– Вика, да ты просто ангел во плоти, ей-богу! – вещала Маринка, вальяжно расположившись на моем диване с бокалом багряного вина. – Жаль тебе всех, вот и ведут себя как на шее у тебя! Скажи, положа руку на сердце, когда этот твой Валентин хоть раз тарелку за собой помыл? А ты гнёшь спину, как каторжная!
– Мариш, ну он же художник, – пролепетала я, тщетно пытаясь оправдать мужа, и сама чувствовала, как жалко звучат мои слова. – У него сейчас период вдохновения, он к выставке готовится.
– Вдохновения? Да он в этом вдохновении уже третий год купается! – фыркнула Марина. – Знаешь, что я тебе скажу? Да твой Валентин просто…
Закончить свою тираду она не успела – в дверь раздался звонок. Я бросила взгляд на часы: стрелки показывали половину десятого.
"Наверное, Валентин опять ключи забыл, – пронеслось в голове. – Или потерял в очередной раз. Или оставил в студии, за которую я второй год плачу из своего кармана."
Я распахнула дверь, заранее готовясь к потоку виноватых извинений. Но на пороге стоял не мой вечно перепачканный краской гений, а моя мама. А за её спиной… женщина, с которой я не виделась лет пятнадцать.
– Виктория, глянь, кого я встретила! – мама искрилась радостью. – Женечка! Помнишь? Вы же за одной партой сидели!
Женя? Неужели эта серая мышка из школьных коридоров – Женя Архипова? Признаться, мы никогда не были близки. Она всегда держалась особняком, словно тень, кутаясь в бесформенные свитера и джинсы, казавшиеся ровесниками динозавров. И вот, она стоит на моем пороге, живое воплощение ускользнувших лет.
На ней была невзрачная курточка, из тех, что томятся на вешалках в ожидании распродаж, но опрятная. Волосы, прежде распущенные, теперь смиренно собраны в хвостик. И во всем облике – какая-то надломленность, в глазах застыла усталая безнадежность.
– Вика, привет, – Женя выдавила неловкую улыбку. – Прости за поздний визит, но твоя мама настояла…
– Да проходи же! – я распахнула дверь шире. – Мариш, знакомься, это моя одноклассница Женя. Женя, это Марина, моя подруга.
Следующий час превратился в мучительное откровение. Жизнь Жени звучала как похоронный марш: развод, потеря работы, унылая комната в коммуналке. А я сидела в своей просторной квартире, купленной три года назад после головокружительной сделки, и чувствовала себя неловко.
– Уже три месяца обиваю пороги в поисках хоть какой-нибудь работы, – говорила Женя, нервно сминая край застиранной футболки. – В сорок два года, оказывается, я никому не нужна. Предпочитают молодых, а я, видите ли, "не подхожу по возрасту". Простите, я не жалуюсь.
И тут меня словно молнией пронзило. Марина как раз твердила, что я загоняю себя и мне нужна помощь по хозяйству. А Валентин… Ну, Валентин точно возликует, если кто-то заменит мои полуфабрикаты нормальной едой.
– Жень, а ты не хочешь мне помогать? – выпалила я. – По дому. Готовить, убирать… Я заплачу хорошо, честное слово! Пятьдесят тысяч в месяц, можешь приходить три раза в неделю, в удобное для тебя время.
Женя застыла, словно пораженная невидимой молнией. На мгновение она потеряла дар речи, а затем глаза наполнились влагой.
— Ты… Ты серьезно? Вика, я… Я даже не знаю, что сказать…
— Просто скажи «да», — просияла я. — Мне действительно нужна помощь, а ты как раз ищешь работу. Давай поможем друг другу!
И тут Женя разрыдалась. Мама, встревоженная, бросилась ее обнимать, Марина поспешила налить воды. А я, довольная, сидела и тихо ликовала, считая себя чуть ли не спасительницей мира. Помогла человеку, старой знакомой, вытащила из нужды. Знала бы я тогда, в какую бездну обернется моя «доброта»…
Первые две недели были словно сотканы из шелка и солнечного света. Я возвращалась с работы в дом, искрящийся чистотой. В холодильнике, словно по волшебству, появлялись ароматные блюда, гора белья превращалась в идеально выглаженные стопки. Валентин был в неописуемом восторге.
— Слушай, твоя Женя — просто клад! — восхищенно говорил он, уплетая наваристый борщ. — Она даже в моей студии навела порядок! Теперь я все нахожу!
Я искренне радовалась, наслаждаясь плодами своей мнимой добродетели. Женя приходила по понедельникам, средам и пятницам, тихая, незаметная, словно тень. Выполняла свою работу безукоризненно и исчезала. Иногда наши пути пересекались, она рассказывала о сыне-студенте, я — о сложностях очередного проекта.
А потом в безупречный механизм стали закрадываться песчинки.
