...И кончилась сказка (письмо исповедь).
ПОД НОВЫЙ год мы садились у елки, зажигали фонарики, и я рассказывала
сыну и дочери новогоднюю сказку. Каждый год менялся сюжет, но главное оставалось неизменным: герой или героиня, отвергнув соблазны внешнего благополучия, обретали, преодолев препятствия, счастье. Счастье одухотворенное... А иного мы и не представляли себе. Ярчайшей радостью для меня всегда была радость любимого дела, чувство сопричастности ко всему доброму и светлому. И дети разделяли эту радость. Когда я проверяла сочинения, это было маленьким домашним праздником. Дети радовались вместе со мной интересной, неожиданной мысли или тому, что вот слабая ученица написала так душевно. И когда я готовилась к урокам, мы вместе обсуждали, с какого стихотворения лучше начать знакомство с Пушкиным. Это было так интересно! Читали книги, слушали музыку. Часто уходили в лес. Мы как-то хорошо понимали природу, и она в ответ дарила нам чувство умиротворенности и счастья...
Я никогда не брала больше ставки и часто работала на неполной, потому что иначе, имея двоих детей, вряд ли смогла бы работать «от всей души» и постепенно потеряла бы радость труда. Разве могла бы, ночами сидя над сочинениями, радоваться им! Я всегда старалась брать те классы, в которых мне было интереснее работать, а не те, в которых больше часов на мой предмет и, значит, выше оплата. И мне было совершенно безразлично, что у меня только два платья, а туфли, чтобы не покупать новые, я чиню шестой год. Дочку тоже вполне устраивали школьная форма, одно платье и самые дешевые сапожки. О сыне и говорить нечего. Сшил сам себе рукавицы из старой детской шубки — и доволен. Когда мы получили квартиру, купили новые матрацы, поставили на ножки — и все были довольны (диван приобрели гораздо позже, для меня). Научились рационально вести хозяйство, на самую скромную сумму питаться здорово и вкусно.
И поскольку жили скромно, то и за сохранность имущества беспокоиться не приходилось. Как-то дочка ушла, забыв взять ключ. Сына тоже не было. Мне нужно было уйти. И еще нужно было, чтобы дочка сходила в магазин. Соседей дома не оказалось. Я оставила квартиру незапертой и сунула в дверь записку: «Лена, дверь не заперта, деньги в столе. Купи молока и хлеба». Это «дверь не заперта, деньги в столе» стало семейным анекдотом. Но, в сущности, ничего тут такого особенного мы не видели. Я сказала детям: «Ну,во-первых, слишком мало вероятно, чтобы какой-нибудь вор очутился именно у дверей нашей квартиры и именно тогда, когда никого не было. А во-вторых, денег в доме, как вы знаете, всего трешка. (Было это накануне получки). Ну какой же уважающий себя вор в самом деле соблазнится трешкой! Или он что, Женькины заплатанные брюки стащит?» Посмеялись...
А вообще-то мы и чемоданы, случалось, во время поездок оставляли без присмотра, если в камеру хранения была очередь, а хотелось взглянуть на город. И ничего, ни разу их не утащили. Может быть, отчасти и потому, что вид у них «не тот». Так что, рассуждали мы с детьми, и малый достаток имеет свои преимущества. Иногда я подрабатывала на поездки. Я не подарила детям ни дорогой шубки, ни импортной куртки — я подарила им сказку Таллина. Помню, как бродили мы по старому Таллину. ошеломленные... Сейчас сын и дочь, уже взрослые, говорят, что это — одно из самых ярких воспоминаний их детства. Дружили мы с людьми такого же склада. Помогали друг другу в трудные минуты. Когда с помощью чудесных, бескорыстных людей выходили из самых сложных ситуации, то весело распевали: «Не имеем ста рублей, но имеем сто друзей!..»
Правда, теперь, когда дети уже работают, перестали быть проблемой пара рукавиц или теплых чулок... Только теперь в новогоднюю ночь не я, а дочь рассказывает свои сказки в стихах. И обсуждаются не только мои, «рабочие», проблемы, но и дочкины. Сколько радости дает ей ее работа! Какой счастливой бывает она, когда видит: для «ее» детей (она ведет биологические кружки в Доме пионеров), как и для нее самой, близким знакомым стал каждый кустик в лесу, куда кружковцы отправляются в каникулы на «полевую практику». А значит, достигнуто главное:дети учатся любить и беречь природу.
И не важно, что зарплата скромна (ведь сама выбирала дело по душе, а не по зарплате): к миру вещей Лена по - прежнему равнодушна. Для сына писать стихи — его страсть, его призвание. Работает он подсобным рабочим. Женился сын тоже «непрактично», но по любви и очень счастливо. Когда надо, сам моет посуду, варит суп и ребенка нянчит наравне с женой. (Антошке 10 месяцев). Отец он внимательный и нежный. На меня сын с невесткой забот о малыше отнюдь не перекладывают и вообще собираются жить отдельно, самостоятельно. «Как тепло и дружно мы живем!» — любит повторять дочь. Да, все это так. Но... есть и другая сторона. И я все чаше о ней задумываюсь.
Сын кормит Антошку. Первую ложку каши, как всегда, съедает сам.
— Зачем? — спрашиваю.
— Чтобы он не вырос жадиной.
— Ну, это, по-моему, у нас никому не грозит.
— А что такое, по-твоему, жадина?
Я удивляюсь вопросу и молчу. А сын объясняет:
— Вот человек дал сто рублей, кому было позарез нужно. Без отдачи. Знал, что тот не сможет отдать. Но каждый раз, когда у него нет денег, он об этом вспоминает. Не жалеет, что дал, а просто вспоминает. Ну, так он — потенциальный жадина, понимаешь?
И, конечно, отскакивают все мои слова о том, что это совсем не так. Мне становится как-то тревожно. И за внука, и за сына. Такой бескомпромиссный максимализм может привести и к душевной травме, и к житейской неустроенности. Есть у меня основания для такой тревоги? Да. Стихи стихами, но никакого другого дела по душе искать он не хочет. И есть в этом боль и неустроенность. «Ничего — кроме» — вот его романтический максимализм. Никаких «скидок» на реальность! А ему — 21.
Не хватает практичности, умения считаться с реальностью и дочери. Конечно, она умеет быть счастливой. Даже когда трудно. Но... Все подруги уже или замужем, или есть у них молодые люди. У нее нет. Почему? Ну, например, потому, что в отпуск она непременно отправляется в какую-нибудь глухую деревушку («Какие места необыкновенные!.. Красота и тишина!»), а не, допустим, на турбазу или в дом отдыха. А хотелось бы, чтобы она устремлялась не только туда, «где гнездятся синие птицы», но и туда, где обитают обыкновенные молодые люди.
Но и мое неумение принимать во внимание обычные житейские обстоятельства, считаться с ними часто вредило мне... В смысле личном, женском: я — одна. Ох, как это нелегко! Боль женского одиночества бывает настолько сильна, что опускаются руки. Ведь ни любимое дело, ни дети, ни друзья не могут все-таки заменить женщине Его. Так нужен рядом духовно созвучный человек, сочувствующий тому хорошему, что я еще могу вносить в жизнь. Человек, который был бы нравственной опорой... С тех пор как я разошлась с мужем, у меня не однажды была возможность, как это принято говорить, «устроить жизнь». И дети этого тоже хотели. Хотели, чтобы в семью вошел добрый, понимающий нас человек, с которым веселее и теплее было бы жить. Но... все то же, но! Все тот же романтический максимализм, та же отстраненность от реальности обстоятельств. О, если бы в молодости не «зацикливаться» на явно безнадежной ситуации! Ведь чувства тоже в Немалой мере зависят от нашего их осмысления. Ох уж эта поэтизация неразделенной любви! Как много вреда принесла она иным молодым людям! И если бы позже, в годы вполне зрелые, да и сейчас, когда уже за пятьдесят, всегда уметь понимать некоторые простые вещи...
Например, что ковер на стене и дюжина хрустальных рюмок в серванте еще не означают мещанства их обладателя. Словом, я — за коррективы на реальность. За то, чтобы, стремясь к идеалам, отстаивая их, не заслоняться от нее, считаться с нею. Понимать, как, каким образом можно поместить эти свои идеалы в нашу реальную жизнь, укоренить их в ней. Есть категория романтиков и есть категория «романтичек», которые, увидев, что действительность не соответствует их идеальным представлениям, начинают винить в своих неудачах людей и жизнь. Такие бывают нетерпимы к людям и несправедливы к жизни.
Но я — не за приземленность. Слишком дорого она обходится. Теряет себя человек, променявший любимое дело на более обеспеченное существование. Теряет душу женщина, живущая с нелюбимым мужем ради того, чтобы было «легче» жить или чтобы все было, «как у всех». Теряют духовно детей родители, пекущиеся преимущественно о материальном комфорте семьи.
Иные знакомые (не друзья, конечно, а именно знакомые), случается, называют меня женщиной «не от мира сего». Но ведь «сей мир» многообразен и многосторонен! Он включает в себя и ту составную часть «идеализма», без которой он просто не мог бы существовать. Нет, я от «мира сего», этого нашего нелегкого, но прекрасного мира, в котором есть место и высоким стремлениям, и великому бескорыстию и синим птицам нашей мечты.
И. ФРОЛОВА.