Бабушка рассказывала эту историю каждую зиму, когда мы лепили снеговиков во дворе. Я кивал, но не особо верил. Думал, старые люди любят приукрасить. Потом нашёл её дневник на чердаке, между стопками пожелтевших газет. Открыл наугад. Прочитал три страницы и понял — она не приукрашивала. Скорее наоборот.
- Семён и его идея
Январь 1943-го, под Ржевом. Морозы за тридцать, снега по колено. Немцы окопались в деревне Красный Бор, наши в лесу в паре километров. Между позициями поле. Чистое, белое, простреливается насквозь. Днём туда никто не совался.
В роте служил Семён Кривцов. До войны в цирке работал, у фокусника подсобным. Парень незаметный, но с головой у него получше, чем у многих. Подошёл как-то утром к капитану Волкову.
«Товарищ капитан, давайте снеговиков налепим».
Волков сначала посмотрел на него как на идиота. Семён начал объяснять. Немцы каждое утро смотрят в бинокли, проверяют поле. Любое изменение их дёргает. А если там появятся снеговики, они полдня будут соображать — это что вообще такое.
«Пока соображают, нервы сами себе потреплют».
Волков почесал затылок. Кивнул. Попробовать можно было.
- Первые снеговики
Ночью Семён с пятью бойцами выползли на поле. Минус тридцать, звёзды яркие, луны нет. Работали быстро. За два часа слепили семь штук. Обычные такие снеговики, с вёдрами на головах и метлами из веток. Вёдра притащили из сожжённой деревни.
Утром немцы их заметили.
Бабушка дежурила на наблюдательном пункте, смотрела в стереотрубу. Пишет — у немцев началась беготня. Офицеры с биноклями бегают, тыкают пальцами, орут что-то. Несколько раз стреляли по снеговикам из винтовок. Одному голову снесли. Остальные стоят.
К обеду вроде успокоились. Наши в окопах посмеивались. Семён молчал, только улыбался чуть.
А следующей ночью началось интересное.
- Снеговики переехали
Семён снова выполз с группой. На этот раз не лепили новых. Передвинули старых. Каждого метров на десять-пятнадцать ближе к немцам. Одного положили набок. Двум головы поменяли. У третьего вместо метлы палку с тряпкой воткнули.
Утром немцы обалдели.
Бабушка пишет — офицер стоял с биноклями минут двадцать. Опускал, тёр глаза, снова смотрел. Потом орал на солдат. Те ему что-то доказывали, показывали на карту. Вчера ведь в других местах стояли, точно в других.
К полудню к ним пришёл какой-то штатский в длинном пальто. Бабушка думала, что врач или кто-то вроде. Ходил между солдатами, разговаривал, на снеговиков показывал. Успокаивал, наверное.
Семён уже чуял, что попал в нерв.
- Дальше больше
Две недели творилось непонятное. Каждую ночь снеговиков становилось то больше, то меньше. Перемещались, позы меняли, в новых местах вылезали. Семён однажды крохотного слепил и поставил в пятидесяти метрах от немецкого окопа. Немцы его только к вечеру увидели. Расстреляли к чёрту, но уже поздно было — нервы сдали.
Через неделю немцы днём из окопов вообще перестали вылезать. Смотрели на поле как на минное. Стреляли по каждому новому снеговику сразу. Но их всё равно прибавлялось.
Семён к делу весь взвод подключил. Ребята с азартом лепили. Всё лучше, чем просто мёрзнуть и ждать.
На десятый день Семён придумал финт. Взял в медсанбате пару старых шинелей, набил соломой, надел на снеговиков. Получились фигуры, похожие на людей, если не приглядываться. Ночью расставили по полю. Утром немцы по ним из пулемётов строчили минут сорок. Когда затихло, наши в окопах давились от смеха. Несколько тысяч патронов по соломе и снегу.
- Что-то пошло не так
Бабушка дежурила на посту ночью 24 января. Луна полная, морозно, тихо. И видит — немецкий солдат вылез из окопа. Идёт к ближайшему снеговику. Просто подошёл, постоял, развернулся, пошёл обратно. Наши не стреляли. Решили не трогать.
Бабушка написала — шёл он как пьяный. Медленно так, покачиваясь. Ей стало его жалко. Поняла она тогда, что Семён со снеговиками своими этого человека сломал. Воевать с врагом, который стреляет, это одно. А со снеговиками, которые по ночам двигаются и на пули не реагируют, другое.
Немцы начали болеть. Не от ранений. От нервов. Разведчики доносили — в немецком госпитале солдаты с головой маются. В караул выходить отказываются. Слышат ночью, что кто-то по снегу ходит между снеговиками.
Один пленный потом рассказывал — их командир приказал забить бойницы досками, оставить только узкие щели. На поле вообще не смотреть. Но всё равно смотрели. Не могли не смотреть.
- Финал
Начало февраля. Немецкое командование выслало днём разведгруппу под миномётным огнём. Восемь человек выскочили, добежали до снеговиков. Наши не трогали. Приказ был не стрелять.
Немцы ломали снеговиков, пинали, швыряли снег. Минут пятнадцать работали. Снесли всё, что нашли. Побежали обратно. Наши снова молчали.
Ночью Семён с бойцами вылез. Слепили новых. Вдвое больше, чем было. Поставили метрах в трёхстах от немецких окопов.
Утром немцы это увидели.
Через два дня они ушли из деревни. Просто собрались и отступили. Без боя, без приказа. Командование пыталось остановить, но рота отказалась оставаться. Наши заняли Красный Бор вообще без выстрела.
В немецких окопах потом нашли странное. На стенах блиндажей кто-то нацарапал снеговиков. Кто-то написал по-немецки «Они живые». В одном окопе валялась детская книжка, открытая на странице со снеговиком. Кто-то обвёл картинку и написал «Nicht schießen».
Не стреляйте.
- После
Семён получил медаль «За отвагу». В документах написали про захват деревни малой кровью благодаря грамотной операции. Про снеговиков ничего. Несерьёзно для бумаги.
Но история разошлась. Под Великими Луками партизаны начали лепить снеговиков на дорогах. Где-то слепили трёхметрового гиганта прямо на перекрёстке. Немцы три дня из противотанковой пушки его расстреливали.
К весне у немцев на фронте примета появилась. Видишь снеговика — жди беды. Скоро наступление или партизаны нападут. Разведка пыталась понять систему — какие снеговики что означают, есть ли код. Таблицы составляли, зарисовки делали. Но системы не было. Потому что не существовало никакой системы. Просто фронтовики воевали подручными средствами.
Семён войну пережил. Вернулся в цирк, снова фокусы показывал. У него номер был с исчезновениями предметов. Дети визжали, взрослые головами качали.
Бабушка с ним переписывалась долго. В одном письме он написал ей — все думают, война это танки и пушки, но война это ещё головы, чья крепче, тот и выиграет, немцы были сильнее технически, но мы оказались хитрее, снеговики были зеркалом, немцы в нём увидели свой собственный страх, поняли, что зашли слишком далеко на восток, раз даже снеговики здесь против них.
Письмо без знаков препинания. Семён так и писал всегда. Сплошным потоком.
Каждую зиму леплю снеговика. Ставлю так, чтобы из окна было видно. Иногда ночью встаю, смотрю на него. Думаю про Семёна, про бабушку, про тех немецких солдат.
Про то, как легко сломать человека. И как много значит обычная смекалка.
Снеговик стоит на месте. Пока стоит.
История правдива настолько, насколько правдива любая фронтовая история. Документов нет, свидетелей почти не осталось. Дневник бабушки, пара писем, воспоминания. Верить не верить — решайте сами.
Но зимой 1943-го немцы точно чего-то боялись.