Сначала исчезла моя любимая шелковая блузка цвета морской волны. Я перерыла весь гардероб, заглянула во все углы, но поиски оказались тщетными. А через пару дней я обнаружила ее скомканной в корзине для грязного белья, покрытой разводами, подозрительно напоминающими следы отбеливателя.
— Жень, ты случайно не видела мою голубую блузку? — осторожно спросила я при следующей встрече.
— Ой, Вика, прости! — она виновато опустила глаза. — Я хотела отбелить пятнышко, думала, поможет… Я обязательно куплю тебе новую!
— Да ладно, не стоит, — небрежно отмахнулась я, хотя злосчастная блузка стоила целое состояние.
Через неделю на кухне разбилась моя любимая чашка, подарок от самой ценной клиентки. А еще через две бесследно исчезли серьги с изумрудами, подаренные Валентином на годовщину свадьбы. Правда, вскоре они нашлись под диваном, но одна оказалась сломана.
Но апогеем стала сцена, разыгравшаяся в четверг. Я неожиданно вернулась домой раньше из-за отмененной встречи и застала Женю в нашей спальне. Она стояла у комода, в руках ее была наша свадебная фотография.
— Ой, Вика! — Женя испуганно вздрогнула. — Я просто пыль вытирала…
— Конечно, — натянуто улыбнулась я, хотя неприятный холодок заполз под кожу.
А на следующий день я обнаружила, что по фотографии прошлись чем-то разъедающим. Лицо Валентина осталось нетронутым, сияющим, а вот мое изображение расплылось, словно его окатили струей кислоты, превратив в бесформенное пятно.
– Валь, посмотри, что с фотографией, – я протянула ему испорченный снимок во время ужина.
Он лишь пренебрежительно пожал плечами:
– Наверное, кто-то что-то пролил. Пустяки, у нас есть электронная копия.
Но для меня это было далеко не пустяком. Тревога закрадывалась в душу, особенно когда я стала замечать, как Валентин меняется. Раздражительный, словно тень задумчивости легла на его лицо. На мои вопросы отвечал колко. Вечерами он буквально жил в телефоне, а стоило мне подойти, как экран мгновенно гас.
В ту пятницу утром мир окончательно померк. Валентин умчался в студию, забыв закрыть ноутбук. На экране, словно зловещее предзнаменование, красовалась вкладка: «Как правильно оформить развод: пошаговая инструкция».
Я рухнула на пол прямо там, возле журнального столика. В голове гудело, словно в улье. Развод? Валентин хочет развода? За что? Разве я не делаю все ради него, ради нашей семьи?
Весь день провела в каком-то оцепенении. На работе не могла сосредоточиться, клиенты казались невыносимо назойливыми, а в голове, как заезженная пластинка, крутился один и тот же вопрос: почему? Что я сделала не так?
Вечером я решилась. Села напротив Валентина, чувствуя, как внутри все сжимается от страха, и произнесла:
– Нам нужно поговорить.
Он поднял на меня виноватые глаза, избегая моего взгляда.
– Вика, я сам хотел сказать…
– Ты хочешь развода? – слова вырвались из меня, словно выпущенные из клетки птицы.
Валентин устало потер лицо руками и, наконец, выдавил:
– Я люблю другую.
Земля ушла из-под ног. Я физически ощутила, как лечу в бездну, не находя ни одной точки опоры.
– Кого? – мой голос прозвучал на удивление ровно.
– Женю.
Я вдруг рассмеялась. Искренне, от души, потому что это прозвучало настолько нелепо, что другой реакции просто не могло быть.
– Женю? Мою домработницу Женю? Ты серьезно?
– Она не просто домработница! – взорвался Валентин. – Она понимает меня! Она верит в мое искусство! С ней я чувствую себя настоящим!
– А со мной – ненастоящим? – я все еще отказывалась верить в происходящее.
– С тобой я чувствую себя приживалом! – выкрикнул он. – Ты вечно попрекаешь меня деньгами!
– Я? Попрекаю? – теперь и во мне вспыхнула ярость. – Да я ни разу за три года тебе слова не сказала про деньги!
– Не словами! Взглядом! Всем своим видом! – кричал Валентин. – Ты содержишь меня, платишь за студию, покупаешь мне материалы!
– Так это же правда! – я беспомощно развела руками.
– Вот! – Валентин торжественно поднял палец вверх. – Вот оно! А Женя видит во мне мужчину, а не неудачника!
Я замолчала, оглушенная его словами. Что тут скажешь? Что эта самая Женя живет в коммуналке и благодарна любой работе за пятьдесят тысяч? Что она плакала от счастья, когда я предложила ей убирать мой дом?
— И что дальше? — спросила я, и в голосе плескалась лишь усталая безнадежность.
— Я хочу, чтобы ты съехала, — слова Валентина упали в тишину комнаты, как камни. Он буравил взглядом пол, избегая моего лица. — Мы с Женей хотим быть вместе. Здесь.
И тут меня прорвало. Истерический смех вырвался наружу, сотрясая все вокруг.
