обижайся... На самом деле я очень рад за тебя... - примирительно произнес он.
В этот момент за окном раздался волчий вой. Отец замер и прислушался.
- Хукку, - тихо сказала Саша, вспомнив слова милиционера.
- Хукку? - удивленно вскинул брови отец.
- Это волк по-карельски, - пояснила Саша. - Сегодня Федор Емельянович заходил... Твой знакомый... Помнишь?
- Участковый что ли? - настороженно произнес отец, Саша кивнула. - И что ему от тебя надо было?
- Интересовался, где ты? - ответила Саша. - Я сказала, что ты в городе теперь живешь.
- Вот умница, - похвалил отец. - Я поживу тут дня два-три, отдохну, а потом опять в город. - Он вдруг сморщился, снова схватился за плечо и простонал: - Поищи-ка мне какого-нибудь обезболивающего.
Саша кинулась к своей сумке, достала таблетки, которые сама часто пила при головной боли, и вручила их отцу. Он без воды проглотил пару штук, поморщился и отправил ее спать.
Саша молча кивнула и заторопилась к себе в комнату. Зажигалка отца в кармане словно жгла ее огнем, и от нее Саше хотелось поскорее избавиться. Закрыв за собой дверь, Саша глубоко вздохнула, чтобы унять внутренние беспокойство и страх, и достала зажигалку. Она повертела ее в руках, а потом решительно сунула подальше в шкаф - под стопку аккуратно сложенной одежды. За окном снова раздался волчий вой - на этот раз ближе, протяжнее.
ПРОДОЛЖЕНИЕ: