Найти в Дзене
Миклуха Маклай

Вечный разум Глава 13. Три закона богоизбранности.

Народ Закона учился с пугающей быстротой. Их ум, не отягощенный сомнениями или альтернативными идеями, жадно впитывал учение «Бессмертных Пророков». Каянцы, вопреки своему внешнему аскетизму, прекрасно помнили механизмы власти древнего мира. И они внедрили в сознание своих избранных три ядовитых, взаимоусиливающих принципа, которые должны были превратить племя в безжалостную машину экспансии. Каянцы не дали им технологий для создания богатства. Вместо этого они дали абстракцию. Они научили их чеканить монеты из найденного в горах металла — не для удобства обмена, а как символ. «Это — квинтэссенция труда и благоволения Закона, — учили они. — Тот, у кого больше этих знаков, ближе к Порядку. Тот, у кого их нет, — вне системы. Он ничего не стоит». Они создали не экономику, а культ денег, где накопление стало новой формой благочестия, а долг и зависимость — инструментами контроля. Учение о Едином Боге обрело чудовищную конкретику. «Бог Закона избрал ваш народ, — вещали Пророки устами Арам

Народ Закона учился с пугающей быстротой. Их ум, не отягощенный сомнениями или альтернативными идеями, жадно впитывал учение «Бессмертных Пророков». Каянцы, вопреки своему внешнему аскетизму, прекрасно помнили механизмы власти древнего мира. И они внедрили в сознание своих избранных три ядовитых, взаимоусиливающих принципа, которые должны были превратить племя в безжалостную машину экспансии.

Каянцы не дали им технологий для создания богатства. Вместо этого они дали абстракцию. Они научили их чеканить монеты из найденного в горах металла — не для удобства обмена, а как символ. «Это — квинтэссенция труда и благоволения Закона, — учили они. — Тот, у кого больше этих знаков, ближе к Порядку. Тот, у кого их нет, — вне системы. Он ничего не стоит». Они создали не экономику, а культ денег, где накопление стало новой формой благочестия, а долг и зависимость — инструментами контроля.

Учение о Едином Боге обрело чудовищную конкретику. «Бог Закона избрал ваш народ, — вещали Пророки устами Арама. — Ваша кровь, ваши обычаи — эталон чистоты. Все остальные народы осквернены невежеством или ересью. Они неполноценны. Их предназначение — служить Избранным, как руки и ноги служат голове. Это не жестокость, это исполнение Высшего Закона. Освободить их от бремени свободы выбора — ваша священная миссия».

«Земля от края до края дана вам в управление,— гласил третий догмат. — Все, что на ней растет, лежит в ее недрах, бегает и дышит, — по праву принадлежит Народу Закона. Остальные живут на ней по вашей милости. У них нет прав, есть только обязанности. Их поселения, их поля — это ваша собственность, которую они обрабатывают для вас».

Эти три идеи, сплетенные воедино, сформировали идеологию чудовищной силы. Народ Закона перестал быть просто племенем. Он стал Государством-Религией. Их поселения превратились в укрепленные поселки с казначействами и казармами для первых профессиональных «Хранителей Порядка» (фактически — солдат и надсмотрщиков).

Их экспансия теперь имела четкую цель: не обратить, а подчинить. Они приходили к соседним племенам с ультиматумом: принять их монеты как единственное средство оплаты «дани» за пользование «их» землей, признать себя низшей кастой и отдавать часть урожая, скота и людей на работы. Отказ означал объявление «еретиками и захватчиками» — и тогда в дело вступали «Хранители Порядка». Пленных не убивали — их делали рабами, живым воплощением нового экономического и социального порядка.

Авелианцы, наконец, поняли масштаб катастрофы. Но было поздно. Они привыкли лечить последствия, а не бороться с причиной. Их попытки объяснить, научить, предложить альтернативу разбивались о железную стену догмата и экономического интереса. Зачем свободному земледельцу слушать сказки о «равенстве», если ему, принявшему монеты и поклонившемуся, обещают долю в добыче и раба в помощь? Идеи каянцев, облеченные в форму религии и подкрепленные грубой силой и экономическим контролем, оказались смертельным вирусом для утопии.

Человечество, рожденное для созидания, впервые столкнулось с системой, созданной для порабощения. И эта система росла, как раковая опухоль, питаясь ресурсами и душами своих соседей. А на Луне, в вечном молчании, все так же спал Архитектор, не подозревая, что его следующий «эксперимент» породил не новую утопию, а механизм, который мог поглотить сам себя и все вокруг куда быстрее и страшнее, чем любая технологическая катастрофа.