— Я должна съехать? Из моей квартиры? Ты хоть понимаешь, что несешь?
— Я имею право на половину! — прохрипел Валентин, все еще не поднимая глаз. — Мы в браке, это совместно нажитое имущество.
— Валентин, — я оборвала его, и смех мгновенно испарился, словно его и не было. — Дорогой мой. Я купила эту квартиру до брака. Она оформлена на меня. Как и машина. Как и дача. Единственное, чем ты владеешь — это студия, за которую, к твоему сведению, тоже плачу я.
Кровь отхлынула от его лица, оставив лишь серую маску.
— Но… адвокат сказал…
— Какой адвокат? — я прищурилась, словно рассматривая под микроскопом какое-то насекомое.
Тишина сгустилась, давила. Валентин напоминал партизана, выдавшего секрет на допросе. Больше он не произнес ни слова.
В понедельник, пока Валентин предавался сну в нашей постели, я устроилась на кухне, как охотник в засаде, и стала ждать Женю. Ровно в десять утра раздался звонок.
— Вика, это я! — пропел жизнерадостный голос Жени. — Открой, у меня руки заняты!
Я распахнула дверь. На пороге стояла Женя, нагруженная пакетами доверху, румяная от мороза и расплывающаяся в лучезарной улыбке.
— Привет! Я на рынок забежала, там такие помидоры хорошие были! Валентин обожает.
— Входи, — я отступила в сторону, пропуская ее в дом.
Она, словно хозяйка, прошествовала на кухню, принялась выгружать продукты на стол, без умолку щебеча о ценах, о зимней погоде, о том, что пора бы уже окна помыть.
— Жень, — перебила я ее, — присядь.
Она замерла, как подстреленная птица. В глазах промелькнула тень тревоги.
— Вика, я не понимаю…
— Ты прекрасно знаешь, о чем я хочу поговорить, — отрезала я, усаживаясь напротив. — Так что давай без этого дешевого театра.
Маска кротости и невинности слетела мгновенно. Передо мной сидела уже не тихая, забитая жизнью женщина, а хищница, готовая вцепиться в глотку.
— Ну и что? — она откинулась на спинку стула, вызывающе глядя мне в глаза. — Он меня любит. По-настоящему.
— Возможно, — спокойно ответила я. — Но есть один нюанс.
— Какой?
— Он — жалкий художник, Жень. И всё, на что ты так страстно облизывалась, — моё. Квартира, машина, счёт в банке — всё до последнего цента. И ты прекрасно это знала, когда исподтишка гадила мне, когда висла на нем, словно дешёвая бижутерия. Мечтала о моем троне, да?
Женя молчала, только в уголках её губ плясала злобная усмешка.
— А ты думала, я вечно буду пресмыкаться перед тобой за эти гроши? Смотреть, как ты купаешься в роскоши?
— Пятьдесят тысяч — это не гроши, — отрезала я. — И тебя никто не держал. Ты же боготворила меня, помнится.
— От унижения! — взвизгнула она. — Ты меня унижала! Предложила мыть твои полы, словно… Словно я кухарка, а не человек!
— Я предложила тебе работу, когда ты была на дне! — напомнила я, чувствуя, как закипает кровь.
— Нет, ты выставила свое превосходство! Ты наслаждалась этим! — завопила Женя.
Я резко встала, борясь с дрожью в коленях.
— Знаешь что, Жень? Подавись им. Забирай своего Валентина. Снимайте конуру на окраине, живите на твою мизерную зарплату! Ах да, у тебя же её теперь нет. Ну, будете питаться его гениальными полотнами, которые, правда, никому не нужны. Посмотрим, как долго протянет ваша великая любовь в нищете.
Из спальни, словно тень, выплыл Валентин. Видимо, заслушался нашим концертом.
— Собирай вещи, — голос мой звучал холодно и отстранённо. Я даже не удостоила его взглядом. — У тебя два часа. И ключи оставь на столе.
— Но… куда я пойду? — Валентин, заспанный и растерянный, оглядывался по сторонам.
— Прямиком в Женину коммуналку, — сухо ответила я. — Или в свою мастерскую. Точнее, в бывшую твою мастерскую. С завтрашнего дня договор аренды расторгнут.
— Ты не можешь! — пролепетал Валентин, словно очнувшись от кошмара.
— Могу, — отрезала я, чувствуя, как сквозь ярость пробивается ледяное спокойствие. — Договор на мое имя.
Я прошла в гостиную и опустилась на диван. Руки дрожали, но внутри нарастала вязкая, обволакивающая пустота.
Они ушли через час. На прощание Валентин, презрительно скривив губы, бросил:
— Ты бездушная. Поэтому я и полюбил Женю.
— Удачи в коммуналке, — ответила я, захлопывая дверь, словно обрывая нить.
Прошло три месяца. Звонит бывший, скулит, просит простить – бес попутал. Даже не знаю, что ему ответить…